В. Бирюк - Найм
— Так что ж это боярич на краю стола сидит, к жениху с невестой, к людям добрым да уважаемым — не идёт?
— Благодарствую, но я и здесь посижу. Людей послушаю, ума-разума наберусь. Да и служанка тут хороша — и бегает быстро, и поёт славно. Вон она мне какую песенку спела. За жердину поваленную. Теперь три дня слова повторять буду, пока на память не выучу.
Народ предсказуемо заржал. Хоть и с задержкой. Елица, несколько непредсказуемо, вместо того, что бы смутиться, как доброй девушке и положено быть, как с отцов-прадедов заведено есть, ответила негромким шипением. В котором прослушивались знакомые слова: «хорёк» и «парша».
Выпили за здоровье молодых. Выпили за здоровье родителей жениха. Выпили за родителей невесты. Выпили за церковь святую православную. Пошли поимённо. Пока не начали за меня пить — пора сваливать. При очередной перемене блюд мы с Суханом несколько сдвинулись, потом передвинулись, потом оказались за воротами.
Напоследок я поймал взгляд этой Елицы и многозначительно мотнул головой в сторону нашего двора. В ответ — фыркающая гримаса и вздёрнутый нос. Не придёт. Ну и ладно, тогда — высплюсь.
За воротами шеренга парней поливала забор.
«Отставить! — Крикнул Суворов. Но было поздно — забор поплыл, качаясь на волнах».
Как хорошо, что даже в армии не все действия выполняются синхронно. В «Войне и мире» упоминается, что в российской армии целые конные корпуса садились в седло одновременно, по одной команде. Последние всадники ожидали часами — пока и до них дойдёт очередь двинуться. Так что, если бы Александр Васильевич соответствующие команды своему любимому Фанагорийскому полку подавал в реале, а не в анекдоте, то последствия были бы весьма… утопительные.
На чудо-богатырей эти селяне не тянут, но пива выпили немало. Не теряя времени даром, парни пытались решить, кто с какой местной красавицей пойдёт сегодня «гулять». Проблема была в том, что в сложившееся распределение «объектиц» пытался вписаться ещё один соискатель.
— А ты-то чего лезешь? У тебя же эта, невеста нынче пропитая — Ивица. Она же тебе уже дала. И сегодня даст. Или нет? Или ты поменяться хочешь?
— Не, ля, погодить надоть. С заручения, ля, до венчания. Потом-то, как евоной женой станет, она, ля, сама, ля, прибежит. Да она, ля, уже брюхата.
— Чего?! Правда что ль?! Ну, ты дал! В смысле: она дала. А Жердяй знает?
— А хрен ему. Я ему, падле, ля, белобородому, полную горницу проглотов настругаю. Пущай он, ля, моих выблядков кормит.
— Ишь ты, ещё и одного не сделал, а уже «полную горницу».
— Ха, а куда она, ля, денется? Она, ля, по мне засохла вся. А то пугну, ля, что расскажу, ля, откуда у ей брюхо-то. Муженёк-то, ля, у ей, ля,… Зашибёт, ля, нахрен.
Интенсивность ляляканья нарастала, отражая растущую волнительность обсуждаемой темы. Но тут появились мы. Рассказчик, услышав наши шаги, попытался обернуться, но алкогольное поражение вестибулярного аппарата зашло уже достаточно далеко. Его повело в сторону, он потерял равновесие и свалился в канаву. Прямо под опадающие струи соседских «фонтанов». Всеобщее воодушевление при виде этого акробатического сальто окончательно отвлекло внимание селян от нашего передвижения.
Добрались до своего двора и дружно полегли на сеновале. Скоро и Ноготок присоединился. С соседнего подворья в какой-то момент стали доноситься песни, потом крики. Потом всё затихло, и, наконец, трезвый и злой Ивашко притащил пьяного в драбадан Николая. Николай плакал и хотел ещё раз спеть «Чёрного ворона». Еле угомонился. Ивашка потирал сбитые костяшки правой руки. Быстренько прочитал молитву перед сном. Среди прочих фраз я услыхал:
— Слава тебе, господи, что уберёг и от вина, и от крови.
Видать, хорошо посидели. Наконец, и этот захрапел.
Я лежал в темноте сеновала, принюхивался к резкому запаху недавно скошенной, но уже высохшей и чуть подгнившей, чуть прелой, травы и крутил в мозгах очередной «кубик рубика» — здешнюю ситуацию и пути её решения.
Как известно, «нет ничего страшнее, чем отвергнутая женщина». Таки-да. И, поскольку я не женщина, то на первенство в списке «самого страшного» и не претендую. Но вторым пунктом в этом перечне стоит «отвергнутый мужчина». Нет-нет! Я же сказал: «и не очень-то хотелось», и сама она — дура фригидная, плоская, тощая, не депилированная. И вообще, выспаться — это хорошо. Но как-то стилистически…
Я старательно покрутился, укладываясь на бочок, убедительно зажмурил глаза, выровнял дыхание… Какая-то сухая травинка упорно пыталась влезть мне в ухо. Вот дура! Она что, там досыхать собирается? Плохое у хозяина сено — неровно посушено. Погниёт половина. Бестолочь или лентяй. А убытки от своей бестолковости они тут моим серебром покроют — Николай правильно говорит: Жердяй им заработать даёт. Вороньё. Прихлебатели. Кровососы-труженики. Я тут хлеб куплю, а они к нему ещё три цены приделают. Сопутствующие товары и услуги. При таких объёмах мне деваться некуда, это ж не мешок-другой на телегу закинуть. Монополисты хреновы. Они между собой пошушукаются и… «обдерут как липку». Картельный сговор. Нет на них антимонопольного законодательства.
Итого: «вятшесть» моя — уязвлена, «жаба» — напряжена. Самое время по-благородствовать. Как известно, благотворительность и благочестие — вещи весьма прибыльные. В умелых руках. Смотри, например, О'Генри или «налоговые льготы РПЦ». А как в этом смысле с «благородством»? Тем более, что эта девица, которая Ивица, в своей третьегодишней рубахе… рядом со своим дебилом-женихом… Как-то эстетически… диссонирует.
Ну вот, к «вятшести» и «жабе» добавилось «чувство прекрасного». И все чего-то хотят. «Эх, тройка, птица-тройка, кто ж тебя выдумал?». Кто выдумал — не знаю, но теперь мне самому думать надо. Ну-ка, где моя «молотилочка»? За работу.
…
«— Утро? — Утро начинается с рассвета».
Сегодня «рассветом» работала опухшая от вчерашнего «литроприятия» физиономия Николая. Риторические вопросы Ивашки:
— Ну и как ты теперь дела делать пойдёшь? Да с тобой рядом сидеть нельзя — от такого выхлопа все мухи дохнут. Ты хоть помнишь, что ты вчера хорошенького вытворял? А чего соседке на весь стол предлагал? Ведь по горячке и убить могли… остались без ответа. Если не считать ответом тяжкий, сокрушённый вздох. И сокрушительный. Как правильно называется та сторона, где теперь надо держать Николая: подветренная или наветренная? Всегда путаю. Одно чётко чувствую: сейчас — не та.
— Николай, зубки — прополоскать, горбушкой — закусить, бересту — взять…
При слове «береста» Николай содрогнулся, согнулся и устремился. За сараи, откуда немедленно раздались характерные звуки. На мой недоуменный вопрос Ивашко объяснил:
— Там вчера в конце — рыба была. Несвежая.
Значит, всё-таки, не на слове «береста», а на слове «закусить». А то я уж испугался, что мой главный грамотей подхватил идиосинкразию к собственной профессиональной деятельности.
Наконец, мужики мои пришли в относительный порядок, и мы с Николаем, ну, и с Суханом — как же без него и его оглобли? — отправились на подворье Меньшака.
Русские слова «побоище» и «попоище» различаются только одной буквой. По написанию. По звучанию… «Чёрный ворон» — и там, и там.
Хорошо беременная хозяйка довольно шустро перемещалась по двору, погоняя стайку разновозрастных девчонок и убирая следы вчерашнего. Пришлось ткнуть в бок «зависшего» посередь двора с тупым выражением лица Николая:
— Ты знаешь, почему она сегодня с утра такая живая, а ты нет?
— А? Чего? Не…
— Потому что она дитё носит. Ей пить нельзя. Ещё так нажрёшься — обрюхачу. Будешь и без бражки блевать. Радугой — на три шага вперёд.
Картинка, представившаяся воображению Николая, была, видимо, столь выразительна, что он немедленно устремился к забору. Кажется, можно брать патент: «Угроза внематочной мужской беременности как лучшее средство от злоупотребления алкоголем». Конечно — «внематочной», других вариантов не просматривается.
Хозяйка никак не могла понять — зачем мне её муж. Да ещё с утра после таких посиделок. Но какую-то из своих дочек послала:
— Батю разбуди. Только осторожно — не подходи близко. Издалека кидай. Сильно тяжёлого чего — не бери.
Я уселся на завалинке у поварни, хозяйка поднесла квасу. Солнышко светит, жизнь хороша, осталось только уелбантурить мой план. Несколько отвлекла высунувшаяся из поварни мордочка Елицы. Глазки красненькие, провалившиеся. Вместо привычного уже для меня шипения в её исполнении, с «хорьком» и «паршой» — короткий «ойк». И — назад в поварню. И там сразу — шу-шу-шу. Но тут пришёл отец семейства, Меньшак. Очень сходный по запаху с Николаем. И по сегодня-утрешней сообразительности.
Всё-таки капустный рассол — лучшее средство при опохмелке. Даже лучше огуречного. Про кофе и говорить нечего. Мы как-то этот вопрос исследовали с минералогической точки зрения. Получается, что для восстановления пострадавшего организма эффективнее всего — слабый электролит. Но мой организм его просто не принимает. Даже без синдрома. А вот холодненький капустный рассол… Хозяйка правильно первую кружку подала. Ага, и Меньшак глазки раскрыл.
