Спасти кавказского пленника - Greko
Боливар легко взлетел на пологий холм и встал, как вкопанный, повинуясь команде.
Внизу большая группа конных черкесов безуспешно пыталась опрокинуть каре пехоты в мундирах тенгинского полка. Мушкетеры в фуражках с красными околышами и перепоясанные крест-накрест белыми ремнями сомкнулись вокруг единственного орудия. Отбивались штыками от наскакивающих всадников. Первый, самый страшный натиск солдаты отразили не без потерь. Но и горцам досталось. Картечь славно прорядила их отряд и сбила наступательный порыв. Теперь эта стая, смешавшись, кружила, подобно волкам, вокруг тенгинцев, выбивая их по одному меткими выстрелами.
Я поправил на лице разметавшиеся хвосты башлыка. Взглянул вопросительно на хорунжего, уже догнавшего меня. Он внимательно смотрел вниз, прикидывая угол атаки. Его не смущало, что горцев было вдвое больше нас вместе с тенгинцами. Обычный расклад при стычках с черкесами.
— Хорош у вас конь, господин прапорщик! Но слегка придержите! Не вырывайтесь вперед, Христом богом прошу!
Он несколько раз медленно взмахнул шашкой над головой[3], гикнул и бросил полусотню в атаку во фланг не заметившему нас противнику. Казаки разворачивались в лаву. Ружья нацелились на врага.
Наш натиск оказался стремителен и беспощаден. Горцы неудачно сманеврировали, подставившись под наш удар. Казаки разряжали ружья и пистолеты почти в упор. Тенгинцы нас поддержали и одной стороной каре выдали дружный залп.
Почти две сотни горцев были опрокинуты, потеряв разом человек двадцать. Распались на мелкие группы. Часть сразу поворотила коней и устремилась обратно к реке. С другой казаки схлестнулись в жаркой сабельной сече. Тенгинцы не растерялись и качнулись вперед, сбивая зазевавшихся штыками на землю.
Я тоже размочил счет. Выстрелом в упор выбил из седла растерявшегося черкеса. Перехватил винтовку и саданул следующего, добив окончательно остатки инкрустации на прикладе. Выскочил из смешавшейся в кучу толпы всадников и прижался к каре под защиту штыков. Стал перезаряжать оружие, крикнув мушкетерам:
— Гей, славяне! Своего не троньте!
Ошалевшие глаза солдат почти вылезали из орбит. Судорожными движениями они тоже перезаряжали ружья, чтобы передать товарищам, стоявшим на линии соприкосновения с рубкой казаков с горцами. Молоденький юнкер, почти мальчик с еле пробивающимися усиками, кричал тонким взволнованным голосом:
— Приготовиться к перестроению в цепь!
Я поднял винтовку и стал выцеливать, в кого выстрелить. Нашел вывалившегося из свалки черкеса и снова нажал спусковой крючок. Мимо! Твою-то мать! С десяти метров! Ну, как же так?
Черкесы, сообразив, что их сейчас если не зарубят, то точно переколят штыками, стали разворачивать коней. Вырывались по двое, по трое и летели вслед за теми, кто оказался посообразительнее. Уносились туда, откуда прискакали. К разгромленному обозу. Хорунжий скомандовал преследование. Казаки подчинились, бросив богатую добычу в распоряжении тенгинцев. Устремились в погоню, оставив после себя на земле не менее 50 тел налетчиков. Я заметил, что по знаку Косякина двое казаков принялись собирать в табун брошенных лошадей и переругиваться с мушкетерами. Те тоже были непрочь получить свою долю.
Мне также удалось наблюдать финал боя. Когда я почти догнал последнего из отступающих, то увидел, что у обоза черкесов уже ждали. Небольшой отряд донцов, заметив отступающих в их сторону врагов, ощетинился пиками и смело бросился навстречу. 20 человек на сотню! Но это сотня была улепетывающей толпой, а не спаянной победой группой. Горцы попытались разминуться с плотным строем несущихся на них казаков. Но не всем повезло.
Удар донцов был страшным. Пики пронзали насквозь или сбивали черкесов на землю. Кому-то, кто мог похвастать навыками джигитовки, удалось спрятаться в последний момент, повиснув на боку лошади. Самом рослому пика ударила в середину груди и разлетелась в щепки. Горца спас панцирь, но его вышибло из седла. Подскочивший следом Косякин шашкой разворотил ему голову и закричал страшным голосом:
— Доспех мой!
Казаки, смешавшись с донцами и потеряв темп, засмеялись, но быстро примолкли. Горцы, увидев смерть товарища, стали поворачивать коней, чтобы побороться за его тело. Не иначе как хорунжий прикончил вождя партии. Снова загрохотали выстрелы, и картина боя скрылась в пороховом дыму.
Когда дым рассеялся, я с удивлением обнаружил, что казаки прижали к телегам приличную группу черкесов. Тем ничего не оставалось делать, как уложить своих коней на землю полукругом, прикрывшись с тыла брошенным возом. Они спрятались за их спинами и приготовились дорого продать свою жизнь.
Радостный Косякин снова отдавал приказы:
— Под пули не лезть! Охватывайте их кольцом! Сейчас тенгинцы подойдут с пушкой и причешут хищников картечью!
Казаки рассредоточились, отъехав от обоза метров на двести. Изредка постреливали в сторону залегших черкесов, не давая им подняться. Весело перекликались, подсчитывая потери. Отряд не досчитался пятерых, но уныния не было. Наоборот, линейцы радовались одержанной победе и предвкушали расправу над попавшимися черкесами.
— Бошки вам посрубаем и генералу отвезем! — кричали раздухарившиеся воины.
— Твой башка мой огород ждет! — крикнул какой-то горец, знаток русского языка.
— Айтека! Ты что ль? — откликнулся один из кубанцев. — Ну, здорова, кунак!
— Здорова, Ваня! Давно не виделись!
— Как жена? Детишки? — казак не забавлялся, кричал абсолютно серьезно, будто встретился с приятелем не на поле боя, а в его кунацкой.
— Карашо, Ваня! Пакшиш тебе шьет! Новый черкеска!
Казаки расслабились — и напрасно. Кунак Вани заговаривал им зубы. Неожиданно для линейцев черкесы заставили коней вскочить, повисли на их боках, почти касаясь земли. Рванули в сторону, где казаков было меньше всего. В мою! Я поднял заряженную винтовку.
[1] Обычай отплясывать впереди воинской колонны был широко распространен в русской армии как в пехотных, так и в кавалерийских частях.
[2] Введение у линейцев единой формы началось лишь с конца 1830-х на Лабинской линии. От них стали требовать покупать у адыгов желтые черкески, пренебрегая слишком тесными армянскими. На черкеске должно было быть по двенадцать газырей справа и слева.
[3] Знак командира, означающий приказ отряду рассыпаться в лаву. Лава — это не сомкнутый строй, как показывают иногда в фильмах, а свободный, рассыпной, в котором казаку важно уметь импровизировать.
Глава 8
Проваленная инфильтрация
Один конь зачем-то решил проскакать в полуметре от меня. Его всадник, зажав в зубах шашку, держался двумя руками за седло. Его ноги волочились по земле. Я без раздумий выстрелил в него почти в упор. Шашка
