Федор Годунов. Стылый ветер - Иван Алексин
— Об этом не заботься, государь, — повеселел Фрол, уже не скрывая улыбки. — Я, может, с докладами месяцами появляться не буду. Тут, главное, знать, что право такое имею!
— На том и договорились, — махнул рукой я. — Ну, где там твоё заморское вино? Неси.
Глава 8
— Разругались, значит?
— Не то слово, — усмехнулся Грязной. — Пашков едва с кулаками на большого воеводу не кинулся, насилу удержали. А Прокопий Ляпунов аж кровью дурной налился. Побагровел весь, губы трясутся, глаза молнии метают.
— Ишь как разозлились, — весело гоготнул Подопригора. — Вот теперь я тебе верю, Фёдор Иванович, что не взять Болотникову Москвы. Если среди атаманов согласия нет, о каком удачном походе думать можно? А если ещё и твоё предсказание сбудется, — полусотник недоверчиво покачал головой.
Ну, и ладно. Пусть качает. Недолго осталось. Уже сегодня в ночь на 5 ноября братья Ляпуновы и Сунбулов тайно со своими людьми на сторону Василия Шуйского переметнуться. Вот и сбудется первая часть предсказания. А когда через двенадцать дней ещё и Пашков перед началом сражения на сторону врага перейдёт, тогда и вторая часть пророчества своё подтверждение найдёт. Вот тогда и посмотрим, как ты головой качать станешь.
Ну, и остальные, в том числе, так как это предсказание я сделал на совещании, на которое собрал всех своих сторонников: Грязнова, Порохню, Мохину, Тараску, Глеба, Кривоноса, Мизинца. и Подопригору. И если первая четвёрка и так была под впечатлением моего предсказания о гибели первого ЛжеДмитрия, то остальные хоть и слышали об этом, но сами в моём пророческом даре ещё убедится не успели. Вот и закрепим теперь среди них свой авторитет. Особенно это полусотника касается. Может хоть так к себе этого человека привяжу, раз Грязной с Порохнёй в два голоса о большой пользе Подопригоры для дела талдычат.
— Сбудется, Яким, — пригубил я сбитня из кружки. — В том даже не сомневайся. Впрочем, уже завтра утром об этом услышишь. Но я вас не для этого собрал, други. Время пришло иным в путь отправляться, а другим к долгому походу готовиться.
— Уходить будем из-под Москвы? — догадался Порохня.
— Будем, — кивнул я в ответ. — Но не сразу. Сначала нужно к этому уходу подготовиться. Подопригора, — вновь оглянулся я на казака.
— Слушаю, Фёдор Иванович.
— Завтра с утра двинешься со своей полусотней в обход Москвы. К северо-западу на реке Уче примерно в двадцати верстах от города есть такое сельцо — Ивантеевка. Так вот. В сельце этом бумажная мельница (фабрика) стоит. В первую очередь изымаешь всю бумагу. Затем разбираешь все механизмы, что эту бумагу делают и на телеги. Людишек не обижай. За всё плати щедро. Серебра для того тебе дам. И постарайся мастеровых с той фабрики вместе с нами в Кострому переехать соблазнить. Всякие блага обещай. Мол, дело государево и царь Дмитрий на награды не поскупится. А главное мастера, что той мельницей заведует, не отпускай. Но тоже без грубости. Срок тебе на всё — двенадцать дней. А там Порохня с войском подойдёт, ему как раз по дороге на Кострому будет. И сразу дальше тронетесь.
— Сделаю, Фёдор Иванович, — посерьёзнел полусотник. — Только зачем тебе столько бумаги, в толк не возьму? Бумагой ворога не одолеешь.
— Это смотря как пользоваться. — усмехнулся я. — В умелых руках и бумага выстрелить может.
Из своего угла ободрительно хмыкнули Глеб с Кривоносом. Ну да, ту пробную партию бумажного патрона, что я в Ельце смастерил, мы с сотниками опробовать успели. Так что они новинку оценить в полной мере смогли; скорострельность значительно увеличилась, достигнув невероятной скорости аж в два выстрела за полторы минуты. В общем, ещё даже не родившийся, Фридрих Великий уже начинает сильно нервничать. Такими темпами лет через пятьдесят мы и знаменитую скорострельность его армии превзойдём. А если серьёзно, то в реальном бою, каждый стрелок всё равно скорее всего больше одного выстрела дать не успеет. Но то в открытом поле. А вот если полк за засеки спрячется и копьями ощетинится, то и на второй выстрел можно рассчитывать.
— С тобой, Василий Григорьевич, всё как было оговорено. Сбегаешь, вслед, за Пашковым в Москву. Поддержке сподвижника самого Ивана Грозного, Шуйский будет рад. Устраиваешься при дворе, налаживаешь связи, подбираешь людишек. В Москве мои и Чемоданова холопы должны остаться. К людишкам в той деревеньке, что мы с дядькой Иваном спасли, приглядись. Должны добро помнить. Вот только к Фролу не лезь. Бывший тать он. Награду я большую пообещал, но полного доверия к нему нет. Ну, и за Ломтём, что у князя Долгорукого теперь скорее всего служит, понаблюдай. Человек вроде верный, но открываться ему не спеши. Разве что нужда придёт.
— Всё сделаю, Фёдор Иванович, — склонил голову боярин. — Хотя Фролу, и впрямь, слишком много ты пообещал, — недовольно проворчал он. — Не по чину этому разбойнику по царским палатам без зову шастать! То и нашим обычаям поруха и тебе, государь, ущерб великий.
— Знаю, — отмахнулся я от воеводы. Грязной, как узнал о моём обещании бывшему разбойнику, так с тех пор и ворчит. — Вот только кто же ему по дворцу шастать позволит? Через чёрный ход пусть бредёт (о том, что я собирался в будущем завести целый штат таких Фролов, что станут моими глазами и ушами, Грязному лучше не знать. Совсем мне тогда покоя не станет). Да и не станет Фрол ко мне часто во дворец ломится. Знаю я таких. Ему сам факт, что он право имеет, важен, — я вновь глотнул сбитня и продолжил, давая понять, что разговор о бывшем разбойнике закончен. — Как только Болотникова из-под Москвы выгонят, печать заберёшь. Место, где мы с тобой её спрятали, приметное, не заплутаешь. И потихоньку грамоты начинай от моего имени по Москве разбрасывать. Понемногу, Василий Григорьевич, — твёрдо посмотрел я в глаза воеводе. — По мне, лучше пусть их совсем не будет, чем ты голову сложишь. Понял ли?
— Понял.
— Ну, смотри. Ну, а с вами, браты, — приобнял я Тараску с Мохиной, — разлука долгая предстоит. Тебе, Тараско путь в Сибирь держать. Там, видишь ли, самозванец воеводами по городкам моих сторонников раскидал. Всех их объезжать не нужно. Ты, главное, до Тюмени доберись. Там
