Секретарь ЦК - Никита Васильевич Семин
* * *
Камин в посольском зале Великобритании потрескивал поленьями и раскидывал блики на полу. Мягкий свет свечей отражался на лакированных стенах, подчеркивая классическую красоту интерьера. Сидя в глубоких кожаных креслах, Уинстон Черчилль с Альфредом Синклером обсуждали первый прошедший день конференции.
— Красные опять поступили так, как от них никто не ожидал, — раздраженно заявил Черчилль.
— Да, — согласно кивнул Синклер. — Мы ожидали, что они попытаются под видом этой конференции наложить запрет на наше продавленное решение в Лиге о миротворческих силах в Азии, чтобы спасти свою китайскую марионетку. Или вовсе постараются как-то связать нам руки, а здесь…
— Они обскакали нас, — медленно процедил Черчилль, задумчиво размешивая бренди в бокале. — Это должна была быть наша идея. Ограничение ракетного вооружения сделало бы нас образцом мира и позволило выиграть время и подтянуть наши собственные разработки.
Альфред, скрестив ноги, окинул Уинстона внимательными глазами:
— Вы хотите сказать, что выступление русского господина Огнеффа испортило все наши расчеты?
Черчилль тяжело вздохнул, отпив алкоголь мелкими глоточками:
— Именно так, Альфред. Вместо того, чтобы выглядеть защитниками мира, мы выглядим уязвленными и испуганными. Кажется, русские поняли игру и решили сыграть по нашим правилам.
В ответ премьер-министр хитро усмехнулся:
— А может, это даже неплохо? Пусть коммунисты покажут себя приверженцами идеи контроля над вооружениями. В любом случае, мы сохраним лицо и выиграем время.
Черчилль лишь грустно покачал головой:
— Ах, Альфред, если бы всё было так просто! Если мы согласимся на предложение Огнеффа, СССР будет постоянно знать, на какой стадии идут наши разработки, а главное — мы не сможем никому передать ракеты для локального применения. И даже под чужим флагом их не выпустишь. Договор свяжет нас по рукам и ногам.
— Значит, нужно действовать осторожно, — пожал плечами Синклер, наклоняясь ближе к столику с бренди и беря бокал алкоголя. — Можно согласиться на общие принципы контроля, но избегать детализированных обязательств. Пусть комиссия займется переговорами, а мы продолжим улучшать наши технологии. Заодно мы сами точнее узнаем, на какой стадии находятся разработки красных. К тому же договор свяжет и им руки. На данный момент, для нас это полезно. А там… мы же джентльмены? — тонко улыбнулся мужчина.
Черчилль кивнул, соглашаясь с мнением премьер-министра. Действительно, кто помешает джентльмену забрать свое слово обратно? Он ведь хозяин ему, а не какой-то коммунист. Оба мужчины понимали, что нынешний кризис требует деликатного подхода и нестандартных решений. Договорённости не будут достигнуты без долгих споров и тонких дипломатических маневров, а на этом поле русские в разы слабее британской дипломатической школы.
* * *
Первый день конференции был посвящен лишь предложениям сторон. Причем как все заметили, британская сторона была явно растеряна. Как нам позже сказал Лаврентий Павлович, это было связано с тем, что мы «перебили» их предложение своим.
— Сведения о докладе мне легли буквально только что на стол, — чуть виновато говорил он во время обеденного перерыва. — Поэтому заранее и не сообщил.
Товарищ Сталин покосился на меня одобрительно. Ведь это я настоял на том, чтобы вынести на повестку дня предложение об ограничении ракетного вооружения. Тот же Климент Ефремович яро возражал, настаивая на том, что мы сами себе связываем руки. А я напирал на факт, что гонка вооружений не приведет ни к чему хорошему. «Раз в год и палка стреляет, — сказал я на совещании, — а получить атомной „палкой“ по Москве — такое удовольствие никому не пожелаю. Уж лучше сместить фокус нашего противостояния в более мирное русло». Под более мирным руслом я видел освоение космоса.
И вот — первый результат моего предложения. Британцы уже не могут показать себя защитниками мира, зато их растерянность и отсутствие яркой поддержки советской инициативы лучше любых слов подтверждает наш тезис об «оскале капитализма» и нежелании принимать наши мирные предложения.
— Это хорошо, что они растеряны, — подвел итог разговора Иосиф Виссарионович и посмотрел на меня. — Сергей, подготовь вторую часть своего «доклада», — усмехнулся он.
Следующие три дня конференции прошли без моего непосредственного участия, хотя представители Великобритании, Германии и США очень хотели задать мне дополнительные вопросы. Всем им отвечали, что я подробно, насколько это позволяет секретность, отвечу на них по завершении мероприятия. Я же в это время проверял готовность полигона для показательного подрыва прототипа атомной бомбы. Понятно, что ни в черте города такое не проведешь, ни даже поблизости от Москвы, если мы не хотим получить ядерное пятно на много десятилетий вперед в центре страны. И в то же время полигон должен был быть относительно недалеко от столицы, чтобы можно было в кратчайшие сроки самолетом доставить лидеров других стран туда и вернуть обратно.
Выбор пал на Мурманскую область. Да, тоже вариант не лучший, зато долететь из столицы можно часа за четыре, и плодородных земель там по минимуму. Как и населения.
В мою задачу входило проверить готовность аэродрома полигона принять самолеты международного класса, насколько персонал временного полигона готов обеспечить безопасность гостей — чтобы и не потерялись, и ничего лишнего не увидели. Ну и о самих людях на местах позаботиться — чтобы они оперативно были размещены, а затем вывезены. Координационной работы много, а самая главная проблема — с военными и особистами. Вот уж кто так и норовил отвлечь наших ученых от подготовки показательного подрыва бомбы, чтобы убедиться — не собираются ли они контактировать с гостями, а что они будут говорить, если разговор по каким-то причинам все же состоится, и иные подобные моменты. По мнению Романа Самойлова, полковника НКВД из ведомства Лаврентий Палыча, этого показа и вовсе не должно было быть. Но тут уж дудки — нам надо убедить противника на конкретном примере, насколько разрушительно новое оружие и что победителей после его применения не будет.
Уговорить лидеров стран лететь куда-то на север страны несколько часов оказалось не так и просто. Это я узнал уже сидя в самолете от Литвинова, когда несколько бортов уже стартовали из Москвы в сторону Мурманска.
— Боятся, будто мы их здесь и прикопаем, — смеялся Максим Максимович. — Это они на выражение лица Климента Ефремовича насмотрелись, не иначе.
— И как же вы их все-таки уговорили?
— Любопытство победило, — пожал плечами дипломат. — Ну и их вера в свою исключительность.
