Федор Годунов. Стылый ветер - Иван Алексин
— Один мёртв, другой объявился, — хмыкнул Фрол, подбрасывая дрова в печь. — Вот уже и войско под Москвой стоит.
Ишь ты, с подковыркой сказал! Он ведь в этом утверждении вопрос замаскировал, не с этим ли войском и я возвернулся?
Вот только просвещать на эту тему старика, я не собираюсь. Он мне и в первую встречу не понравился, а теперь, когда Чемоданов, что в узде бывшего татя держал, далеко, и вовсе доверия не вызывает. Так что, не зря я с собой воинов взял. Оно так спокойнее будет.
— И этого зашибём, коли нужда будет, — потянулся Тараско к пузатому кувшину с квасом, важно умастившемуся посреди закуски. — Я хоть и не московит, а так считаю. На троне истинный царь сидеть должен. И нечего кому не попадя на него с нечистым рылом лезть. Саблей такому промеж глаз, и вся недолга!
— Всякому свой черёд, — Фрол, с тоской покосившись на так и не отправившуюся вместе с воинами в баню бутыль с брагой, тоже выпил квасу, вытерев усы. — Придём время, и каждому Господь по делам его воздаст.
— О Шуйских, что на Москве говорят? — я мысленно усмехнулся, решив не обращать внимание на последнюю реплику старика. Тоже мне, поборник справедливости. А у самого за душой, если копнуть, наверняка, не один десяток загубленных жизней. Так что теперь из себя святошу строить? — Крепко Васька на мой трон уселся? Седалище не припекает?
— Нового царя москвичи шибко не любят, — усмехнулся Фрол, захрустев огурцом. — Коварен, скуп, зловреден. Вот только и новому самозванцу они тоже не рады. В то, что Гришка Отрепьев истинный сын Ивана Грозного и законный царь, многие верили. Уж прости за правду, государь, — скривил губы хозяин заимки. — Вот только слишком много народу его опосля мёртвым видели, чтобы в чудесное спасение поверить. А видеть на троне не пойми кого, кто же захочет? К тому же Шуйские слух пустили, что хоть и не истинный царевич войско под Москву прислал, но мстить за тот переворот люду московскому жестоко будет. Ни жинок, мол, не пощадит, ни детишек малых. Вот людишки и ополчились.
— Значит крепко народишко супротив Болотникова стоять будет, — усмехнулся Тараско, потянувшись к миске с грибами.
— Крепко, — подтвердил старик, — Тут даже не сомневайся. Тем более, что брат царя, князь Дмитрий людишкам оружие раздал да снарягу воинскую. И не побоялся, злыдень, что против него с братом оружие повернуть могут.
— Обо мне не вспоминают?
— Мало, государь. В основном после воцарения Шуйского разговоры пошли. Мол, коли царевича, и вправду, по малолетству убили, то выходит супротив тебя крамола была и грех они сотворили, клятву нарушив. Иногда и указы твои последние вспоминают. Уже над ними, как раньше, не смеются.
Всё правильно. Люди от междоусобицы уже уставать начали. А о любом правителе со временем всё лучше и лучше вспоминать начинают. Плохое забывается, а хорошее нет. Так что самое время Грязному в Москве обосноваться да грамотки от моего имени распространять начать. Ну и среди знати почву начать прощупывать да сторонников подбирать. Дело это опасное и трудное, но и Василий Григорьевич не так прост. Должен справится.
Нужно приучить людей к мысли что я жив и намерен со временем вернуться. Глядишь кое-кто недовольный Шуйским и на меня ставить начнёт.
— Ладно, — резюмировал я полученную информацию. — Я на многое, пока, не ожидал. Ладно, Фрол. Поговорим тогда о тебе.
— Слушаю, государь. — напрягся старик.
— Многого обещать тебе не буду. Ни денег., ни чинов ты от меня не получишь. Тут уж не обессудь, — криво усмехнулся я наблюдая как посмурнел старик. — Не знаю, почему тебя дядька Иван к себе приблизил, но то, что ты душегуб знатный, то сразу видно. Или я ошибся, а, Фрол?
— не ошибся, государь, — было видно, что признание старику далось нелегко, но он смог себя пересилить, каким-то шестым чувством поняв, что своим враньём сейчас перечеркнёт любые наши договорённости. — Но то дело прошлое. Я Ивану о том рассказал и он мне мои грехи простил. То не лжа. Увидишь его, государь, сам спроси.
— Спрошу, — то, что Фрол, не стал вилять, прочувствовав ситуацию, сразу прибавило ему очков в моих глазах. Сложный человек, страшный даже, но если суметь приручить, то очень полезный. — Так вот. О чинах, как я сказал, даже не мечтай. Но, если ты мне честно и без обмана служить станешь, без награды не останешься. И эта награда может побольше, чем иные чины будет.
— Это как, Фёдор? — живо заинтересовался Тараско, отложив в сторону недоглоданную свиную кость. — Как можно не имея чина в Московии возвысится?
— А вот так, — усмехнулся я, не сводя глаз со сжавшегося как пружина Фрола. Старик понимал, что сейчас ему предложат что-то очень ценное и боялся лишний раз вздохнуть, страшась пропустить хоть слово. — Просто молва среди людей пойдёт о старике, что живёт себе в лесу на заимке, что не так далеко от Москвы. И живёт вроде неприметно, и большим достатком не может похвастаться, а только в любой день к самому государю вхож и к слова его царь Фёдор Борисович с благосклонностью выслушивает.
Я замолчал, внимательно следя за выражением лица бывшего татя. И тот не сдержался, не сумев справиться с нахлынувшими чувствами; оскалился как матёрый волк, загнавший в овраг лося. Оскалился, и тут же почти овладел собой, лишь с силой сжав деревянную ложку в руке.
Значит, угадал я со своим предложением. Тут гордости на десятерых намешано, даром что наверняка из простых крестьян Фрол вышел. И такое влияние, когда даже опальные бояре к простому смотрителю заимки с просьбами приезжать будут, слаще мёда, дороже денег, выше чинов. Этакого ему больше никто не предложит.
— Благодарствую, государь. — Фрол, поднявшись из-за стола, низко поклонился. — Большей награды и придумать нельзя. Как пёс тебе служить буду.
Вот теперь и вина выпить спокойно можно. Тем более, что и воины из баньки скоро вернуться.
— Только учти, Фрол, — внушительно предупредил я старика. — Если действительно каждый день ко мне бегать будешь, да ещё с пустяками всякими, я
