Спасти кавказского пленника - Greko
Подкоп был узким и мелким, но заметным. От него к кустам шла тонкая кровавая полоска. Юнец был ранен, но мог броситься на меня с кинжалом по обычаю горцев. Чтобы этого не допустить, я негромко крикнул по-турецки:
— Таузо-ок из племени Вайа — мой кунак. Знаешь его?
Юнец промолчал, но на меня не кинулся.
Я ударил ногой по плетню, заваливая лаз. Пошел к кустам, загребая ногами пыль и затирая кровавый след. У кустов сбросил бурку на землю и уселся на нее спиной к плетню, лицом — к реке. Только сейчас заметил разрез на бурке. Кто-то пытался меня полоснуть шашкой, а я в пылу драки и не заметил. Бурку рассекло, а тело не пострадало.
— Лежи и не дергайся! Я тебя вытащу! — сказал юнцу тихо, но он услышал.
Кусты не шелохнулись, но оттуда раздался слабый стон.
— По-турецки понимаешь? — спросил уже без надежды.
— Да! — раздался шепот.
Ну, вот! Есть контакт!
— Эй, господин прапорщик! — окликнул меня изнутри пикета Косякин, высунувшись над изгородью. — Живой?
— Живей видали! Но не ранен! Все в порядке!
— Сомлели? Или мандраж бьет? Первый бой?
— Не первый! Увы, далеко не первый…
— Да я так спросил… Видно же, что от хорошей драки не бегёте! Нам выдвигаться пора!
— Я, пожалуй, в Прочный Окоп вернусь.
— Дело, конечно, ваше! Я вам не начальник. Казаков в конвой дать?
— Не нужно! Доберусь как-нибудь! Судя по всему, бой вверх по реке смещается.
Действительно, пушечные выстрелы раздавались в той же стороне, где разместился аул Карамурзина. Мне туда сейчас соваться смысла не было. Хорунжий принял мою логику и спорить не стал. Скомандовал казакам заканчивать со сбором добычи и выдвигаться.
Я встал, оставив бурку на земле, и подошел к изгороди. Косякин оглянулся на меня. Протянул руку над стеной.
— Спасибо, выручили!
— Прощай, хорунжий! Дай бог, свидимся! — я пожал ему руку.
— И вам не хворать, Вашбродь!
Казаки побросали в кучу раздетые обезглавленные тела рядом со входом в пикет. Приторачивали тюки с добычей и завёрнутые в холстину головы к захваченным лошадям. Улов им достался богатый. Но день и сражение еще не закончились. Возможно, на их долю еще выпадет сегодня новая погоня или сшибка с сильным противником, из которой не все вернутся живыми.
Я проводил взглядом уходящие на восток остатки полусотни. Вернулся к кустам. Снова уселся на бурку.
— Можешь вылезать! Казаки уехали.
Юноша выполз из кустов. Зажимал окровавленный бок. Бледный и испуганный, он дрожал, не решаясь задать главный вопрос.
— Все погибли!
Парень, потерявший отца, оказался стойким. Лишь позволил гримасе исказить лицо. От слез удержался. Крепился изо всех сил, как и подобает настоящему черкесу.
— Ты не ответил на мой вопрос о Таузо-оке. И забыл представиться. Меня зовут Зелим-бей.
— Ты тот самый заговоренный? Ух, ты! Я — Цекери Пшикуи-ок.
— Еу! Не твоего ли отца Таузо-ок хотел сделать аталыком своего сына?
Юноша печально кивнул. Уже не сделает. Нет больше старика Пшикуи-ока.
— Давай я перевяжу твои раны!
Цекери послушно стащил с себя черкеску, бешмет и рубашку. Последнюю я порвал на куски разной длины. В левом боку виднелось приличное входное отверстие. Пуля его насквозь не пробила, но была видна под кожей на спине. Я скрутил бумагу с рукояти шашки, поджег ее с помощью кремневого замка винтовки и слегка прокалил на огне нож для мяса. Уложил парня на бурку спиной вверх, предварительно сунув ему в руки клочья его рубахи, чтобы прижал рану. Взрезал кожу и пальцами вытащил пулю. Пшикуи-ок мужественно вытерпел экзекуцию. Кое-как его перевязал.
— Не стоит тебе в воде рану мочить. Может загноиться. Как бы тебя переправить?
— Здесь глубоко. Нужно вверх по течению подняться. Там лошади будет по грудь. Почему ты с русскими, Зелим-бей?
— А ты что тут забыл? Где ваша долина Вайа? У Абина, где Таузо-ок живет?
— Нет! Мы у моря живем. Между Туапсы и Сочей.
Я прикинул: Вайа должна была находится в районе Лазаревского.
— Далеко же вы забрались, чтобы смерть свою найти!
— По побережью ездит англичанин. Якуб-бей. Всех призывает мстить русским.
— Ну, и как? Отомстили? — Пшикуи-ок вздохнул. — Вот вы головы потеряли понапрасну. А завтра русские придут к вам в долину, чтобы отомстить. И не станет племени Вайа.
— Что им делать в нашей долине? Сплошные болота. Только и остается скот пасти и сено заготавливать. Таузо-ок потому и перебрался на Абин.
— Выходит, дела у вас идут неважнецки. И чтоб их поправить, вы пошли в набег?
— Я не знаю. Отец не говорил. Поехали и поехали. Остановились у ногаев. А утром отправились в поход вместе со всеми.
— У ногаев? Не слыхал ли ты про абрека Тембулата Карамурзина? Не встречался ли он вам на том берегу?
— Брата его видел. Краснобородый бешеный Бий. Говорят, он семерых зарезал в припадке ярости, а потом каялся и все имущество свое роздал.
— И где его искать? А еще лучше — Тембулата.
— На Большой Козьме[1] их кибитки стоят.
— Карамурзиных?
— Нет. Ногаев, у которых мы были. Там же и Бия встретили.
— Проводишь меня к ним?
— Если в реке не утону, провожу, — пожал плечами Цекери и охнул от боли.
Я еще плотнее обвязал его торс, чтобы остановить кровь. Подвел своего Боливара. Подсадил юношу в седло, накинув на плечи бурку. Он навалился на шею коня, нисколько не заботясь о красоте посадки. Мне пришлось взять лошадь под уздцы и повести ее шагом. Парню явно становилось все хуже и хуже. Адреналин схлынул и пошёл откат. Его снова начала бить дрожь — куда сильнее, чем когда он вылез из кустов.
Мы медленным шагом двинулись прочь от Прочного Окопа. Для обеих сторон наш вид не мог не внушать подозрений. Но беспокоило меня не это. Я думал об инфильтрации. Есть такой шпионский термин. Означает тайное проникновение на вражескую территорию. В моем случае, на левый берег. Кажется, обстоятельства сложились удачно. Одинокий воин везет раненого младшего брата или товарища. Чем не легенда? Правда, Пшикуи-ок мог меня сдать. Однако юноши во все времена крайне щепетильны в вопросах
