На афганской границе - Артём Март
Хотелось мне его спровоцировать, что б вспылил, полез в драку и отхватил. С него спрос будет больше чем с меня, простого солдата. Особенно перед переводом на хлебное место. И он об этом знает, вот и опасается, держит своих на коротком поводке.
Ох, и предъявят ему деды потом за это. За то, что вот так, перед простыми «запахами» лицо потерял. Но видать, Бодрых было гораздо важнее, что о нем офицеры знать будут, чем мнение его сослуживцев. Еще бы. Месяц тут остался. А может, была и другая причина.
Если щас будет драка, я был больше чем уверен, что Бодрых больше не увижу в отряде. Однако хитрый черт и сам это прекрасно понимал. Вот и не быковал лишний раз.
— Тихо, мужики. Не горячитесь, — побледнев лицом, сказал Бодрых.
— Не, ну ты слышал, Гриша, че он говорит? — Кивнул на меня один из стариков.
— Будь другом, Мих уймись. Успеешь еще, если надо будет, — пробурчал Бодрых.
Старослужащий с кислым лицом отступил. Второй заявил Васе:
— Че бугай, ты как, громко падаешь? Мож проверим?
Вася ничего ему не ответил. Он только наградил старика тяжелым взглядом и помял крупный кулак.
— Я так понимаю, меняться ты не соглашаешься, — мрачно сказал Бодрых.
— Верно понимаешь.
— Ну, видит бог, я думал с тобой по-хорошему, — выдохнул сержант. — Лады. Пошли, мужики.
Сержант повел обоих старослужащих прочь. Последний, выходя обернулся и, презрительно глянув на меня бросил:
— Ну все, вешайся!
— Попробуй повесь.
— Ты че, мля? — Кинулся он в комнату, и сержант его остановил.
— Миха-Миха. Тихо. Пошли.
Когда троица исчезла в коридоре, оттуда послышалась тихая ругань. Солдаты предъявляли сержанту за нерешительность. Не прошел фортель сержанта. Он думал, мы с Васей тут же струсим и пойдем у него на поводу. А тут такая засада.
— Я уж думал, сейчас будем им морды бить, — Вася вернулся на свой табурет. Поднял и отряхнул китель.
— Нет, — холодно ответил я. — У этого кишка тонка. Хочет в отряде дослужить свой месяц без залетов. Что б на хорошем счету остаться.
В бытность мою офицером попадалось мне, по большей части две породы сержантов. Первые — крепкие сильные парни. Волевые. Видно, что старше остальных солдат. Видно, что, если надо, могут заставить, что б их слушались.
Таких я всегда подмечал еще среди призывников. Помогал им продвинуться по службе, рекомендовал в сержантские школы. Обычно такие ребята становились надежными младшими командирами. Опорой для офицеров и авторитетом для солдат.
Вторая же порода пожиже. Этим дай только покомандовать, самоутвердиться за счет солдат. Странно, но когда мне попадались сержанты второго вида, были они всегда мелкие и щуплые. За то горластые. Нередко пытались офицерам сапоги подлизывать, а иногда напротив, дерзить. Понятное дело, таких я не любил и считал бесполезными.
Хотя даже у них было два полезных качества. Первое — как правило, бегали они быстро. Три км за три минуты, блин. Ну а второе — если осколок попадет, такого сержанта проще было по полю боя, раненного тащить. Даже в полной выкладке. А че? Он щуплый, легкий. Много места не занимает.
Уж не понаслышке знаю. Сам однажды одного такого сержанта-мотострелка таскал. Помню, попало в него два осколка: один в бедро, другой на вылет оба полужопия пробил. Бедолага потом три месяца присесть нормально не мог.
В общем и целом, на этих двух качествах плюсы второй породы и кончались. В остальном оставались одни минусы. Вот я и старался от таких избавляться. Сразу в тыл.
После обшивки расслабиться нам не дали. Не успели мы с Васей вернуться в расположение, как услышали коронное «Застава, стройся!» От Умурзакова.
Прапор медленно пошел вдоль строя, осматривая пришитые призывниками погоны и петлицы, оценивая общий внешний вид. Человек тринадцать получили от него приказ перешить знаки различия по прибытии в учебный пункт.
— Да кого ж нам прислали, а? — Орал он недовольно, — из года в год, что не призыв, так все хуже и хуже! Не призывники, а стадо овец какое-то! Да и те, видать, если им иголки с нитками дать, к шкуре лучше погоны пришьют!
А меня Умурзаков досматривал долго. Я бы сказал, с пристрастием. Целую минуту.
— Что-то не так, товарищ прапорщик? — Сказал я, заглядывая в темные узбекские глазки Умурзакова.
Он не ответил сразу. Только сказал потом вполголоса:
— Молодец, боец. Неужели, из стада баранов нам хоть одного человека в этом году прислали?
Дальше нам приказали взять с собой вещмешки с личными вещами и рыльно-мыльным и всех вывели на плац, где уже ждали газики.
— Ну че, орлы? Поздравляю! — Ходил перед строем Умурзаков. — Щас все поедите в учебку! Ну ниче, вас там без пригляда не оставят! Командиры вас со всей полагающейся заботой примут!
Учебный пункт отряда находился в паре десятков километров от поселка Московский, вблизи какого-то маленького кишлака. Ехали мы, привычным делом, в кузове газона. Когда грузились, я видел, как в кабину садились два сержанта. Одним из них оказался Бодрых.
— Хоть бы покормили, — проговорил недовольно Мамаев, глядя вдаль, на горы. — Я с поезда ни крошки в рот не брал.
— Это да. Не мешало бы, — проворчал Вася Уткин.
Дима Ткачен молчал, радуясь, видать, что шум ветра в ушах заглушает урчание его живота.
Мне тоже хотелось есть, однако показывать этого я не спешил. Да и говорить на тему завтрака тоже. Чего народ лишний раз обнадеживать? Я прекрасно представлял, что церемониться с нами никто не собирается.
Учебный центр, что называется, представлял собой огражденную бетонным забором территорию с казармами. Были тут еще двухэтажное здание склада, тренировочный городок для физподготовки, а также имитирующий КСП пограничный городок для отработки навыков следопыта. Вдобавок на нем имелся скромный парк с учебной бронетехникой и автомобилями. Естественно, плац. В общем, учебный пункт, каких мне довелось немало повидать в моей прошлой жизни.
На плацу нас встретил старшина учпункта и два сержанта.
Когда газики заехали на территорию, Бодрых и второй сержант выпрыгнули из кабины нашей машины.
— Застава! На выход! Ну! Давайте, бараны! — Орал Бодрых, стуча кулаком по бортику нашего кузова, — всем выйти! Бегом!
Второй сержант тем временем выгонял остальных из задней, следующей за нами машины.
— Застава, стройся! — Крикнул старшина — невысокий
