Я Распутин - Алексей Викторович Вязовский
* * *
Шпики начали конкретно так напрягать. Следили не только за мной, но и за капитаном, заводили разговоры с небесниками — пытались вербовать агентуру в общине. Пора было дать по рукам Ник Нику и Герарди. Больно так дать.
Собрались впятером — я, Стольников, выздоровевший Дрюня и оба покровца.
— Подрезать бы их в темном углу — сразу поднял ставки Николай Распопов, как только я озвучил проблему — И под лед. Пропали и пропали.
— Без смертоубийства — осадил я шурина — Под лед тоже не пойдет. Там — я ткнул пальцем в потолок — Должны понять и осознать.
— Можно и без смертоубийства — Илья Аронов выпростал из рукава кистень.
— Нужен план, чтобы нас не заподозрили — резюмировал капитан — Лиговка!
После вечерни в Храме Воскресения, я вышел наружу, свистнул извозчика.
— На Лиговку гони! — тихо произнес я.
— Не, барин, не поеду — покачал головой пожилой извозчик с бляхой номер тридцать три — Ограбят, коня сведут.
— Трешка.
— Эх, барин… Высажу на окраине.
Я оглянулся. К филерам подкатили собственные сани, они встали в хвост за нами. Проехав Фонтанку, мы повернули направо. Дома стали хуже, улицы грязней. Даже свежевыпавший снег не маскировал окружающее свинство.
И чем дальше мы катились по скверной, нечищенной улице, тем паршивее становились строения. Пошли откровенные «трущобы». Питерская «Хитровка» — во всей красе.
Извозчик остановил лошадь, повернулся ко мне:
— Все, дальше не поеду. Страшно.
Я отдал трешку, выбрался из экипажа. Проверил пистолет в кобуре, взмахнул руками. Второй Браунинг легко скользнул в ладонь. Со стороны это наверное, выглядело странным. Стоит барин в бобровой шубе и машет руками.
Филеры выскочили из саней, разошлись по обе стороны улицы. Двинулись за мной.
Я вспоминал план, который начертил мне капитан. Ага, здесь вроде бы налево.
Публика встречалась весьма подозрительная — все без исключения пялились на меня.
Шатающийся мужик развязно крикнул вслед:
— Эй, бобер, шапка не жмет?
Я проигнорировал нахала, свернул в первый переулок. Судя по плану, мне нужен был второй справа. Два филера отправились следом, третий остался на улице. Пейзаж не изменился — разбитые фонари, полуразвалившиеся дома с пустыми окнами.
Вдруг из подворотни вынырнул звероподобный, косматый мужик, вытащил нож.
— А ну дядя, давай лопатник — меня обдало водочным запахом.
Черт, как не вовремя! Я дернул рукой, Браунинг влетел в ладонь. Ткнул дулом в пах грабителя.
— Ща яйца отстрелю. Всосал?!
Мужик посмотрел вниз, с трудом сглотнул.
— Убрал нож и кивай.
Я приблизился ближе, заметив краем глаза, что филеры остановились рядом, начал громко проповедовать:
— Да будет тебе известно, брат, что Иисус Христос был распят посреди разбойников. Их было два — один покаялся и отправился в рай с Богом. Другой нет — сейчас в аду воет от ужаса. Ты хочешь спастись?
Грабитель что-то промычал утвердительно, старательно смотря вниз.
— Повторяй. Посреди двух разбойников мерило праведное обрелось — крест Твой, Господи.
Эту проповедь я слышал совсем недавно в церкви. Кое-что запомнил.
Мужик начал, запинаясь, повторять.
— Одному, низводимому во ад через тяготу хуления. А другому — к облегчению грехов и к познанию богословия. Христе Боже, слава Тебе!
Я перекрестил разбойника свободной рукой, прошептал:
— Вставай на колени.
Тот помявшись, бухнулся в снег. По своей инициативе перекрестился.
— Иди, брат, и не греши более.
Я отпустил Браунинг, он незаметно скользнул по руке в рукав. Не оглядываясь, быстро пошел по переулку, зная, что шпики все слышали и видели и сейчас догоняют меня. Резко завернув за угол, я отскочил за дровяной сарай у мусорной кучи. Успел даже хлопнуть по плечу шурина, что стоял, курил папироску в компании Дрюни и Аронова.
Филеры вылетели следом и тут же натолкнулись на мою боевую команду.
— А шо эта у нас тут за фраера, шастают — сразу начал напирать Николай — Давай, выворачивай карманы, сымай клифты!
Один из шпиков полез за пазуху, видимо за пистолетом, Распопов просто, без затей ткнул ему папиросой в глаз. Раздался жуткий вопль. Илья взмахнул кистенем, обрушил его на голову второго филера.
Дрюня, дернул первого агента на себя, подставил подножку. Повалил в снег, начал обыскивать. Нашел револьвер, полицейский жетон.
— Легавые! Тикаем, ребя!
Вся троица заспешила прочь, а я перевел дух. Чисто сработали. Но надо дождаться развязки.
Раздался свисток, в переулок, со стволом наперевес вбежал третий филер. Увидев кровавое побоище, заматерился, начал поднимать коллегу с разбитой головой. Тот шатался, потом все таки встал и его тут же вырвало на пальто главного.
Наконец, все пострадавшие утвердились на ногах, покачиваясь и цепляясь за третьего пошли прочь.
* * *
Проинспектировать общину явился лично Феофан. Причем сделал это по-тихому, никого не ставя в известность. Мои боевики отсыпались после вчерашнего дела, капитан уехал к нотариусу — архимандрит прошел на территорию нашей базы никем не остановленный. Общинники даже к нему подходили получить благословение. Все это я увидел в окно третьего этажа и сделал себе зарубку в памяти — ввести на базе пропускной режим.
Шлюз с двумя дверями, вооруженные охранники. А то ведь даже кобели-предатели полаяв для галочки, ушли к себе в конуру. Все это может плохо кончится.
— Григорий! Поздорову ли? — Феофан успевал все. И быстро оглядеть Ольгу за секретарским столом в приемной, и перекреститься на красный угол и облобызаться со мной.
— Все ладно, отче. Проходи, покажу как устроились.
— А я уже посмотрел краем глаза. Молодец, заботишься о людишках то… мануфактуру налаживаешь, народ у тебя в крепкой вере. Про партию твою тоже слыхал. Небесная Россия? Звонко, православно!
Нет, ты посмотри, каков пройдоха. Обо всем знает, про все слышал…
Мы устроились в кабинете за столом для переговоров, Манька притащила чашки, самовар. Лохтина с улыбкой занесла пряники и малиновое варенье в вазочке.
— Чаек то у тебя, Кяхтинский, душистый — похвалил архимандрит.
— Двенадцать рублев за фунт — покивал я — Много людишек то заходит почаевничать, да излить душу. Как их не угостить?
— Видел, видел. Опять толпа собирается возле твоего нового дома. И как прознали только?
— Неведомо. Больных много ходит — я тяжело вздохнул, как бы эпидемию какую не занесли — Исцеления просят.
— И что же ты? Помогаешь?
— Мало кому. Исцеляю не я — Бог. И только по святой молитве. А нынче мало людей крепких в вере. На словах то все во Христе, а начинаешь расспрашивать…
— Да, один грех вокруг, да упадок нравов — Феофан помолчал, посмаковал чай. Явно что-то собирается мне сказать важное.
— Не думай, Григорий,
