Борис Батыршин - Египетский манускрипт
В Москве – жара…
А вот двоих подростков, беззаботно гуляющих по крутым переулкам близ Маросейки, жара не очень-то и занимала. В таком возрасте вообще не обращаешь внимания на телесные лишения, способные вывести из себя человека постарше. Ну, жарко и жарко – подумаешь! Пусть взрослые проклинают погоду, солнце и жару, исходят потом, карабкаясь по вздыбленным горбом мостовым…
– Так вот, Яш, – торопливо говорил один из мальчиков, тот, что поменьше, одетый в белую полотняную гимнастерку, какие дозволялось летом носить гимназистам вместо форменных суконок. – Я очень надеюсь, что господин лейтенант нам все-таки поможет. Он, может, и обижен на Олега Иваныча за то, что тот оставил его там (тут мальчик неопределенно мотнул головой, обозначая некое загадочное место, явно известное собеседнику), – но я же ему помог вернуться, верно? И вообще – он офицер, да еще и моряк…
Его товарищ покачал головой:
– Вам, конечно, виднее, пан Никол… то есть прости – тебе виднее. Наверное, поможет, раз обещал, – офицер, у них с этим строго. Хорошо, если так: его-то эти лбы так просто не запугают. Он ведь военный, револьвер при себе носит…
Молодой человек был одет почти как и гимназист: в светлую полотняную блузу и фуражку, на манер гимназических или студенческих. Но если у первого мальчика на фуражке красовался гимназический герб (с выломанными, как и положено, римскими цифрами), то у второго никаких «казенных» украшений не было, что позволяло угадать в нем то ли исключенного из гимназии, то ли экстерна. Внешность его – высокий, чернявый, с характерным горбатым носом и темными, слегка навыкате глазами – указывала на выходца из западных губерний империи, из-за черты оседлости. Впрочем, говор со следами характерного московского «аканья» выдавал в нем человека, прожившего в Первопрестольной уже не один год.
– Только вот что я вам… тебе скажу. Лейтенант, конечно, господин благородный, офицер… а вот друзей его, которые из будущего, я бы поостерегся. Особенно – Геннадия. Ну не верю я ему, пан Никол, хоть режьте! Замыслил он что-то, точно вам говорю. Да вы в глаза ему посмотрите – нет, добрые люди так не глядят…
– Да брось ты, Яша! – отмахнулся гимназист. – Сколько раз уж говорил… Ну сам подумай, чего ему недоброго задумывать? Ольга рассказывала – ученый он, историк, вроде Олега Иваныча! Конечно, ему у нас все интересно. А что смотрит внимательно и настороженно – так это потому что привык. Знаешь, как у них там, в будущем? Только успевай по сторонам головой вертеть, а то – враз переедут эти… автомобили. Они так по улицам носятся – ты и представить не можешь. Только зазеваешься – и все, никакой доктор не поможет. А уж народу там сколько…
Яков с сомнением покачал головой:
– Ну, ты, Никол, как хочешь, а мне он все равно подозрителен. Правильно, что мы решили пока ни Геннадию, ни другим лишнего не говорить! Надо и господина Никонова попросить, чтобы он им ничего не рассказывал, – а то мало ли… Да и чем они нам могут помочь? Ни города не знают, ни порядков наших…
– Ну, это ты зря, – не согласился гимназист Николка. – У них там знаешь сколько всяких штук? Враз любого бандита можно отвадить. Да вот хоть баллончик вспомни, из которого я их тогда, в подворотне… А еще такие коробочки – мне Иван показывал. «Шокеры», или «шикеры»… не помню. Гальванические. Знаешь, что это такое?
Яков отрицательно помотал головой.
– Как бы тебе объяснить… – Николка в задумчивости почесал подбородок. – Это… в общем… коробочка такая, а в ней – гальванический заряд. Он колется… то есть не колется, а бьет… или не бьет, а искра выскакивает… Ну, в общем, если этим шикером ткнуть в бок – то будет что-то вроде маленькой молнии и больно очень. Так больно, что можно даже чувств лишиться, вот!
– Да? – Яков с сомнением посмотрел на собеседника. – Наверное, полезная штука. А у вас… у тебя, Никол, есть такой гальванический шикер?
– Нет, – вздохнул гимназист. – Мне Ваня только баллончик дал. К тому же этот шикер заряжать надо – а то не заработает, как мой телефон, в самый важный момент. А заряжать здесь нечем – у нас в домах электричества нет.
– «Элетричества»? – переспросил Яков. – А это что еще такое?
– Не «элетричества» а электричества. Ну, это и есть гальванические заряды. Только у них они там в таких круглых штуках в стене, «розетки» называются. В них надо всякие машинки вставлять, чтобы те заряжались.
– В стене? – не понял собеседник. – И там эти… заряды гальванические? А как тогда у них в домах по комнатам ходить – если из стен заряды бьют, да еще так, что от них сознание потерять можно?
Никонов ребят не ждал. Он вообще не ждал гостей – когда Феодора постучалась в его комнату на втором этаже со словами: «Сергей Алексеич, к вам какие-то мальцы просются», – он как раз собирал вещи: намеревался ехать на Ярославский вокзал, к вечернему поезду до Сергиевского Посада. Лейтенант хотел наконец навестить сестру с семьей на даче – принести извинения за беспокойство, которое доставил им своим исчезновением. С инженером Выбеговым Никонов уже успел встретиться; Дмитрий Сергеевич частенько ночевал не на даче, а в Москве, не желая терять времени на утомительную дорогу до места службы. Путеец как человек, облеченный ответственной службой, вполне удовлетворился туманным намеком лейтенанта на дела, связанные с военными секретами, и лишь слегка тому попенял:
– Понимаю, голубчик, военная тайна – это святое, но что ж вы так Нину-то поволноваться заставили? Могли бы, кажется, и намекнуть…
Впрочем, сейчас дома не было и его, так что Никонов вздохнул, закрыл бювар с бумагами (он намеревался по дороге просмотреть наброски докладной записки в Научный комитет) и пошел встречать неожиданных визитеров.
Примерно полчаса понадобилось Яше с Николкой на то, чтобы изложить лейтенанту суть затруднений. Управились бы и быстрее, если бы Николка не норовил все время перебить Яшу и вставить свои, весьма эмоциональные, реплики. Спутник его, напротив, выражался коротко и по существу, чем немало удивил лейтенанта: среди людей невоенных, да еще в столь юном возрасте, нечасто встретишь тех, кто умеет точно и без лишних подробностей изложить суть дела. Впрочем, знай Никонов о том, что Яков имеет в определенных кругах репутацию восходящей звезды частного сыска, – он бы так не удивлялся.
Поездку в Перлово, конечно, пришлось отложить. Дав мальчикам выговориться, лейтенант отправил прислугу за самоваром и баранками, – а сам задумался, глядя, как мальчики жадно глотают обжигающий чай с вишневым, этого уже года, вареньем; по его части хозяйка дома была великая мастерица.
– Где, вы сказали, Яков, находится эта лечебница? – спросил лейтенант, дождавшись, когда юный сыщик справится с очередной баранкой. – Кажется, где-то в районе Самотечной улицы?
Яков поперхнулся.
– Ну да, вашсокобродие господин лейтенант. Вот как дойти до угла Самотеки, в сторону Божедомки – так там третий дом за Остермановой усадьбой, по левой стороне. Неприметный такой домишко, – я, вашсокобродие, в Москве уже который год живу, а и понятия не имел, что там желтый дом!
– Клиника, – поправил Якова лейтенант. – В желтом доме буйных держат, а в клиниках – людей с сумеречными расстройствами ума. Впрочем, не суть важно… значит, говоришь, не знал? То есть эта клиника как бы тайная?
Яков помотал головой:
– Ну вы и скажете, вашбродь! Какие такие тайны могут быть в Москве? Да еще и на Божедомке? Нет, окрестная публика, конечно, знает, что в доме обитает доктор. Говорят – то ли немец, то ли француз. Но только обычного народа он не принимает, ездят к нему все больше в дорогих экипажах – народ тихий, степенный, денежный. Мальчишки мне говорили – попервоначалу люди думали, что там этот абортмахер обитает. Ну, которых дамочек в интересном положении выручает – ежели какая из них затяжелеет втайне; или, скажем, когда муж в отъезде – к такому и бегут. А то скандал, сами понимать должны…
– Ну хорошо, – поморщился Никонов. Эти подробности были ему неприятны. – Так, значит, оказалось, что абортов в доме не делают?
– Ну да, – кивнул Яша. – Привозят туда людей разных – когда пожилых господ, когда дамочек. А как-то студента привезли – университетского. Сынка купца Ипатова, того, что кожами торгует; сынок-то жизни хотел себя лишить, стрелялся, да, видать, рука дрогнула. Теперь его там и держат. И доцент наш там же.
– А можно выяснить, в какой он палате? – поинтересовался Никонов. – Сам ведь говоришь – люди там содержатся богатые. А значит – живут по одному в комнате. Хорошо бы узнать – в какой именно комнате держат этого доцента?
– Да узнать-то можно, – поскреб в затылке Яков и вдруг вскинул на Никонова удивленный взгляд: – А зачем это вам, вашсокобродь? Неужто?..
