Первый инженер императора – I - Александр Вольт
Их взгляды меня насторожили. Женщины отводили глаза, а мужчины косились исподлобья, словно загнанные звери. Почему они выглядят как немытые рабы в лохмотьях вместо одежды, еще предстояло выяснить. Но сейчас не время выяснять отношения с монархом. Нужно забрать Михалыча и добраться до поместья.
— Я могу сходить за Андреем Михайловичем? — спросил я.
— Он будет через десять минут, — отозвался монарх, внимательно слушая своего слугу, который отчитывался о проделанной работе с повозками и грузом. Из его слов я понял, что он по пунктам докладывает, что было загружено из провизии и какие семьи закреплены за новоиспечённым бароном Кулибиным.
— Отлично, — ответил царь после непозволительно длинного перечисления. Даже я со своим прокачанным мозгом к концу списка стал забывать первые позиции. — О, а вот и Андрей Михайлович.
— Ваше Величество! — отозвался кузнец. — Саша! — воскликнул он, заметив меня, и бросился с распростёртыми объятиями.
— Я же говорил, — ответил я ему радостно, хлопая по спине. — Всё будет в порядке, Михалыч. А ты мне: «дурак-дурак».
Старый кузнец ничего не ответил, просто держал меня за плечи, глядя в глаза.
— Уезжаешь? — спросил он.
— Да, — сказал я.
— Штош… — произнёс он после короткой паузы. Ком в горле мешал ему говорить. Я заметил, как заходил его кадык, он пытался подобрать слова. Михалыч было открыл рот.
— И ты вместе со мной, — не дал я ему договорить.
— Что? — удивлённо спросил он, затем перевёл взгляд на Государя, который лишь улыбнулся и пожал плечами.
— Ну, — сказал монарх, — в добрый путь.
— А вещи⁈ — заволновался Андрей Михайлович. — Вещи-то надо…
— Всё уже здесь. А если чего не будет хватать, то завтра-послезавтра вернёмся и заберём.
— А кузня! — не успокаивался он.
— В Хмарском, насколько мне известно, была кузня, — попытался его успокоить царь.
— ГДЕ⁈ — переполошился кузнец.
— В Хмарском, — повторил я за Алексеем Петровичем.
— Господь милосердный… — невесть почему Михалыч коротко перекрестился. — Ладно, — сказал он, вздохнув, — надо значит надо.
Мы забрались на козлы рядом с кучерами. Вокруг нас снова собирался народ с музыкальными инструментами.
Скрипнули колёса, и повозки одна за другой двинулись к главным воротам, которые уже успели поднять. Вся процессия растянулась и провожала нас до самого выезда, пока последняя телега не выехала за мост и не встала на тракт.
Караван выровнялся. Нагруженные повозки скрипели и покачивались, медленно убаюкивая и, наверное, поэтому ехали в тишине. Какое-то время мы двигались по пустынной равнине, пока не подъехали к молодому сосновому лесу, где воздух мгновенно наполнился приятным ароматом смол и свежести.
Не скажу, что в городе было так же душно, как в старые времена, когда всё вокруг было переполнено гарью, копотью и смогом, но отсутствие вменяемой канализации делало своё грязное дело.
Пейзажи сменялись один за другим. Равнина. Лес. Дикое цветочное поле с красными маками, о красоте которого хоть легенды слагай. А затем мы стали подъезжать к поместью. Уже издали у меня в душе закралось чувство лёгкой тревоги.
И чем ближе мы подъезжали, тем больше хмурились мои брови.
Когда колёса каравана въехали на территорию поместья и остановились. Когда я увидел дом, в котором мне и всем моим людям предстояло жить, я тяжело вздохнул.
Да поможет нам Бог.
Глава 10
10
За покосившимися воротами и обвалившейся крышей виднелось нечто большее, чем просто ветхость. Сама дорога, ведущая к усадьбе, давно сдалась бурьяну, превратившись в узкую, едва различимую тропу, словно природа всеми силами пыталась скрыть следы былой человеческой деятельности.
Лишь местами виднелись едва различимые следы колес от давным-давно ездивших повозок. По обе стороны от тропы тянулись старые сады, представляющие собой хаотичное нагромождение одичавших деревьев и кустарников.
Сквозь их сплетения нагло пробивались сорняки и крапива, распространяя в воздухе горьковатый, терпкий аромат. Забытые яблони, скрученные от старости, клонили ветви к земле, увешанные почерневшими гнилушками.
Подгнившие плоды испускали сладкий запах увядания, смешиваясь с ароматом прелой листвы. В тишине, нарушаемой лишь жужжанием назойливых мух и редким карканьем ворон, слышался слабый шорох сухих листьев и потрескивание веток под порывами ветра.
Сам господский дом — когда-то, несомненно, величественное строение — теперь стоял, словно израненный зверь. Стены, ранее выбеленные, покрылись серыми потёками и мхом. Часть оконных рам прогнила, и сквозь пустые проёмы гулял холодный ветер, принося с собой запах сырой земли и прелой листвы.
Уцелевшие наличники, украшенные искусной резьбой, покрылись пылью и сколами. На некогда алой черепице крыши зияли огромные проплешины, сквозь которые просматривалось серое небо.
Позади дома, среди одичавшего парка, виднелись искривлённые крестьянские домики, обросшие бурьяном. Большинство из них стояли с почерневшими от времени брёвнами, с провалившимися крышами и пустыми глазницами окон, без дверей и ставней.
Казалось, что жизнь покинула это место много лет назад, оставив лишь отголоски прошлого. Деревянные колодцы, стоявшие во дворах, напоминали о былом достатке, но сейчас представляли собой лишь глубокие, затянутые тиной ямы.
Во дворах, где когда-то бегали дети и суетились хозяйки, разрастались сорняки. Всё было словно погружено в оцепенение, из которого доселе не было пробуждения, и казалось, что запустение сковало поместье в своих объятиях на долгие годы.
Проведя поверхностный осмотр, я решил, что первым делом нужно познакомиться со своими людьми, которых мне отдали в подчинение. Пять телег. Десять семей.
Они сгрудились на центральной площади у входа в господский дом, возле наполовину разрушенного и высохшего фонтана, украшенного каменной горгульей с отбитой головой. Тюк за тюком люди снимали с повозок своё нехитрое имущество, как своё, так и моё.
Без лишних слов я подошёл к одной из телег и стал её разгружать. Развязав тесёмки, я откинул брезент, который укрывал груз и защищал от пыли или возможного дождя. Взяв один из вещмешков, я перекинул его через плечо и стянул, после чего понёс к фонтану, где и стал всё упорядоченно размещать.
Люди косились на меня, словно на прокажённого, будто я пришёл из другого мира. А мне была неясна их реакция. Краем глаза я заметил, как одна из женщин, крайне бледная и истощённая, будто недавно оправилась от тяжёлой болезни, уронила мешок, в котором явно было что-то хрупкое, возможно стеклянное.
С неприятным звуком разбиваемой посуды
