1928 год: ликвидировать ликвидаторов - Августин Ангелов
Глава 16
Когда Бокий ушел, мне почему-то стало жалко себя. Впервые после подселения в тело Менжинского, я отчетливо осознал, что действительно умер. И что тот прежний мир двадцать первого века для меня исчез навсегда. Меня больше не было для дочери, для внука, для зятя. Для них я стал покойником, которого надо не только оплакивать, но и хоронить, что принесет им множество грустных хлопот и немалые денежные расходы. А какое наследство я им оставил? Дачный домик на небольшом участке, набитый старыми вещами? И это все, что я нажил за свою службу, потому что старался оставаться честным и не брать взяток даже тогда, когда многие другие, кого я раньше считал очень уважаемыми людьми верными профессиональному долгу, их стали брать. У меня и прозвище было такое на службе: Неподкупный.
В последние годы перед увольнением на пенсию коллеги считали меня юродивым дурачком и крутили пальцами у висков, глядя мне в след. Но, я остался честным служакой до самой отставки. И мне упрекнуть себя не в чем, не стыдно мне за свое прошлое перед самим собой. Правда из-за того, что не демонстрировал постоянного одобрения начальству, погоны подполковника на своих плечах я так и не увидел. А майорская пенсия получилась не слишком большой. Но на даче, годной для круглогодичного проживания, где уже имелось к тому времени все необходимое, существовать на эти деньги было вполне возможно.
Квартиру в городе пришлось оставить дочке, когда она вышла замуж за приезжего. Жена, конечно, была недовольна, ругалась, нервничала. Но все напрасно. Дочку переубедить не получилось. Не зря говорят, что любовь зла. От всей этой нервотрепки умерла моя супруга раньше времени, в шестьдесят семь, от того, что тромб неожиданно оторвался. Я уже три года вдовцом был, когда это неожиданное происшествие с переселением души со мной приключилось.
Конечно, я успокаивал себя тем, что кто-то там в высших сферах решил дать мне второй шанс, руководствуясь какими-то собственными мотивами, которые оставались недоступны моему пониманию. И теперь, можно сказать, преуспел я в своей карьере служивого человека после смерти очень даже неплохо. Ведь далеко не каждому майору уголовного розыска, да еще и отставнику, доводится столь стремительно дослужиться до подобной начальственной должности, которую занимал Менжинский. А мне вот довелось, повезло. Правда, пришлось для этого сначала умереть.
Впрочем, все имеет свою цену. Хоть это и прошлое время, но должность-то какая! Вот только теперь я осознавал и то, что в новой моей жизни и на этой важной должности легко не будет. Да и сущность самого Менжинского никуда не делась. Так и придется, видимо, жить с раздвоением личности. Вот и сейчас Вячеслав скребся и зудел где-то в глубине черепной коробки, просясь обратно на свое место и упрекая меня:
— Ну что, вторая личность? Высказался Бокию? И как теперь прикажешь играть дальше с открытыми картами?
— А ты что же, и Глебу не доверяешь, получается? — спросил я.
— С чего бы мне слишком доверять человеку, в руках у которого находится компромат на меня? — ответил он вопросом на вопрос.
— А тебе не кажется, что если бы он хотел навредить, то навредил бы уже за это время? — задал и я вопрос.
— Так повода у Глеба не было. Я же никак не мешал ему ни в чем, да и не втягивал его ни в какие серьезные дела. А сейчас повод у него появился. Так что не исключаю, что возьмет Бокий, да и переметнется к тому же Ягоде. Кто же его знает? Друг он, вроде бы. Но, в нашем деле, если хочешь знать, верных друзей почти никогда не бывает. А если Генрих заполучит этот компромат, то вся жизнь моя, ну и твоя заодно, сразу под откос полетит, — сказал Вячеслав.
— Ну, почему же ты так не уверен в Глебе? — спросил я.
Он ответил:
— Так у него кличка знаешь какая? Глеб Боком. И не просто так к нему такое прозвище прилипло, а потому что многим его дружба боком выходила. И, если бы он по-настоящему искренним другом был, то отдал бы уже давно мне все эти материалы по «Дачной коммуне». Но, не отдает же, гад, а у себя держит!
Я попытался успокоить Вячеслава:
— Может, Глеб так же и про тебя думает, что вдруг, воспользовавшись своим положением, подвинешь ты его с должности по наущению Ягоды или Трилиссера. Вот и держит Бокий у себя компромат для подстраховки на такой крайний случай.
В этот момент в кабинет вошла Эльза. Эта ее манера входить к руководителю совершенно без стука, меня раздражала. Но, Менжинский, кажется, совсем не считал поведение своей секретарши бестактным, учитывая близкие отношения. Она, фактически, выполняла для Вячеслава обязанности жены на работе. Не просто была любовницей, а старательно заботилась о нем, пытаясь сделать его рабочее время комфортнее. И она даже готова была рисковать жизнью, чтобы защитить его в любой момент, если потребуется. Видимо, эта не слишком молодая, но все еще привлекательная женщина, несмотря на всю свою внешнюю черствость, больше свойственную солдату в юбке, чем обыкновенной секретарше, чувствовала по отношению к начальнику не только похоть, но и определенную нежность. Я же пока не собирался портить отношения между ними, потому снова деликатно отполз в сторонку, предоставив возможность действовать самому Менжинскому. Едва получив от меня свободу, он сразу же полез рукой Эльзе под юбку. Но, она на этот раз отстранилась, коротко сказав:
— Сейчас не время. Должен прийти Алексеев с докладом.
И действительно, только Эльза унесла поднос с чайными принадлежностями, как появился начальник Информационного отдела, ИНФО ОГПУ. Этот отдел не просто подготавливал информационные сообщения. Он был призван следить за настроениями в обществе и для этого имел собственную сеть осведомителей во многих сферах общественной жизни: на промышленных и транспортных предприятиях, в столовых, в сберегательных кассах, в торговых сетях, в профсоюзных конторах, на складах, в учебных заведениях, в культурных и научных учреждениях, в больницах, в поликлиниках и в иных местах, предназначенных для работы и
