Чжунгоцзе, плетение узлов - Татьяна Никитина
Юньфэн молчал и не двигался с места, задумчиво глядя мимо Нежаты.
— Юньфэн-сюн, — позвал Нежата и коснулся его рукава. — Позвать Саньюэ? Проводить тебя?
— Почему тебе так легко не испытывать этих постыдных чувств? — с горечью проговорил Юньфэн. — А я… я такой гадкий.
— Юньфэн-сюн! — горячо возразил Нежата, начиная смутно догадываться, что, возможно, дело было не в глупом сне. — Если тебе дано что-то потерпеть, значит, у тебя достанет сил. Апостол говорит: «Каждый получит воздаяние по трудам своим»[3]. А тот, кому легко дается его хваленая добродетель, кто не страдает и не трудится, если и получит награду, то совсем маленькую, несравнимо меньшую, чем та, которую получит человек, трудившийся и страдавший.
— Это так мало утешает сейчас, — вздохнул Юньфэн.
Нежата вспомнил отвратительных жуков внутри, и его передернуло. Он очень, очень жалел Юньфэна.
— Прости, я…
— Ничем не можешь помочь, понимаю. Не будем больше об этом, — он встал и направился к двери.
— Юньфэн-сюн! — Нежата вскочил следом.
— Все хорошо, Чжай-эр, — улыбнулся Юньфэн, обернувшись. — Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, — отозвался Нежата. Он долго еще стоял на пороге, наблюдая за Юньфэном, бредущим по дорожке, глядя на садик, все еще освещенный луной. Потом вздохнул и вернулся к себе.
Наутро Юньфэн явился как ни в чем не бывало поприветствовать друга, и Нежата вздохнул с облегчением: он все еще не мог не думать о ночном разговоре. Раз Юньфэн решил все забыть, то и Нежате не стоит придавать этому значение. Как все же опасно вино! Оно будит неясные желания, непонятные тревожные мысли… Нежата решил, что с этих пор не возьмет в рот и капли, и будет следить, чтобы Юньфэн-сюн тоже слишком много не пил.
И жизнь их продолжалась, как раньше: разговоры, учение Нежаты, занятия Юньфэна.
***
Ао Юньфэн и Нежата ужинали, и Юньфэн вдохновенно рассуждал об изысканной поэзии Ду Фу, об отличии ее от стихийного, не признающего границ творчества Ли Бо… Вдруг в кабинет заглянул Саньюэ и сообщил, что пришла Пинъэр.
— Что ей нужно? — резко спросил Юньфэн, прерванный посреди фразы бесцеремонным слугой. У него испортилось настроение, едва он услышал о служанке жены. Саньюэ небрежно пожал плечом:
— Она к вам пришла, господин. Сами ее спросите.
— Ты бессовестный грубиян, — Юньфэн покачал головой. — Так говоришь со своим господином! Когда-нибудь ты поплатишься за это. Поди и спроси ее.
— Она говорит, это дело не для моих ушей и ей необходимо переговорить с вами.
— Хорошо, пусть войдет, — обреченно согласился Юньфэн.
Нежата молча наблюдал за ним, испытывая и жалость, и неловкость.
Войдя, Пинъэр, нежно благоухающая, нарядная, как цветок, склонилась в почтительном поклоне.
— Ну, что там надо твоей госпоже? — нетерпеливо обронил Юньфэн.
— Госпожа просит вас прийти к ней сегодня после ужина. Она разучила новую мелодию и хотела вам сыграть.
— Я не приду.
— Но господин, госпожа очень печалится, она так старается для вас! Почему вы такой жестокий?
Юньфэн молчал. Ему не только не хотелось сегодня видеть жену, его брала досада на то, что его законное нежелание с ней встречаться всегда воспринималось близкими как бесчувственность и жестокость. Кто бы подумал о том, что чувствует он? Сюэлянь страдает, Сюэлянь несчастна! А он? Разве он счастлив с ней? С этим вечным чувством вины…
— Юньфэн-сюн, — позвал Нежата. — Может, ты все же заглянешь к госпоже Сяхоу? Это ведь не так уж и трудно?
— Не пойду, — отрезал Юньфэн. — Я не приду сегодня. Так и передай своей госпоже. И пусть она меня не приглашает. Когда захочу, тогда и явлюсь.
Пинъэр чуть не плача ушла от него, бормоча, что до появления этого господина Не все было совсем по-другому. И потом под окном сквозь слезы жаловалась Саньюэ на колдовство и дурные глаза цвета воды.
Нежата закрыл лицо ладонями. Юньфэн коснулся его плеча:
— Не слушай ее. Ты тут ни при чем. Просто у меня сегодня нет настроения слушать музыку.
— Может быть, все и так, но сейчас она наговорит всякого госпоже Сяхоу… Мне бы так не хотелось, чтобы у вас из-за меня портились отношения.
— Какие еще отношения! Почему из-за тебя? Мне всегда досадно… нестерпимо досадно, когда я думаю о ней. Зачем она вышла за меня замуж? Я ведь отказал им! Меня разбирает злость при воспоминании об этой постыдной свадьбе, — Юньфэн отвернулся, закусив губу.
— А тебе не кажется, что эта досада из-за уязвленной гордости? — вдруг спросил Нежата.
— Пускай! Но разве я не имею права на чуточку гордости? Разве мне нельзя хоть что-то решать в своей жизни самому? В конце концов, женитьба разве не касается в первую очередь меня?
— Вроде бы все так, но… Все же твоя женитьба на Сюэлянь касалась и ее. Весь город знал о вашем сговоре, так что…
— О помолвке не было официально объявлено. Я вообще не был обязан на ней жениться.
— Но подумал ли ты о ее чувствах? Почему она хотела выйти за тебя замуж и даже несмотря на твой отказ все же решилась уговорить отца?
— А она подумала ли о моих чувствах?
— Мне кажется, тут ты не прав. Может, тебе просто трудно принять то, что ей не важно, как ты сдал экзамен? Ей просто нужен был ты, а не многообещающий молодой чиновник.
— Нет, вовсе не я ей был нужен, а тот Ао Юньфэн, которого она придумала себе, слушая мою игру на цине.
— Почему ты так думаешь?
— Она ничего не понимает в моих стихах.
— М-м… А кто понимает?
— Ты.
— Ты уверен?
— Давай проверим. Вот, прочти, — Юньфэн, порывшись в каких-то бумагах, протянул Нежате лист. Нежата прочел:
Смеркается, и в темном кабинете
Я у стола спешу зажечь светильник.
Мир съежился до книги в тусклом свете,
Так против мрака робкий свет бессилен.
Прислушиваюсь к шорохам снаружи,
К дыханью засыпающего сада,
И тишина, натягиваясь туже,
Звучит в душе непостижимым ладом:
Трепещет он, оборванный, неровный,
Так тесен, темен, нестерпимо узок…
…Войдет слуга и, растопив жаровню,
Немножечко ослабит этот узел.
Нежата вопросительно глянул на Юньфэна, встретив его испытующий взгляд.
— И
