Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев
— Здесь ты прав, Захар. А нам-то подобного сейчас точно не надобно — французы этим обязательно воспользуются.
— Непременно, государь! Однако и спустить такого никак нельзя! — Пономарёв даже привстал.
— Согласен, Захар… — повернулся к собеседнику Павел, — Франц хоть и дурак, но не умалишённый — исполнителей-то он потерял, что-то да заподозрил. Тугуту он об этом рассказал?
— Нет, ничего, государь. Император Франц сильно ревнует к уму своих советников. Его кумир — император Иосиф, который своим гением вёл империю к славе… — последнюю часть фразы Пономарёв произнёс нараспев, цитируя хорошо известные слова австрийского монарха.
— Будто бы Иосиф ни с кем не советовался… — хмыкнул Павел, — А как Тугут на это реагирует?
— Бесится! Но меру знает. Всё пытается убедить Франца за ум взяться, но где там… — качал головой разведчик.
— Давай-ка, просвети его немного — думаю, у него влияния на своего сюзерена прибавится. Только пусть думает, что саксонцы хвост его императору прищемили, а то ещё проговорится, а на этого не надо. Да ещё саксонцам тоже требуется рассказать, но пусть они считают, что де Бальи и компанию прихватили в Ганновере.
— Хитро вяжешь, государь.
— Не льсти мне, Захар. Ладно, посмотрим, как закрутится… Хотя меня сейчас больше Франция волнует, там ведь что-то назревает.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Вечер был поистине прекрасным. Было тепло, но совсем нежарко, за открытым окном шелестели листья деревьев и пели птицы. Воздух был насыщен запахами сада, ароматами духов и благовоний. Комната во дворце Первого консула была роскошна, кресла удобны, а картины на стенах просто великолепны. Однако, метр Файо был весьма невесел, а разговор его со старым другом откровенно не ладился.
— Не кажется ли тебе, Лазар, что ты излишне торопишься и рискуешь? — адвокат задумчиво смотрел на Первого консула.
— Что ты говоришь, Анри? Чем я рискую? — развёл руками Карно, — Франции требуется незамедлительно уничтожить немецкую угрозу, которая держит нас за горло столько лет!
— Возможно, надо просто немного потерпеть. Твои дела идут очень неплохо, ты почти обеспечил Францию хлебом, ещё год-другой и… — чуть наклонился к собеседнику Файо.
— К чёрту ждать! — вскочил популярнейший политик Франции, — Каждый день отдаётся в моей голове словно колокольный звон! Немцы держат нас за руки!
— Почему ты так спешишь, Лазар?
— Ты не понимаешь, Анри! Не понимаешь! — Первый консул бегал по комнате, бешено жестикулируя, — Когда мы их разгромим, наша Республика сможет, наконец, жить и развиваться так, как хочет! Нас никто не будет в силах остановить! Разбив немцев, мы, наконец, осуществим вековечную мечту всех французов и установить контроль над всей Европой! Мир содрогнётся от железной поступи наших солдат, несущих на просторы континента новый порядок! А после краха прокля́той Британии мир поистине станет французским! Испания нам не соперник, она рухнет быстро, а потом Россия, Персия, Индия — все падут к нашим ногам!
— Я вижу, что ты уже сложил план в своей голове, друг мой… — грустно посмотрел на Карно адвокат.
— Да, ты всё правильно понял! — радостно вскричал человек, избранный французами своим лидером, — Это мой план! Он приведёт нашу республику к доселе неизвестному величию! Мы сможем быстро уничтожить Империю и двинуться дальше! Нам надо всего-то немного денег!
— Лазар, Лазар… Ты мой старый друг, но всё же… — качал головой Файо, — Твои идеи с новым налогом на имущих взывают явное неудовольствие почти всех сенаторов и трибунов. Даже в местных комициях не готовы поддержать тебя. Ты рискуешь, ставя на кон свою популярность. Кто стоит за тобой? Только бешеный Бабёф? Даже Второй консул не готов согласится с твоим декретом! Остановись!
— Анри? Неужели ты жалеешь денег ради Франции? — непритворно изумился Первый консул.
— Друг мой… — адвокат соединил пальцы рук и грустно посмотрел на собеседника, — Я никогда не жалел каких-то денег. Ты это и сам знаешь.
— Ты обиделся, Анри?
— Лазар! Не скрою, мне крайне неприятно, что именно ты обвиняешь меня в скопидомстве, но всё же я прошу тебя ещё раз, остановись! Твоё предложение идёт против мнения большинства. Как же твои идеалы свободы? — покачал головой Файо.
— Мои идеалы свободы уступают моим идеалам Франции, Анри! Я хочу ускорить победу, и если для этого мне понадобится уйти в отставку, то за этим не станет! Но я уверен в своей победе!
— Не уверен, что всё так просто… — тихо пробормотал себе под нос адвокат.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Как Вы считаете, метр, не слишком ли много наш первый консул берёт на себя? — собеседник Файо, чрезвычайно ухоженный мужчина, одетый по самой последней моде, нервно потёр тонкую ножку великолепного бокала с вином, погладил золотой набалдашник своей трости и поёрзал в широком кресле элегантной петербургской работы.
Особняк известного парижского адвоката поражал своей жёстко спартанской обстановкой, которая, однако, отличалась изысканным вкусом. Многие указывали, что для того, чтобы считать дом метра Файо совершенным эталоном стиля не хватало самого малого — хозяйки, но всё же адвокат с грустной улыбкой твердил, что не может пока найти достойную спутницу жизни, и по-прежнему выбирал обстановку сам. При этом удобство для Файо было на одном из первых мест, и его гости с удовольствием отмечали именно этот факт. Так что, то, что собеседник метра ёрзал в кресле, прямо свидетельствовало отнюдь не о слишком жёстком сидении сего предмета мебели, а исключительно о волнении посетителя.
Вторым вопросом, о котором искренне заботился Файо, была еда. Повар метра был известен всему Парижу, и поесть в гостях у знаменитого адвоката считалось весьма почётным. Вот и сегодня собеседники вначале отужинали, а теперь наслаждались дижестивом[1]. Грех было отказаться ещё более сблизиться с самим Шарлем де Талейран-Перигором[2], известным политиком весьма близким ко второму консулу, прославленному генералу Моро.
Вкусная и плотная еда с обилием напитков расслабила собеседников, а совершенно невероятный десерт привёл их в благодушное настроение, казалось бы, ароматный арманьяк должен был окончательно наладить разговор, но Талейран всё же нервничал в преддверии весьма рискованной темы.
— Много? Вы считаете, дорого́й Шарль, что Карно перегибает палку? — тон Файо был очень вежлив, а сам он был грустен.
— В Сенате судачат, что скоро он начнёт требовать называть себя сир[3]! — прищурился Талейран.
