Муля, не нервируй… - А. Фонд
— А давайте на спор, Фаина Георгиевна? — предложил я. — Я разработаю для вас специальную программу. Назовём её, к примеру, «Программа успеха». Вы будете следовать ей и получите главные роли. Хоть в театре, хоть в кино. Причём любые роли в любой постановке и у любого режиссёра! Положительный результат я гарантирую.
— А ты такой фантазёр, Муля, — хихикнула она, прямо как пятиклассница, — если бы это было возможно… Я бы сыграла Ефросинью Старицкую! Или даже леди Макбет!
— Это вполне возможно! — продолжал настаивать я.
Но она мне явно не верила, потому что уступчиво сказала:
— Ох, Муля, я не люблю всех этих соплей в сиропе. Так что жалеть меня не надо. Всё есть, как уже есть…
— Вы мне не верите, — обиделся я, в голове после портвейна зашумело.
Она встала и сказала:
— Ладно, пойду я, Муля. Поздно уже. Завтра хочу с утра сходить в театр Моссовета на пробы. Авось в этот раз повезёт, хоть и не верю я больше в это…
— Фаина Георгиевна, — завёлся я. — Как мне доказать, чтобы вы мне поверили? Что сделать? Я ведь реально могу помочь вам!
— Можешь? — хитро склонила голову набок она и стала похожа на сороку, — ну, так докажи, что можешь. Возьми хоть ту же… да хоть бы и Ложкину! Несчастная, обиженная на всю жизнь старуха. Вот и помоги ей изменить свою жизнь. А я посмотрю. Если у тебя получится — я готова!
Она опять хихикнула и, пожелав мне спокойной ночи, ушла к себе.
А я остался сидеть за столом перед опустевшей бутылкой из-под портвейна.
Ложкина, говорите? Да я таких Ложкиных в моей прошлой жизни десятками перековывал…
Глава 8
Согласно мнению лучшего в мире специалиста по манипуляциям, который живёт на покрытой черепицей стокгольмской крыше, есть три способа укрощения домомучительниц: низведение, курощание и дураковаляние.
Но как приступить к курощанию человека, который давно махнул на себя рукой и ничего хорошего от жизни больше не ожидает, а всё человечество считает врагами? Тут есть сразу два варианта. Первый — мощный гипноз (желательно привлечь сразу группу гипнотизёров, чтобы уж наверняка). Второй — попытаться переубедить этого человека, изменить его мировоззрение и заставить страстно возжелать изменений.
В случае с Варварой Ложкиной, мне казалось, оба эти варианта были абсолютно бесперспективны.
Поэтому пришлось выбрать вариант номер три. В народе он называется «нога в двери». Существует такая уловка-манипуляция, когда на первом этапе просишь человека выполнить твою, вроде как пустяковую, просьбу. Просьба должна быть крайне лёгкой в исполнении и совершенно необременительной (это главное условие!). В общем, чтобы человеку сделать это было совсем не сложно. И вот он делает. И потом чувствует себя по отношению к просящему покровительственно: ведь именно он помог вам, именно он вас выручил. То есть его эмоции сдвигаются из отметки «равнодушие» в сторону «покровительство». Эмоции уходят «в плюс», пусть пока и небольшой, но с ними уже дальше работать проще.
Итак, прямо с утра я терпеливо дождался, когда Варвара Ложкина выйдет из своей комнаты, и придав своему голосу мягкие, обволакивающие нотки, сказал ей:
— Варвара, можно вас попросить?
— Чего-о-о? — смерила она на меня недобрым подозрительным взглядом.
— Помогите мне, пожалуйста, — с доброжелательной улыбкой попросил я и показал старую Мулину рубашку, — я вот вроде как пришил пуговицу, но оно отчего-то всё перекосилось. А что не так — не пойму. Можете исправить это хоть немного?
Она задумалась и сразу не отказала.
— Я очень на вас рассчитываю, мне ведь больше и попросить некого, — я закрепил вербальный посыл ключевой фразой-триггером, сунул ей рубашку в руки и торопливо ретировался, пока она не пришла в себя и не передумала.
Ну вот, приманка заброшена. Осталось подождать…
Воодушевлённый первым шагом моей беспроигрышной стратегии, на работу я пришёл в прекрасном расположении духа. К моему удивлению, кабинет оказался пуст. Он был открыт, но коллег там не было.
Ну ладно, главное, что я не опоздал. Я сел за стол и приступил к работе, тихо бормоча под нос бравурный мотивчик. Но не успел я просмотреть ворох служебных бумаг, который появился у меня на столе с утра, как дверь раскрылась и на пороге возник тот свирепый толстяк в пенсне из кабинета № 28.
— Иммануил Модестович! — едко чеканя фразы, вызверился он, — вы что здесь делаете⁈
— Работаю, — объяснил очевидное я, стараясь не показать удивления.
Толстяк побагровел:
— Вы почему не на планёрке?
Чёрт, я же совсем не в курсе, когда у них тут что по графику!
А вслух сказал спокойным голосом:
— Уже иду, — и дисциплинированно отложил бумаги в сторону.
Толстяка хоть и перекорёжило, но от комментариев он воздержался и резко вышел из кабинета.
В кабинете у Козляткина уже собрались все из моего отдела, плюс ещё человек десять совершенно незнакомых мне людей.
— Вы почему это опаздываете⁈ — возмущённо набросился на меня Козляткин, — заставляете всех себя ждать! Это недопустимо! И я попрошу вас, товарищ Староконь, снять Бубнову квартальную премию! В назидание! А то ишь, моду взяли, опаздывать на планёрки! Дисциплина для советского служащего — прежде всего!
Он сделал глубокомысленную паузу и посмотрел на меня, мол, затрепетал я и проникся или нет.
А я посмотрел на него. Абсолютно бесстрастно.
Увидев, что его слова не возымели на меня нужного действия, он поджал губы и на его щеках выступили красные пятна. Но от комментариев воздержался. Хотя я понимал, что это ненадолго. Товарищ Козляткин теперь будет ждать момента. И мстить.
Минут двадцать он нёс какую-то дикую ерунду. Так как я был совершенно не в теме, поэтому оно прошло мимо меня. Но мои коллеги деловито конспектировали в блокноты.
Возможно, если бы я сообразил что-то записывать, меня бы пронесло (кстати, я потом заглянул в тетрадку Марии Степановны, так вот, она всю планёрку рисовала там цветочки!). В общем, товарищ Козляткин в какой-то момент прервал свой спич и уставился на меня с изрядным недоумением.
Повисла нехорошая пауза.
А потом товарищ Козляткин сказал, ласково улыбаясь:
— А на проверку в этот театр завтра поедет товарищ Бубнов. И он же потом соответствующий отчёт составит.
Народ в кабинете облегчённо зашумел,
