Александр Прозоров - Воевода
– Ты глянь, моща-то какая! – совсем по-детски радовался мастер. – Кабы татары тут стояли, так пятерых-шестерых вместе с лошадьми бы продырявила и не заметила! Вот диво так диво! Сказать кому – и не поверят! Чего ты хмурый такой, витязь? Радоваться надо! Вон какой удачной задумка-то твоя вышла!
– Я в сосну метил, а пуля в сторону черт-те насколько ушла, – показал Егор. – С такой точностью со ста шагов слону в жопу и то не попадешь. Канал неровный. Пуля раскачивается, и куда в итоге полетит, ни одной собаке не угадать.
– Окстись, княже! – замахал руками кузнец. – С трехсот саженей хороший лучник – и тот во всадника один раз из трех попадает. А ты хочешь из пушки по дереву приметиться! Такого никому ни в жисть не удастся. Рази из самострела попробовать – тогда да. Но от него мощи такой, как у тебя, не добиться. Эвон, как шарахнул! Не всякому лучнику по силам.
Они не спеша вернулись в кузню, над которой успело развеяться пороховое облако, осмотрели «станок для стрельбы». Козлы, как ни странно, уцелели, пищаль тоже была на месте, а вот плаху отдачей отбросило до самого забора, и на коре осталась вмятина в ладонь глубиной – наглядно показывая, что случится с плечом безумца, стрельнувшего из этакого «ружья».
Это был приговор. Окончательный и не подлежащий обжалованию. Знания двадцать первого века оказались совершенно бесполезными для технологий пятнадцатого. Мало-мальски эффективное для боя ручное огнестрельное оружие, как ни старайся, на деле оказывалось куда опаснее для стрелка, нежели для его противника.
Теперь Егор понимал, почему купцу Михайлу Острожцу с такой легкостью продали в Ярославле несколько бочонков пороха – особо не обеспокоившись, на кой ляд новгородцу понадобилось столько огненного зелья.
Просто никто и нигде за опасное оружие огнестрелы пока еще не принимал. И хотя в крепостях уже стояли пушки, способные метнуть завернутые в пеньку каменные ядра на расстояние почти в полкилометра либо щедро выплюнуть ведро-другое гальки в совсем близкого врага; и хотя во многих городах уже вовсю работали пороховые мельницы, перемешивая взрывчатую мякоть, окатывая и гранулируя ее, – однако для умудренных опытом воинов все эти новшества оставались баловством, пригодным разве что для вспомогательных целей.
Теперь и Егор начал соглашаться с этим мнением. Со скорострельностью один выстрел в два часа, точностью стрельбы плюс-минус телега и дальнобойностью в половину расстояния полета стрелы – огнестрелы уже не казались ему устрашающим и всепобеждающим оружием. Их еще имело смысл поставить в городских башнях, зарядить и нацелить в опасном направлении, чтобы при удаче пару раз пальнуть по идущей на штурм толпе… Но ни на что большее они явно не годились.
– Черт… – буркнул Егор, с грустью расставаясь с замыслами по вооружению ватаги ружьями и дробовиками. – Ладно, а как со второй моей просьбой? С железными бочками?
– Ты про порозы? Так один я уже почти сделал. И клин поставил, и пробку. Осталось только сварить.
– Покажи!
Порозами Кривобок называл придуманные Егором примитивные фугасы. Подрывать друг друга бочками с порохом здешние люди уже умели – однако пока не догадались, что прочный корпус снаряда способен увеличить мощность взрыва в пять-семь раз. И гость из будущего очень надеялся этим своим преимуществом в знании воспользоваться, засыпав по бочонку огненного зелья в железные шарики со стенами в половину сантиметра толщиной.
– Чего «покажи»? – неожиданно для всех раздался звонкий голос княгини.
– Да вот, половинки несваренные… – растерявшись от неожиданности, отступил в глубину кузни Кривобок и поднял с пола две темные от окалины, тяжелые полусферы.
– Вижу, что несваренные. – Елена, даром что в десятке длинных юбок, тяжелой шубе и пышной соболиной шапке, пробежалась по мастерской, быстро заглянув своими невинными пронзительными васильковыми глазками в каждый угол, за горн, под верстак, за мешки с дубовым и березовым углем, после чего, вскинув тонкие темные брови, сообщила Егору: – Батюшка, тут смерды лачинские недоимки привезли. Тебе, стало быть, княже, кланяются, почтение засвидетельствовать хотят. Ты бы их пошел приветил.
– Да, иду, конечно, – вспомнил о своих служебных обязанностях молодой человек, подобрал налатник, встряхнул, накинул на плечи.
– А что за баба сюда бежала? – не выдержав, внезапно спросила Елена. – Я приметила кого-то, пока шла.
– Супруга моя, верно, Снежанушка, – с теплотой в голосе ответил Кривобок. – Он, смотрю, на полке кувшин и сверток появились. Обед, стало быть, приносила.
– А-а… – огляделась еще раз по сторонам княгиня, но в небольшой кузне прятаться было решительно негде. – Так идем, любый мой. Мерзнут людишки-то.
– Ты доделай, когда время будет, – напоследок приказал кузнецу Егор. – Завтра подойду, посмотрим.
– Не беспокойся, княже, – кивнул мастер. – Все исполню в точности.
Под руку с родовитой супругой Егор прошествовал к воротам княжеского двора, где свернулся змеей длинный обоз. Крестьяне, скинув шапки, согнулись в низких поклонах:
– Здрав будь, надежа-князь! Долгих лет тебе, княгиня Елена! Совет да любовь с молодым супругом. Долгие лета и детей поболее!
– Глянь, как моему возвращению радуются, – не без гордости шепнула мужу княгиня. – Все же я здесь законная хозяйка, а не Нифонка, подлый прыщ!
– Конечно, ты, – ухмыльнувшись, не стал спорить Егор.
Его всегда удивляло, откуда в умнице Елене, расчетливой, хладнокровной и многоопытной, взялся этот забавный «комплекс Золушки». Сам он, половину сознательной жизни проведя в шкуре частного предпринимателя, отлично знал, что простому люду глубоко наплевать на правила престолонаследия, законность власти правителя и хитрости его происхождения. Людей интересует только размер податей, безопасность и возможность заработать на сытую жизнь. А поскольку Елена после того, как ватага Егора вышвырнула князя Нифонта из Заозерского удела, не поменяла ни единого тиуна или мытаря[1] и не простила ни одной недоимки – он бы ничуть не удивился, если бы половина княжества и вовсе не знала о смене власти в скромной столице княжества.
– Вот, княже. Недоимку с ловов по обычаю довезли, – добавил один из крестьян, отрастивший густую черную бороду, но при этом наживший уже немалую лысину.
– И вам всего хорошего, христиане, – кивнул Егор. – Шапки наденьте, простудитесь. Чай, не май месяц на улице.
Пройдя вдоль телег, он откинул рогожу на одной, на другой. Везде лежали навалом длинные черные туши насквозь промороженных усатых пучеглазых налимов. Хорошие налимы, килограммов по пять в каждом. Не красная рыба, конечно же, однако неплохое подспорье в хозяйстве, когда нужно каждый день кормить сотни голодных ртов.
– Молодцы, мужики, порадовали, – князь Заозерский прикрыл рыбу рогожей. – Вижу, рыбаки вы умелые, дело свое лучше всех прочих знаете. К амбару дальнему катите, там выгружайте. Тиуну скажите, по чарке вина каждому я налить велел, дабы возвертаться веселее было.
– Благодарствуем, княже, – моментально повеселели крестьяне. – Мы же со всей душой… Завсегда готовы. Долгих лет тебе, князь Егорий!
Вот так. Много ли нужно, чтобы любовь у человека заслужить? Доброе слово да поощрение за старания. И плевать смердам, есть у него права на удел здешний али без закона он дворец княжеский занял.
– Нехорошо, когда смерды при тебе в шапках бродят, – пробурчала его красавица, стиснув локоть мужа. – Позорно сие.
– Так зима же, Леночка! – положил ладонь на ее руку Егор. – Коли мозги застудят, кто нам рыбу станет возить? Лучше сами в дом пойдем. Нет князей – нет проблемы.
Княгиня Елена посмотрела на него с явным осуждением, но спорить не стала, величественно прошествовала к крыльцу, с деланым безразличием поинтересовавшись:
– Ну, и какова она собой, Снежана Кривобокова?
– Это жена кузнеца, что ли? Понятия не имею! Не видел ни разу.
– Врешь! Она же вам обед в кузню приносила!
– Так мы в то время с Кривобоком по бору бродили, следы от пули искали. Вот и разминулись. А может, просто не заметил. Я ведь, кроме тебя, уже давно никаких женщин не замечаю.
– Правда? – остановилась княгиня.
– Правда. – Он тоже остановился и повернул жену к себе, обнял ладонями за щеки, наклонил голову вперед, упершись лбом в ее лоб и в упор глядя в яркие васильковые глаза. И суровая княгиня, ненадолго превратившись в ту прежнюю, веселую и ласковую девчушку, с которой он познакомился в Орде, откинулась, подставила губы и забросила руки ему за шею.
Сладкому поцелую княжеской четы одобрительно заулюлюкала привратная стража и хмельные ватажники, лепящие на валу под частоколом снежную крепость.
– Дармоеды… – ласково обругала их Елена, опуская голову мужу на плечо. – Как же долго я тебя ждала, милый! Каждую ночь о тебе мечтала. Что придет богатырь могучий, храбрый витязь в броне сверкающей и с мечом булатным, да на свободу из Орды уведет, женой своей сделает. Иногда страшно становится, что снится мне все это. Проснусь вот-вот, и опять в гареме окажусь…
