Алексей Кулаков - Великий князь
Бум!..
Вздрогнув от звука захлопнувшейся крышки, наследник купца пришёл в себя – и уже довольно спокойно воспринял кучу перстней, цепочек и прочих драгоценностей, часть из которых была отмечена незнакомым ему гербом.
– Так, сынок. Садись-ка ты за стол, и готовься писать.
Пока Елпидий доставал и раскладывал листы бумаги и перо с чернильницей, его отец коротко помолился, одновременно думая о том, что крайне необходимо устроить новый тайник. А лучше сразу два – и не мешкая! Потому что держать такие богатства на втором поверхе терема было… Откровенно боязно. Вздохнув от неясных предчувствий и отогнав их крёстным знамением, доверенное лицо будущего государя Московского пододвинул поближе большие рычажные весы с набором гирек, и присел напротив самого большого сундука.
– Готов? Ну, тогда приступим. Сабля османская, ятаганом именуемая, с рукоятью в золотой проволоке и ножнами в каменьях драгоценных – едина штука…
А за сотни вёрст от Москвы, меж тремя знатнейшими магнатскими родами Великого княжества Литовского потихонечку назревала крупная свара – поводом которой были действия молодого графа Сапеги. Сей достойный представитель католической шляхты умудрился влезть в крупные долги, причём одновременно к Христофору Радзивиллу и подчашему литовскому Яну Кишке. В обычных условиях ему бы никто столько не одолжил, но пан Николай использовал весьма убедительный довод, отдав в заклад все свои родовые имения. Как же на таких условиях не поверить в честное слово родовитого шляхтича? Обязательно надо поверить, тем более и лихва на долг была прописана хорошая.
– Пансырь с серебряной и золотой чеканкой, да такой же шлем-ерихонка. Успеваешь ли?
– Да, батюшка.
– Смотри мне! Набедренники пластинчатые, оплечи с наручами простые…
Вот только граф по счетам платить и не собирался. Для начала он вывез в неизвестном направлении добытые обманом монеты и всё, что было под рукой из более-менее ценного – после чего пропал и сам. Когда до заимодавцев дошли слухи об этом, они слегка встревожились. После того как Сапегу видели подъезжающим к Риге, их тревога заметно укрепилась, и к ней добавилось сильное недоумение. Ну не может представитель столь знатного рода просто взять и сбежать от больших, но совсем не смертельных долгов, бросив РОДОВЫЕ имения! Однако двадцатидвухлетний граф всё же справился, отплыв на попутном корабле в Иерусалим – а перед этим послав крайне оскорбительное послание своим кредиторам. В коем сообщал, что пожертвует неправедное золото малоимущим, а сам отринет всё мирское и вступит на путь служения Господу в одной из обителей Святой земли. Сказать, что Радзивилл и Кишка удивились, значит сильно приуменьшить – они попросту были в ярости!..
– Пистоли седельные, со стволами дамасковыми, всячески изукрашенные – четыре штуки. Далее… Гхм! Так, сынок, перечерти-ка книжные титлы себе в роспись.
В общем, отец и прочие родственники молодого безумца, узнав ЧТО он сделал, поначалу не могли поверить в случившееся. А затем и вовсе отказались признавать долги беглеца, так как его наверняка околдовали злой порчей. Вот только главы магнатских родов отчего-то отказались признавать себя чернокнижниками – вместо этого они объединились, угрожая должникам королевским судом и силой оружия.
– Подсвечники литые, в треть пуда серебра каждый, пяток штук. Оглох, что ли? Елпидька, что б тебя!..
Покрасневший словно маков цвет, взрослый и вполне себе женатый наследник купца что-то невнятно пробормотал и закрыл последнюю из рукописей – причём как-то подозрительно быстро. Нешуточно заинтересовавшись, патриарх рода не поленился встать и дойти до стола, дабы самолично выяснить причину странного поведения старшего сына. Ну что сказать, выяснил – пролистав с десяток страниц и без особой спешки рассмотрев три очень четкие гравюры, многоопытный торговый гость Суровского ряда аккуратно закрыл добычу государя-наследника и задумчиво пожевал губами.
– Всё же правду попы глаголят, что у папежников на словах забота о вере, а на деле сплошной разврат! Разобрал хоть, как она кличется?
– "Позы Аретино", батюшка.
– Тьфу ты, экая пакость!..
Подхватив стопку увесистых книг, Тимофей Викентьевич хотел было со всего маху бросить её в сундук – но вовремя одумался, уложив фолианты аккуратной стопочкой.
– Записал про подсвечники? Тогда далее: чаша для омовения из серебра черненого, весом в полпуда. Кубки с чеканкой и ножкой кручёной, изнутри золочёные…
Когда отец с сыном закончили разбирать, пересчитывать и взвешивать содержимое четырех сундуков и одного ларца, на улице уже стояла глубокая ночь – вернее, очень раннее утро.
– Ох, грехи мои тяжкие!.. Всё, хватит с нас на сегодня.
Наследник гостя торгового тут же зевнул, со всей широты русской души (то есть едва не вывихнув челюсть), и почесал подбородок сквозь маленькую пока ещё бороду. Поглядел на пальцы в свежих чернильных пятнах, досадливо скривился…
– И то верно, батюшка.
Скрипнула толстая дверь, выпуская из горенки хозяев, звякнули-щелкнули крепкие замки, после чего старый и молодой купцы разошлись вкушать заслуженный отдых. Но если Елпидий, завалившись под бочок к своей ладушке, сразу же провалился в сон, то его отец ещё некоторое время ворочался на семейном ложе, обдумывая самые срочные дела:
– Одну ухоронку под бочками с капустой устроить, а вторую прямо посерёдке подпола. Пущай на виду будет – то даже лучше, никто и не додумается…
Погрузневшая, но всё ещё любимая жена, встрепенувшаяся было при звуках мужнина голоса, сладко зевнула и опять прикрыла глаза, сонно пробормотав напоследок:
– Всё-то ты в трудах да заботах, Тимошенька!..
***
Пятнадцатого мая, когда жаркие солнечные лучи окончательно выжгли последние следы апрельской слякоти, в закрытой от посторонних части Александровской слободы приключилось незаметное для непосвящённых, но вместе с тем очень важное событие, именуемое "экзаменом на разряд". Мерно ходили по кругу лошади, запряжённые в ворот, шелестели и поскрипывали приводные ремни, чирикали птички и царила безмятежная погода. Снаружи. А вот внутри большого кирпичного амбара, похожего на жилой дом из-за широких окон, второй день царило напряжённое внимание, сосредоточенность – и множество звуков обрабатываемого металла. Его сверлили, точили, фрезеровали и шаркали по нему самыми разными напильниками. Шлифовали-полировали, бережно постукивали небольшими бронзовыми молоточками и жестоко били большим молотом, с помощью зубила разделяя на куски. Пару-тройку раз тяжко бухал вырубной пресс, стоящий в дальнем углу цеха на отдельном фундаменте, заглушая противный звук работающего точила…
– Учитель, мы закончили!
На возглас, преисполненный неподдельного почтения и скрытой надежды, откликнулся сам государь-наследник Димитрий Иоаннович, отложив по такому случаю малую мисочку с изюмом. Подошёл, заложив руки за спину, осмотрел-оценил, после чего милостиво повелел:
– Ждите.
Минут через десять раздался новый голос, извещающий об окончании подготовительных работ, затем ещё и ещё – пока все соискатели гордого звания "слесарь-станочник" не завершили первую часть своего экзамена.
– Все ли поставили свои клейма?
Честно говоря, подобного знака отличия пока никто не заслужил. Поэтому и клейма были всего лишь номерные, а не именные.
– Сложить всё в короба и перемешать.
Когда и это было исполнено, четырнадцатилетний наставник вызвал первого соискателя:
– Матвейка. Пистоль с колесцовым замком.
Слегка побледнев, ученик прошёлся вдоль ряда коробов, вытягивая из них сделанные чужими руками детали своей "дипломной работы". Конечно, все они должны быть одинаковыми и легко взаимозаменяемыми – четыре года к тому приучали, буквально вдалбливая в голову новую науку. Но вдруг?..
– Демьянка. Ружьё с кремнёвым замком.
Расплывшись в неконтролируемой улыбке, претендент заторопился к коробам.
– Не перебирать!
Замешкавшийся в трудном выборе Матвей тут же цапнул самую близкую к нему железяку, после чего вывалил всё добытое на свой верстак.
– Яков. Двуствольный пистоль с кремнёвым замком…
В общем, спустя довольно короткое время работа кипела. Царевич же, расставив наблюдателей из своей стражи, прихватил изюм и вышел прочь – потому что кроме оружейников он экзаменовал недорослей и в других цехах. Не всем ведь оружейниками? Кому-то по душе хитроумные запоры, другим самый разный инструмент, третьи нашли себя в доспешном деле. Или в производстве станков – над этим стратегическим направлением у Дмитрия трудилось уже целых три помощника. Кроме того, ему очень сильно хотелось обзавестись собственным часовым производством, но всё что-то не срасталось. На Руси таких мастеров не водилось, а хороший часовщик из германских княжеств или швейцарских кантонов цену себе знал, и куда-то там ехать не собирался – тем более к ортодоксам византийского толка. И уж тем более не собирался никого учить семейному делу.
