Егерь: заповедник - Алекс Рудин
— И никому ни слова, — предупреждаю я.
— Поняла.
Павел и Катя с интересом смотрят на нас. Они не слышат, что я говорю, но видят, как меняется выражение лица вахтерши, как она послушно кивает.
— Сейчас мы поможем девушке поднять вещи в комнату, — предупреждаю я. — Благодарю за бдительность, товарищ! Я непременно сообщу вашему руководству, что вы хорошо выполняете свои обязанности. А сейчас возвращайтесь на рабочее место.
Глава 11
Вахтерша послушно идет за свою стойку.
— Идем, — улыбаюсь я, подхватывая чемодан.
— Что ты ей сказал? — с любопытством спрашивает Катя, когда мы поднимаемся по лестнице.
— Ничего особенного, — смеюсь я. — Договорился, чтобы она разрешила тебе пользоваться телефоном.
— Правда? — удивляется Катя. — Как это тебе удалось?
— Природное обаяние, — смеюсь я.
Павел понимающе поглядывает на меня — он раскусил мой трюк с удостоверением.
Комната пуста — Катины соседки еще не приехали. Вдоль стен стоят четыре кровати с пружинными сетками. В углу — пустой шкаф, рядом с ним — квадратный стол.
— Тебе повезло, — говорю я Кате. — Можешь занять самое удобное место.
Катя выбирает кровать подальше от окна — чтобы не дуло. Я ставлю чемодан на пол и разминаю затекшие пальцы.
— Встретимся вечером у входа в театр?
Девушки все же настояли на культурной программе — мы идем в Кировский театр.
— Только приходите за час до начала, — предупреждает Катя. — Не опаздывайте.
— Хорошо.
Павел тактично отворачивается, и я целую Катю в мягкие губы.
— Вы не опоздаете? — спрашивает Катя.
Я смотрю на часы. Встреча с Тимофеевым назначена через два часа, а нам с Павлом еще нужно добраться до набережной Пряжки.
Не очень близко.
— Поедем на троллейбусе, — говорю я, вспоминая карту города.
Мы выходим на проспект и ждем на остановке. Через пять минут подъезжает троллейбус — с круглыми фарами, зеленой полосой на боку и длинными усами токоприемников над покатой крышей.
На меня накатывает волна ностальгии. В прошлой жизни я много лет отработал в троллейбусном парке и такие вот машины знал вдоль и поперек. Тогда они уже шли под списание, и с каждым годом их оставалось все меньше и меньше. Уступали место современным электронным машинам.
А сейчас — бодро бегают по улицам, щелкая электрическими контакторами.
Странно это — вспоминать будущее.
— Андрей, ты едешь? — стоя на высокой ступеньке, смеется Павел.
Очнувшись, я успеваю заскочить в троллейбус, и двери захлопываются.
По мосту лейтенанта Шмидта мы переезжаем через Неву и выходим на бульваре Профсоюзов. Отсюда можно прогуляться пешком по набережной Мойки до того места, где в нее впадает Пряжка.
Город прекрасен. Он еще не изуродован рекламой — скромные вывески магазинов почти не привлекают внимания. Улицы не забиты тысячами машин, здесь даже дышится легче.
— Так что ты будешь делать с жалобой Болотникова?
Вопрос Павла снова возвращает меня к реальности.
— Попробую для начала договориться с Тимофеевым. Если не получится — покажу ему протоколы.
— Давай, я пойду с тобой, — предлагает Павел.
Я не успеваю ответить — к нам неожиданно подходит милиционер.
— Добрый день. Ваши документы, товарищи!
Он неодобрительно смотрит на пиджак Павла.
Павел досадливо морщится и достает из кармана свое удостоверение. Лицо милиционера удивленно вытягивается.
— Что же вы в таком виде, товарищ лейтенант? — укоризненно говорит он Павлу, внимательно сличив фотографию в удостоверении с его лицом.
— В каком? — раздраженно спрашивает Павел. — Выходной день, приехали погулять по Ленинграду.
Милиционер возвращает ему удостоверение и берет под козырек.
— Хорошего отдыха!
— Угораздило же меня вырядиться! — злится Павел.
Снимает пиджак и крутит головой по сторонам.
— Куда бы его выбросить?
— Да брось ты, Паша, — смеюсь я.
— Нет, — упрямо говорит Павел. — Не хочу больше ходить, как попугай.
Он тащит меня в ближайшую подворотню. Там, прислонившись к стене, курят трое парней — длинноволосые и бородатые, в потертых брюках, рубашках с небрежно закатанными рукавами и куртках, накинутых на худые плечи.
— Брат! — оживляется один из них, увидев пиджак в руках Павла. — Клевый прикид! Аскнешь?
— Чего? — грозно спрашивает Павел.
— Поменяй пиджак, — объясняет парень.
Его заросшее бородой лицо расплывается в детской улыбке. Он делает движение плечом, собираясь снять куртку.
Похоже, Павла приняли за своего.
Мне становится еще смешнее.
— Держи!
Павел буквально впихивает пиджак в руки парня. Тот удивленно благодарит:
— Спасибо, брат! Солнца тебе!
Мы выходим из подворотни обратно на улицу.
— Кто это такие? — ошарашенно спрашивает Павел.
Я пожимаю плечами.
— Похоже, хиппи.
Безобидные, в общем-то, ребята. Слушают музыку, слоняются по улицам, выпрашивая сигареты у прохожих. По вечерам пьют портвейн на прокуренных кухнях под песни битлов.
С милицией стараются не связываться, бегают от дружинников.
Ну, да — не идеал советского гражданина.
В Черемуховке таких нет.
— Ладно, идем, — говорит мне Павел. — Избавился от пиджака, и хорошо.
Мы вовремя отходим в сторону — возле подворотни останавливается желтый «УАЗ» с синей полосой на боку. Раздается милицейский свисток и гулкий топот ног — длинноволосые парни убегают дворами.
— Чего им не живется, как нормальным людям? — спрашивает Павел.
— А черт его знает, — отвечаю я. — Молодость, дух свободы и бунтарства.
Отчасти я могу их понять. Советская идеология все больше становится казенной и фальшивой показухой. Не всегда и не везде. Но ведь уродство потому и заметнее, что оно — уродство.
Мы идем вдоль набережной Мойки. Мимо проплывает катер с туристами. Экскурсовод что-то говорит в микрофон, показывая рукой на дома. Слов не разобрать — динамик заметно похрипывает. Но туристы слушают внимательно.
Возле здания охотобщества я говорю Павлу:
— Подожди где-нибудь неподалеку. Сначала я схожу к Тимофееву один. И постарайся, чтобы Болотников тебя не увидел.
— Что ты задумал? — спрашивает Павел.
— Хочу дать ему возможность повести себя по-человечески, — объясняю я.
Тимофеев уже ждет меня в своем кабинете.
— Присаживайся, Андрей Иванович, — говорит он, показывая на стул. — Рассказывай, что у вас за вражда?
— Болотников был пьян, — говорю я. — Ночью стрелял по бутылкам. Поэтому я запретил ему охотиться.
— А почему протокол не
