Евгений Красницкий - Отрок. Богам — божье, людям — людское
— Молод еще на старших голос повышать! — Аристарх резко осадил своего жеребца, который вдруг нацелился цапнуть зубами Мишкиного Зверя. — А ты не балуй! Умные все стали, куда вас только девать таких?..
Злость требовала двигательной активности, и Мишка, повторяя цирковой номер, свесился со спины Зверя и подхватил с земли упавший шлем, но этого, видимо, оказалось недостаточно — поднявшись обратно в седло, он почувствовал прямо-таки непреодолимое желание, держа шлем за бармицу, огреть им Аристарха, как кистенем.
— Даже и в мыслях не держи, детеныш! — Староста как-то так повел плечами, что стало понятно: Мишка даже и замахнуться, как следует, не успеет. — Пока Корней здоров был, я у него три поединка из пяти выигрывал!
— Едрит твою…
Мишка, все-таки готов был рискнуть, даже слегка приподнялся на стременах пружиня ноги и отслеживая взглядом движения Аристарха. Вроде бы, сделал все правильно, но удар, все-таки проворонил.
— Опа!
Практически не пошевелившись верхней частью тела, ратнинский староста пнул ногой Мишкиного Зверя так, что тот шарахнулся в сторону, чуть не сбросив всадника, а сам Мишка снова уронил шлем на землю.
— Поднимай! — хлестнул командой Аристарх.
Матерясь сквозь зубы, Мишка снова нырнул к земле, а едва выпрямился, вздрогнул от щелчка кнута возле самого лица.
— Бросай и снова поднимай! — От второго щелчка шевельнулись волосы на макушке. Пришлось подчиниться.
Аристарх еще несколько раз заставил Мишку бросить и поднять шлем, и только заметив, что у того кровь прилила к голове и сбилось дыхание, прекратил «воспитательный процесс».
— Вот так-то вас, молодых, да борзых! А ты — ничего: в седле ловок и конягу правильно воспитал — стоит, как вкопанный и даже помогает телом.
— Все равно… — Мишка, чувствуя, как пылает от прилива крови лицо, старался выровнять дыхание — все равно, нельзя так! То Перун, то Христос… я-то стерплю, а у отроков ум за разум заходит…
— А ты объясни!
— Да что я им объясню, если сам не понимаю?
— Это от незнания, ничего страшного… — Аристарх вдруг уставился на Анну Павловну, вышедшую на крепостной двор в сопровождении стайки девиц. — Ну, вот, я же говорил: ехать придется.
— Куда ехать? — Только сейчас Мишка понял, что его «упражнения со шлемом» наблюдала куча народу и скрипнул зубами от стыда и досады.
«Блин, как последнего сопляка… у всех на глазах… Туробой драный…».
И снова Аристарх все понял без слов.
— Ничего, ничего! Не смущайся. Многие ли могут так, как ты, столько раз подряд в доспехе с седла до земли свеситься и обратно подняться? И у многих ли конь так выучен? Ты им сейчас показал, что до твоей стати еще учиться и учиться.
— Ага, под кнутом! — не удержался Мишка.
— А и под кнутом! — согласно кивнул Аристарх. — О почтении к старшим, тоже лишний раз напомнить полезно.
— Так куда ехать-то? — Мишка решил далее не развивать неприятную тему, тем более, что физическая нагрузка действительно погасила злость. — Ты сказал, что вот, теперь ехать придется…
— А ты сам-то, не видишь, что ли? Нет, ну куда это годится? — Аристарх досадливо шлепнул себя ладонью по бедру. — Я в крепости первый раз, и вижу, а ты здесь постоянно обретаешься, и как слепой! На матушку-то свою внимательно посмотри! Ну? Ничего не замечаешь?
— А что замечать-то? — Мишка недоуменно пожал плечами. — Обычное дело: девки на занятия идут… одеты для верховой езды, направляются к собачьим клеткам, значит, где-то там их Прошка ждет, и будут учить щенков бегать рядом с конем хозяйки и выполнять разные команды, но так, чтобы под копыта не попасть…
— И все?
— Вроде бы… А! Савва рядом с матерью тащится, значит, Красава куда-то… да не куда-то, она наверняка к бабке побежала про казнь рассказывать!
— Вот, значит, и нам с тобой тоже туда съездить надлежит, а то бабы совсем страх потеряли, пора мозги вправлять. — Видимо, заметив Мишкино удивление, Аристарх счел нужным пояснить: — Чем дольше нет войны, тем больше мир становится бабьим. У них, ведь, норов какой? Тихо, да незаметно, но все по-своему поворачивать, и только тогда, когда железо звенеть начинает… м-да, сам понимаешь. Так что, время от времени войну дома устраивать надо — бабьему племени укорот давать, не то вовсе на шею сядут и ножки свесят.
Вот и нынче… тебе-то, по молодости лет, может и незаметно, а задумайся-ка. Нинея в воинское обучение встревает? Хоть и неявно, но встревает! Настена, как-то по-своему жизнь в Ратном повернуть норовит? Норовит… нет, я не говорю, что во вред, от Настены Ратному польза великая, но ведь по-своему, по бабьи все поворачивает! Да и Анюта… матушка твоя, тоже… чуть ли не святая покровительница Воинской школы, и, того и гляди, сама в это уверует, да повелевать возьмется… ты-то, ведь не управишься с ней, одна надежда на Алексея… впрочем, об этом с самим Алексеем и поговорим. А вдобавок к этому всему и еще одна болячка вылезла — Листвяна… боярыня, едрен дрищ, что б ее… — Аристарх в сердцах сплюнул. — Когда ни когда, а дед тебя женит, вот тогда-то и поймешь бабью повадку — жена десятника, почему-то, воображает, что и она знает, как с десятком надобно управляться, жена сотника — с сотней, княгиня… ну, не знаю — не видал, но думаю, что и княгини мужьям потихоньку плешь протирают насчет того, как вернее дружиной править. А если не жена, то мать, а если не мать, то теща… а это и вовсе мрак и ужас. Помню, Аграфена Кирюхина с чего-то на Луку Говоруна взъелась, так… гм, ладно. Нынче Нинею вразумлять будем. Ты, если что, меня прикрыть сможешь, как отца Михаила тогда прикрыл?
— Не знаю… — Внезапный переход от темы бабьих происков к проблеме боевой магии несколько сбил Мишку с толку. — Смогу, наверно, да только не понадобится, скорее всего, ну, не захочет же Нинея с ратнинской сотней ссориться?
— Не захочет-то не захочет, а ты, все же, поглядывай… мало ли что. А сейчас вели опоясанным отрокам переправляться на тот берег, с собой их возьмем.
— Неладно выйти может, батюшка Туробой! Первым десятком Роська командует, а он так в христианство впал… даже прозвище «Святоша» заработал. Ты же, как я понимаю, с Нинеей от Перунова братства говорить собираешься? Если так, то Роське там делать нечего… и еще одно, тоже важное: Роську Нинея однажды уже завораживала — заставляла детство раннее вспомнить, имя свое, родителей. Он Нинее легко поддаться может.
— Вот как? — Аристарх нахмурился. — Чего ж Кирюха-то меня не предупредил? Или ты ему не рассказывал?
— Рассказывал, запамятовал, наверно. Только это еще не все! Как же, все-таки с христианским воспитанием отроков быть? Ну нельзя же так им умы смущать! Плохо кончиться может.
— Да? — Аристарх издевательски ухмыльнулся. — И сильно у тебя ум смущен оттого, что ты промеж Нинеей, Настеной и попом нашим болтаешься? Или ласковое теляти трех маток сосет?
— Я — другое дело… — начал было Мишка и осекся.
— Это какое же другое?
«Во, влип, блин! Не объяснять же ему… Господи, взрослые люди, а как дети малые, в сказки верят и всякой херней маются. Нет, лучшая оборона — нападение: сам такой!».
— Я верю в то, что Настена говорит: ОНИ там — Мишка указал пальцем на небо — как-то между собой разбираются, а до наших мелких дрязг ИМ дела нет! Это, по-моему, верно. А вот то, как ты, нас в Перуново братство посвящаешь, и тут же, как давеча Юльку, в христианском благочестии наставляешь, уж не сочти за дерзость, непонятно и неправильно!
— Угу… — Аристарх, кажется, не только не обиделся, но даже развеселился. — И думаешь, что уел старика? Нет, парень, мало ты еще знаешь, вернее сказать, знаешь только то, что и другие знают, а для сотника младшей дружины этого маловато, тем более, для Окормли, коему я свои дела передать собираюсь. Так что, давай-ка, командуй, чтобы твои опричники, но без Роськи, перебирались на тот берег, да вели еще, чтобы посох волхва из Отишия с собой прихватили… смогут без тебя его найти?
— Роська знает, где он лежит.
— Вот пусть и отдаст его… кто там за старшего будет?
— Урядник Степан.
— Вот ему пусть и отдаст, а мы, пока они собираются, на том берегу переговорим.
Отъехав немного от перевезшего их на другой берег Пивени парома, Аристарх указал большим пальцем руки себе за спину и спросил:
— Видал? Лодки в разгоне, так они ради сопливой девчонки паром не поленились гонять! И даже разрешения не спросили, ни у тебя, ни у дежурного урядника! Это дело? Ты себе представить можешь, чтобы в Ратном Настена могла хоть что-нибудь дежурному десятку приказать?
Мишка, вместо ответа, пристыжено молчал уставившись в пространство между ушей Зверя.
— Молчишь? Правильно молчишь! — прокомментировал Аристарх. — Нечего тебе ответить! Эти, которые у парома, Нинеины отроки?
— Нет, батюшка Туробой… — Мишка прокашлялся, потому что собственный голос показался ему до отвращения детским. — Четвертый десяток, из куньевских ребят, урядник Климентий назначен во время похода за болото вместо Демьяна.
