Помощник ездового - Александр Вячеславович Башибузук
Развернулся и ушел в темноту.
— Ты такой был, такой страшный и красивый… — через несколько шагов Гуля схватила Лешку за руку и потянула за куст. — Целуй меня, азизим, целуй, крепко целуй…
И сама неумело, но яростно впилась в губы Алексею.
Лешку словно молния пронзила. Он никогда не был обременен вниманием женского пола в своей прошлой жизни, но сейчас, этот неумелый поцелуй едва не свел его с ума, настолько остро и прекрасно чувствовался.
Несколько минут выпали из действительности.
Гуля первая оторвалась от Лешки, стыдливо спрятала голову на его груди и счастливо хихикнула:
— Еще хочу, но пока хватит, губы болят, азизим…
— Азизим? Ты обещала перевести.
— Любимый…
— А как будет любимая?
— Тоже азизим… — снова хихикнула Гуля. — Но не хочу, чтобы ты так меня называл. Придумай что-нибудь другое. Ну, я жду!
Алексей задумал и вдруг брякнул:
— Ежик…
— Это такой, с колючками? — Гуля весело рассмеялась. — Мне нравится. Пусть ежик, азизим! Я такая, могу и уколоть…
Неожиданно со стороны гор стеганул винтовочный выстрел, а потом сразу второй. Лешка толкнул Гулю в сторону обоза, а сам выхватил Браунинг и метнулся на звук. Бегом проскочил пару десятков метров, а потом пошел медленно, стараясь идти бесшумно, как учил Михей Егорыч.
И почти сразу услышал возбужденный разговор:
— Попал? Я вроде попал. Идем, глянем! Ясно же было видно, что кто-то крался.
— Пойдем… — неуверенно ответил ему срывающийся голос. — А если кто-то притаился? Не видно ничего…
— Тьфу ты, трусишка. Я сам сейчас…
— Отставить, — негромко скомандовал Алексей прокравшись поближе.
Защелкали затворы.
— Кто там?!!
— Свои… — Лешка махнул рукой. — В кого стреляли?
— Дык, не особо понятно, — совсем молодой ополченец, Гришка Сидоров, внук Ивана Степаныча, опустил винтовку. — Но кто-то там был — это точно…
Второй, такой же юный узбек, Дустом, быстро закивал.
— Был, точно был, сам видел…
— Не отсвечивайте, — Лешка жестом приказал им присесть. — Не отсвечивайте.
Послышался приближающийся топот, а через несколько секунд, чуть не сбив ополченцев с ног, из кустов вылетели запыхавшиеся Венцеслав с Василием и еще трое ополченцев.
— Тьфу ты, — в сердцах ругнулся Лекса. — Вы бы еще колокольцы на себя прицепили. Ладно, идем, глянем.
Сам он был почти убежден, что пацаны палили в белый свет как в копейку, но, неожиданно, через десяток шагов они наткнулись на труп.
Наголо бритый парень лежал, скрутившись с калачик, под ним поблескивала в лунном свете большая лужа крови. Рядом валялся старенький револьвер и старинный изогнутый кинжал. Непонятно каким образом, постовые всадили в него с двух выстрелов обе пули, одну в живот, а вторую в грудь.
— Глянь, морду вымазал черным, точно басмач, разведать наведался, — Венцеслав покосился на мертвого. — Ой, не нравится мне это.
Неожиданно Дустом зло заворчал, ударил мертвого ногой, выхватил нож и начал резать тому уши.
— Какого черта⁈ — Лешка возмутился, но Гришка придержал его и тихо сказал:
— У него двух братьев живьем сожгли басмачи в кишлаке, старшего и среднего, за то, что те в комсомол вступили. Не трогайте его, пусть душу отведет.
Лешка скрипнул зубами, развернулся и ушел, скомандовав по пути:
— Посты удвойте и, чтобы мышь не проскочила. А этого мертвяка бросьте здесь…
Ночью Алексей не сомкнул глаз, но, к счастью, никаких неожиданностей не произошло, а с рассветом обоз выступил в дорогу.
Алексей покачивался в седле и никак не мог справиться с мерзким нервным ознобом. В мозгах прямо стучало ожидание близких неприятностей.
«Ну а что я еще могу сделать? — зло думал Лешка. — Конные разъезды в авангарде и по флангам, всех своих на это дело отрядил. Если повезет, заметят басмачей, что даст нам несколько лишних минут. Даже учение небольшое провел, показал, как реагировать на атаки с разных сторон. Все что мог — сделал, вот только этого очень мало…»
Неожиданно вспомнился эпизод из прошлой жизни: как его колонну накрыли ракетами на марше, что спокойствия явно не добавило.
— Эко ты злобный и лихой… — одобрительно пробурчал дядька Степан с облучка. — Видел вчера, сущий волчара. А если бы кинулись на тебя все? Убивал бы?
Лекса задумался и уверенно ответил:
— Убивал.
Возница кивнул, внимательно посмотрел на Алексея и тихо поинтересовался:
— Боязно, парень?
— Есть такое, — честно признался Лешка и отъехал от телеги на пригорок.
Караван растянулся живой змеей на пару сотен метров, с обеих сторон колебались в жарком мареве рыжие склоны гор. Карты у коменданта не нашлось, но местные говорили, что начинаются малонаселенные места.
— Чтоб вас… — в сердцах ругнулся Алексей, зачем-то провел ладонью по лежащему поперек луки Мадсену и, почти сразу заметил пару несущихся к нему всадников — Костика и Модю.
— Оттуда, оттуда!!! — еще на подъезде заорал Костя, тыкая рукой с нагайкой за спину. — Сосредотачиваются там! По оврагу будут выходить на нас, вон там, там…
— К бою!!! — заорал Алексей. — К бою!!! Остановить движение! — а сам пришпорил Черкеса и понесся к невысокому холму.
На ходу спрыгнул из седла, сдернул пулемет, потом сумку с магазинами, злобно матерясь, спешно вытоптал ковыль вокруг и упал, раскладывая сошки.
Звонко клацнул затвор. Несуразный магазин сверху сильно мешал обзору и поэтому Алексей на мгновение проспал момент, когда из оврага с волчьим воем начали выскакивать всадники в косматых папахах.
Басовито протарахтела первая очередь, перед лошадьми басмачей взметнулись высокие фонтанчики пыли и комьев земли.
Ругнувшись, Лешка сделал поправку и одной очередью высадил первый двадцатипатронный магазин. Куда попадал, он не видел, но лошади с диким ржанием начали падать и метаться.
Ряды басмачей смешались, они притормозили, а потом начали уходить из-под обстрела. Несколько всадников сориентировались и понеслись прямо на позицию Алешки.
Второй магазин он отстрелял практически в упор, а потом бросил пулемет, потому что не хватало времени перезарядиться, и выхватил Браунинг.
Первый басмач, размахивая руками, вылетел из седла, а у второго просто рухнул жеребец, третий раз Алексей не успел выстрелить и рыбкой нырнул в сторону, чтобы не попасть под кривую саблю. Перекатился и дважды выпалил в осадившего коня бородача, выбив его из седла. Но тут же сам полетел на землю, сбитый грудью коня четвертого.
Все вокруг завертелось, глаза и рот забило пылью, а из
