Александр Прозоров - Воевода
– Да плевать мне на кузнеца, дура! – отрезала княгиня. – Пусть хоть весь город перепортит. Я о князе молодом беспокоюсь. Как бы порчи на него какой не навели али иной ведьминой напасти. Кузнецы, сама знаешь, с бесами и нечистью всякой чуть не с колыбели якшаются, в их ремесле без чародейства не обойтись. Так что смотри за кузней в оба! Дабы никто ни тайком, ни через огороды туда не подобрался.
– Сделаю, матушка, – ухмыльнулась Милана, поклонилась и метнулась к двери.
– Стоять! – еле слышно оборвала ее порыв княгиня и так же тихо пообещала: – Коли кому о сем поручении сболтнешь, уши отрежу и к языку велю пришить. Вот теперь ступай.
* * *Кривобоком здешнего кузнеца прозвали совершенно напрасно. Может, правая рука его и в самом деле была развита сильнее, нежели левая, но не по причине физического уродства, а из-за особенностей тяжелого ремесла. Даже под рубахой, и то никакой разницы уже не замечалось. Однако же стараниями завистников обидная кличка к лучшему кубенскому кузнецу все-таки прилепилась, а истинное имя, данное при крещении, так и забылось. Во всяком случае, Егор его ни разу не слышал. Даже от самого мастера.
Кузня, по обычаю, стояла в стороне от стен городка – уж больно часто горели мастерские работников огненного дела, не ровен час, пожар на жилые дома перекинется. Несмотря на ранний час, со стороны обнесенного высоким плетнем двора уже слышался звон молотка, на стенах плясали огненные сполохи.
– Здрав будь, Кривобок! – толкнул калитку Егор. – Чем занимаешься?
– Нож варю. – Кузнец, невзирая на мороз, одетый лишь в свободные полотняные шаровары и кожаный фартук, мерно простукивал небольшим молотком лежащую на наковальне раскаленную добела пластину, удерживая ее на месте клещами.
– Давай помогу! – Гость скинул на поленницу вытертый волчий налатник.
Как ни старалась княгиня, но приучить мужа величественно носить шубу так и не смогла. Уж больно непрактичным был дорогой, из сукна, парчи и соболей наряд с десятками сверкающих самоцветов. Да и не тот был у Егора характер, чтобы, выпятясь, ровно зажиревший гусак, с посохом выхаживать, ласты по земле приволакивая.
– Помоги, княже, коли не брезгуешь, – легко согласился Кривобок. – Клещи возьми да за обушок подержи.
– А может, я за молотобойца постучу? – с надеждой спросил Егор.
– Тут сила не надобна. Тут навык нужен.
Мастер взял клещи поменьше и выхватил из горна совсем узкую, от силы с полпальца, пластинку. Наложил на заготовку и заработал молотком, сурово прикрикнув:
– Держи!
Заозерский князь напрягся, не без труда удерживая на месте нервно дрожащую и прыгающую пластину, и даже затаил дыхание, чтобы не отвлекать внимание мастера. Лишь когда тот полусотней решительных, размашистых, но точных ударов слепил пластинки в единое целое и перебросил заготовку обратно в очаг, Егор спросил:
– И что это ты такое делаешь?
– Нож обычный, – пожал плечами Кривобок, топча педаль кузнечных мехов. – Я их из сыромятины олонецкой обычно кую и токмо на лезвие булатную кромку привариваю. Посему ценою они не сильно больше скобарских поделок выходят, а режут, ровно булат персидский. Народ разбирает в охотку, токмо делать успевай.
– Вот оно как… – хмыкнул Егор. – Не боишься секрет свой выдавать?
– Так сию тайну все княжество твое ведает, – самодовольно ухмыльнулся кузнец. – Однако знать ведь мало. Нужно еще суметь исполнить. Ан сие ни у кого боле не получается.
Он снова выдернул раскалившуюся заготовку, пересыпал чем-то искрящимся, заработал молотком и сам же попытался его перекричать:
– Пищаль твоя за горном стоит, княже!!! Поутру смотрел – вроде как высохла!!! Обожди чуток, я клинок токмо заточу и освобожусь!!!
Никакого пиетета перед новоявленным заозерским правителем Кривобок не испытывал. Много недель, проведенных вместе за общей интересной работой, сблизили мужчин, и теперь они чувствовали себя скорее друзьями, нежели хозяином и слугой. Тем паче что князь никогда не отказывался поработать у кузнеца за молотобойца и не брезговал сам раздувать мехи, таскать железо и сбивать окалину.
Отвечать Егор не стал – все едино не услышит. Обошел жаркую тонкостенную сараюшку вдоль стены, забрал выкованный накануне ствол, не без труда поднял его, перенес на поленницу, уложил на березовые чурбаки. С одного из них содрал бересту, перехватил ее клещами, запалил в горне, поднес к срезу ствола, освещая полость, громко чертыхнулся: даже простым взглядом было видно, что канал неровный, с выступами и углублениями. Пусть микроскопическими, в доли миллиметра – но пулю в него без пыжа плотно не загнать. Либо застрянет, либо провалится.
А чего еще ожидать, коли ствол делается из сваренных полос, прокованных вокруг железного прута, тоже, в свою очередь, скованного на наковальне, а потому идеальной геометрией, мягко выражаясь, не страдающего?
Это было обиднее всего: Егор отлично знал, как сделать скорострельный пулемет – но не имел возможности изготовить даже приличной берданки. Будь ты хоть богом Гефестом – невозможно добиться ровного канала ствола без его высверливания! А сверл по металлу в этом мире никто еще не изобрел. Во всяком случае – в его княжестве. Про стандартизацию, калибровку, тонкостенные латунные гильзы лучше и вовсе помалкивать. Изготовить такую тонкую вещь местные ювелиры, может, и способны – но не больше одной штуки в неделю. Примерно по обойме к «калашникову» в год.
– Ну что, княже, нравится? – подошел, вытирая ветошью руки, Кривобок. – Мыслю, длиннее пищали даже в Москве не сыщешь.
Егор только вздохнул. В сложившихся обстоятельствах у него оставалось три пути: увеличение заряда, увеличение длины ствола и увеличение калибра. Все три способа он и попытался совместить в тринадцатой попытке изготовить «супероружие»: казенник по его просьбе кузнец обернул несколькими полосами железа для прочности, длина ствола вышла в полтора человеческих роста, а калибр Егор выбрал чуть больше своего большого пальца, примерно в тридцать миллиметров.
– Вот, княже, смотри… – Кузнец с гордостью продемонстрировал железный шарик почти правильной формы, поднес его к срезу ствола. Затолкнул, приподнял кончик ствола. Стало слышно, как шарик докатился до самого запального отверстия, а потом по наклоненному стволу скатился обратно в руку мастера.
– Кривобок, ты знаешь, что такое «обтюрация»? – со вздохом спросил Егор.
– Дык, княже… Пыжей из кожи воловьей набить поплотнее – оно не хуже прочих пальнет, – на удивление точно ответил на его вопрос мастер. – Я вчерась нарезал заготовку да на круге подправил. А прут давешний за прибойник сойдет.
– Ну, чего делать? – пожал плечами князь. – Тащи!
Засыпав в усиленный ствол три полные горсти пороха, Егор самолично загнал в «экспериментальную» пищаль пыж, продавил его прутом до упора, пристучал для надежности молотком, закатил пулю, прибил еще пыжом, уже не так старательно. Кивнул Кривобоку:
– Тащи козлы!
Вдвоем они водрузили ствол на козлы для пилки дров. Через открытую калитку князь старательно навел оружие на приметную сосну в бору за оврагом, примерно в полукилометре от кузни, натолкал порох в затравочное отверстие, туда же впихнул кончик огнепроводного шнура. Кривобок тем временем подпер пищаль со стороны казенника еще не разделанной березовой плахой в рост человека и в полтора обхвата толщиной, удовлетворенно кивнул:
– Теперь никуда не денется! С богом, княже, – кузнец перекрестился. – Во имя Сварога… Поджигай!
Егор оторвал еще бересты, запалил в горне, поднес к кончику шнура, а когда тот зашипел, выплевывая струйку дыма, – вместе с мастером кинулся со двора, обегая мастерскую. Как только они оказались за домом, пищаль оглушительно грохнула – даже уши ненадолго заложило – в бору послышался треск, полетели щепы. От кузни в стороны пополз густой белый дым, словно там начался пожар.
– Кажись, не разорвало, – приподнявшись, попытался глянуть за плетень Кривобок. – Айда смотреть!
Он первым ринулся через овраг, князь стал спускаться по обледенелой тропке следом, но почти сразу поскользнулся и мигом съехал вниз на попе. Тут же встав и отряхнувшись, он начал подниматься на другой склон, цепляясь за ветки кустарника. Перевалился через покосившуюся березу, быстро пошел к сосне. Однако та стояла целой и невредимой.
– Сюда, княже! – замахал рукой кузнец от чистенькой зеленой ели шагах в тридцати в стороне. – Глянь, как разнесло! Пищаль мы отковали, кажись, просто зверскую! За триста сажен избу насквозь пробьет!
Железная пуля, как оказалось, попала в ствол старого высокого дерева возле самого края, стряхнув с елки снег и порвав, встопорщив древесину на длину где-то в половину локтя, после чего улетела дальше уже совсем слабой. Во всяком случае, если она еще куда и попала – то застряла в одном из десятков стволов, не нанеся заметных повреждений.
