Шумилин Ильич - Ванька-ротный
– Передай по цепи, чтоб следили за дозором, команды не будет, если появятся немцы. Так прошел день. Дозорные сменялись через каждые два часа. К вечеру, когда стало темнеть, на тропе появились немцы. Их было четверо. Один тащил пулемет. Еще у одного руки были заняты коробками с лентами и двое шагали с винтовками, закинутыми на плече. (Руки они держали в карманах. Всех четверых мы забрали без писка. Двух я отдал дивизионной разведке и двоих я оставил себе. Добыча была разделена по-братски и поровну. Мало ли как там дело дальше пойдет? Дивизионные потом скажут, что они взяли[всех. А полковые в этом деле, мол, участия не принимали. Потом доказывай, что ты не верблюд. А тут получай свою долю и отваливай. Это ваши, а это наши! Их еще довести до штаба нужно. Когда мы вернулись из поиска и сдали своих немцев в разведотделение дивизии, я получил выговор от Чернова, почему я не пошел на Щегловку не занял ее.)
– 4-
– В Щегловке, Чернов немцы сидят, а я не стрелковая рота, что бы на деревни в атаки ходить. Наше дело разведка. Получил языков и будь доволен.
– Откуда ты знаешь что немцы в Щегловке?
– А ты вызови Клепикова, переводчика штадива, пусть он спросит у пленных немцев кто в твоей Щегловке сидит. Тебе конечно хотелось бы, чтобы я (не только) Щегловку (, а и Витебск) взял. (Ну и аппетит у тебя! Ты случайно пули ртом не глотаешь? А то у меня был такой командир полка. Он знал только одно, что кричал на нас, что мы его идею загробили. У меня во взводе разведки осталось восемь человек. Твоими разведчиками я руководить не намерен. Я такой же штабной как и вы. Посылайте своих штабников на задачи. У вас в дивизионной роте разведки командиры взводов. Командир роты да и вас тут на каждый взвод по одному, если расставить то хватит. Что вы ко мне прилипли. Нашли эскимоса на котором в тундру ехать можно? Я приказ выполнил. Я пленных вам сдал и пошли вы подальше со своей лицемерной стратегией. Следующий язык не раньше чем через месяц. Нам положен отдых! Покедыва! Я пошел!) Командир полка на меня смотрел тоже косо. Ему нужны были успехи, решительные наши действия, отвоеванная территория. (Тогда он часть заслуг мог взять на себя). А за двух языков ему орденов не положено. (Ах так!- мысленно решил он. Вот это «Ах так» – я подсознательно уловил в его злых глазах, когда он меня вызвал. Собственно нам не о чем было говорить. Если бы даже он мне приказал пойти и с ходу взять Щегловку, я всё равно послал бы его подальше.
– Мы не штрафная рота! – сказал я ему -Разрешите идти?) И общем (из-за моего упрямого характера) у меня сложилась напряженная обстановка (и почти паршивые отношения). Они давили на меня и требовали своего. (А их каждый раз ставил на место, что мне было не положено ничего не делал.) Я мог, конечно, послать ребят под огонь. Не долго загнать всех в могилу ради прихоти полкового. В глухой обороне, на ком еще можно было ездить, как не на разведчиках. Командир полка мне дал понять, когда я сказал ему, что у меня в разведке всего восемь ребят (боевых штыков, способных к разведке). Вот когда ты останешься один, тогда с тебя не будет никакого спроса. Пока люди есть, они должны воевать! А ты их выгораживаешь (разными обоснованными способами). Мне нужны результаты! (Вот заставили тебя пойти на угол леса и получилось. А не заставили бы, языков не имел. Может ты вошел бы в Щегловку, а немец с перепугу и убежал. Ты должен ни спать ни день ни ночь. Все время лезть на немца. Может где и получится. Твои люди должны работать, а не отдыхать. Мне звонил Чернов и сказал, что ты собрался месяц бездельничать. Так вот! Завтра с вечера пойдете вперед. Пойди и передай приказ своим разведчикам. Я ушел и долго думал, к чему это приведет).
– 5-
16.01.1980
февраль 1944 г.
БондариКак-то утром, перед самым рассветом, когда бывает особенно (томно) зябко и холодно, когда выходишь на снег и в двух шагах ничего не видно, когда от голода и пустоты в животе внутри урчит, бурлит и мучительно сосет, когда подниматься с нар и тащиться на холод нет никакой охоты, из поисковой группы прибежал связной (по срочному делу). Меня растолкали и он сообщил: -На левом фланге из снежного окопа немцы прекратили стрельбу и перестали светить ракетами!
На левом фланге перед нашей обороной находился отдельный, небольшой немецкий окоп. Если верить связному, то там наступила тишина и обнажилась немецкая оборона.
Возможны разные варианты! – подумалось мне (поднимаясь с нар, подумал я.) Здесь под Витебском мы топчемся давно. (У немцев постоянно не хватает солдат. Может решили снять, видя что наши здесь не стреляют). Могла произойти перегруппировка частей, и немцы забыли про этот окоп. Могли отойти на новый рубеж, чтобы усилить свою оборону. Ловушки здесь я почему-то не видел. У немцев здесь постоянно не хватало солдат, хотя они цеплялись за каждый метр земли, за каждый бугор и господствующую позицию.
И так, ловушка здесь исключена. (У них хватает только ума, прикрыть солдатами свою оборону). Каждый отбитый нами окоп или рубеж давался нам с большими потерями. Что их заставило покинуть этот окоп? Почему они сняли с опушки леса два пулемета? Почему солдаты под покровом ночи снялись и ушли? Вопросов было много, а ответа я не находил. Первое, что я почувствовал, это была какая-то непонятная (и зловещая тревога) ситуация. Я лениво поднялся и не спеша одел маскхалат, толкнул Сергея в бок и велел ему собираться.
– Как там погода?
– Снег небольшой и ветер!
– Это хорошо! Успеем до рассвета?
Через некоторое время мы (наконец) вылезли из землянки. Кругом летела пурга (лежал свежий снег). Легкий ветерок подхватывал снежную пыль и она кружилась, впереди ничего не было видно. Я пропустил связного вперед, и мы с Сергеем пошли (следам, пробитым в снегу вслед за солдатом). Идти тяжело сыпучий снег ползет под ногами. Кругом снежное поле. Идешь, толчешь сыпучий снег и не знаешь, где точно находишься. Взглядом зацепиться не за что. Надеешься на солдата, который идет впереди. Он ищет свои следы, которые здесь оставил. Я смотрю ему в спину. Он идет уверенно (по едва заметным следам). Где-то вправо через снежную пыль пробивается свет взлетевшей ракеты. Слышаться короткие пулеметные очереди и глухие разрывы (ротных) мин. Там правее немец сидит на месте. Мы подходим к сугробу, где лежат наши разведчики. До снежной бровки окопа осталось метров сто. Ни стрельбы, ни ракет, вокруг полная тишина. Немцы окоп по- видимому оставили (удрали). У меня вначале были сомнения. Я решил сам проверить эту тишину. Но полежав с полчаса, я пришел к выводу, что нужно действовать, время тянуть дальше нельзя, скоро рассвет, а окоп еще нудно обследовать.
– Ну как Федя? У тебя сомнений нет?
Рязанцев пожал плечами и ничего не ответил. Мелкий снег подхваченный ветром лезет в глаза, щекочет под носом. В снежном сугробе лежать мягко и тепло. (Сейчас прикрыть бы лицо марлевой накидкой и поспать как следует, в сон клонит, лень тряхнуть головой). Смотрю на ребят, те лежат не шевелятся. Спят наверно, только не храпят. Разведчик где лег, там и уснул, если немец не стреляет (если нужно чего-то ждать). Капитан придет, подаст команду, ребята толкнут в бок, разбудят. Ребята спят чутко. Каждый шорох ловят во сне.
– Ну что пора? дышу я в лицо Рязанцеву и говорю ему шепотом.
– Давай посылай вперед троих. Дело тут верное! Пусть ползком подберутся к окопу (и проверят)!
Рязанцев знаками показывает кому идти. Трое уходят вперед, мы остаемся на месте. Сон со всех как рукой сняло. Все вытянули шеи, смотрят вперед, лежат и прислушиваться. Наступает ответственный момент. Все понимают, что кто-то должен первый туда пойти. Это мы только думаем, что там нет никого. Сейчас подползут метров на десять, встанут над бровкой и полоснет пулемет. Даст короткую очередь, и, считай, нет троих.
– 6-
Кто не ходил на немце в, тот не имеет понятия, (какие сомнения) что сейчас у людей. Идти на верную смерть, это не то, когда тебя шальная пуля заденет. " И это не то, когда ты сидишь в окопе и немец врастяжку одиночными из миномета бьет.(Тут ты наверху, в трех шагах от окопа, а он с пулеметом на мушке тебя ведет. Как ты думаешь? Возьмет и не стрельнет?) На войне у каждого своя передовая. Комбат клянется, что не вылезает с передовой. А сам сидит километра за два от передовой за спиной у солдат стрелковой роты. А о тех, кто сидит еще дальше, думаю, не стоит и говорить. Трое ушли вперед, чтобы остальные, лежащие за сугробом остались живыми. Трое пошли на смерть! Кто-то должен идти! Другого способа нет. Окоп нужно проверить. И так каждый день, всю войну, если случайно уцелеешь. За это наград не дают. Возможно были и другие причины почему немцы бросили этот окоп? – думаю я здесь на заболоченной опушке леса землянку вырыть нельзя. Подземные воды. Снежный окоп углубления в землю не имеет. Окоп насыпной, снежная бровка всего вырыта на полметра. Дно обледенело. Немцы не могут подолгу лежать в холодном снегу. Им подавай теплые землянки и укрытия. Им нужно топтаться на месте. А тут окоп по колен. Тут ни встать, ни шагнуть. (Нужно прыгать, ноги колотить, чтобы согреться). Это наш русский безответный, молчаливый и терпеливый солдат, лег на снег и может лежать в нем, не двигаясь, сутками. Лежит себе с боку на бок и только трет себе нос обледенелым от жидкости рукавом. Его можно не кормить по трое (четверо) суток. Дай только махорки и скажи, что подвоза нет. Я делаю глубокий вздох и медленно выпускаю воздух наружу. Я вижу впереди, на фоне снежного ската на нас во весь рост движется человек. Это один из трех, посланных в окоп для проверки. Я поворачиваюсь к Рязанцеву и показываю ему рукой. Он кивает голевой, что, мол вижу. Нам остается только встать и идти вперед. Путь открыт! Немцы окоп покинули! Я киваю Рязанцеву головой. У него на этот счет своя привычка. Он молча встает и делает шаг вперед. Ребята тут же поднимаются и следуют за ним, они знают в чем дело. В группе прикрытия пять человек. Эти – пять самые опытные и старые во взводе разведчики. Мы их не пускаем по всякому поводу вперед. Мы их придерживаем и бережем. Они можно сказать, о снова и костяк взвода разведки. Они ходят по очереди в захват группы и натаскивают молодых. На них держится вся наша опасная и тяжелая работа. Они ходят на дело, когда все разведано и подготовлено, когда нужна особая выдержка нечеловеческое напряжение, когда нужно сделать что-то невозможное. На предварительный поиск и на проверку немецких окопов их не посылают. Сейчас у нас во взводе всего восемь человек. (Посылать вместо них некого). Вот и приходиться их использовать в группе прикрытия. Вслед за группой прикрытия поднимаемся с Сергеем и мы. Мы идем к немецкому окопу по следам, пробитым в глубоком (и рыхлом) снегу. Восемь разведчиков и нас трое. Этого количества вполне хватит – рассуждаю Я. Мы можем уйти к немцам в тыл. (Небольшая группа может уйти незаметно километров на десять). Днем мы отсидимся где-то в лесу. А с наступлением ночи выйдем на тропу или дорогу. Под покровом ночи можно сделать засаду, и без всякого шума взять языка. Проход через линию фронта назад у нас обеспечен. Нужно только оставить охрану и удержать этот окоп. Трех разведчиков на оборону окопа, думаю, хватит. Разведчик, это не стрелок солдат. Эквивалент тут один к пяти. Нужно учесть здесь еще один момент. Выход к немцам в тыл мы должны согласовать со штабом дивизии. Получить от них, так сказать, разрешение. (За самовольные действия в немецком тылу нам потоми накрутят хвоста). Положим, об этом можно было бы и не докладывать, если бы сейчас был вечер, и мы смогли бы обернуться к утру. Осмотрев окоп, я подзываю к себе Рязанцева.
