Опричник - Геннадий Борчанинов
Походя рубанул по спине татарина, прытко наседавшего на моего братца, чем его здорово выручил. Князь гарцевал на коне, отмахиваясь сразу от двоих, Леонтий теснил своего противника, громко ругаясь. Такое чувство, что вся слобода пришла мулле на помощь.
— Стоять! — заревел я. — Держите его!
Держать было некому, все заняты. Даже при том, что к нам спешно прибывало подкрепление. Побежал за ним сам. Пришлось немного попетлять меж сражающихся, но я добрался до него прежде, чем он сумел ускользнуть. Схватил за шиворот, поднял на ноги, как нашкодившего кота.
Бросил саблю в ножны, достал пистолет, бахнул в воздух, привлекая всеобщее внимание. Мимо пронеслась обезумевшая от страха лошадь.
— Всё кончено! Бросайте оружие! — прокричал я.
Баир-мулла был в моих руках. И к его горлу был приставлен острый кинжал. Не хотел я, чтобы всё так обернулось, но вышло как вышло. Сделанного не воротишь.
Увидев схваченного муллу, татары замерли с оружием в руках. Их тотчас же разоружили, повязали, начали сгонять в одну кучу, словно отару овец.
Раненых отводили в сторону, оказывали первую помощь, мёртвых складывали отдельно. Троих татар и двоих русских.
Князь Воротынский подъехал ко мне, взъерошенный, взбудораженный, с окровавленной саблей наголо. Натянул поводья, заставляя мерина фыркать и дёргать головой, переступая с ноги на ногу.
— Этот? — злобно глядя на татарина в моих руках, спросил воевода.
— Он, княже, он к бунту народ подстрекал, — сказал я.
— Ложь! — воскликнул мулла. — Клевета!
— Это мы ещё выясним! Увозите! — приказал Воротынский.
Суматоха боя сменилась суматохой спешных сборов. Пленённых татар грузили на лошадей, чтобы увезти в кремль и допросить. Пора и нам было ехать.
Я подождал, пока ко мне подойдут Леонтий и Фёдор. Оба не пострадали, хотя помахать саблями пришлось им обоим. Оба мрачные и хмурые. Веселиться и правда было не с чего, тут не до веселья. Мы бросили камень в воду, и сейчас от него разойдутся круги, сперва по Казани, а потом и по всему бывшему ханству, и я гадал, не подтолкнули ли мы ещё больше людей к сопротивлению? Арест получился отвратительный.
— Едем. В кремль, — сказал я.
Они молча забрались в сёдла, я тоже запрыгнул на лошадь, тронул пятками бока, пуская её шагом. Из окон и из-за заборов татарской слободы на нас глядели женщины и дети, и от этих взглядов мне стало не по себе.
В кремль мы добрались в числе последних. Спешить мне не хотелось. После такого провала хотелось вообще уехать из города подальше. Формально, конечно, моя миссия была выполнена, зачинщики арестованы, но я боялся, что это наоборот только сыграет злую шутку. А оставлять Воротынского наедине с этой проблемой мне было даже немного стыдно.
Татар заперли в одной из башен кремля, отдельно друг от друга. Преступление их никем не оспаривалось, всё же они напали на русского воеводу, на представителя царя. Их всех ждала незавидная участь. А вот преступление муллы ещё требовалось доказать. И дознанием наверняка уже занимались.
Я связываться с этим делом не желал, поэтому направился к воеводе. Застал его в компании слуг, помогавших ему разоблачаться и снимать доспехи, которые теперь нужно было вычистить и смазать.
— А, это ты! — воскликнул князь. — Заходи! Ты же видел? Видел, да?
— Что видел? — не понял я.
— Сволота… Ко мне же кинулись сразу! Убить пытались! — воскликнул он. — Поняли, видать, что дело дрянь… Из последних сил решили…
— Я спиной к тебе стоял, княже, — сказал я. — На меня из мечети выскочили.
— Точно… Ну, всё равно. Нашлись, мерзавцы, — оскалился он. — Висеть им скоро всем, как яблочкам спелым, это я тебя уверяю.
— Как бы народ не взбаламутился, — осторожно произнёс я.
Похоже, Воротынский своим управлением изрядно настроил татар против себя. На пустом месте такие заговоры с попытками убийства не возникают. Да и эта его кровожадность наводила на определённые мысли.
— Какой такой народ? Татаре, что ли? — сдвинул брови Воротынский. — Да брось.
С одной стороны, мне хотелось бросить всё и вернуться в Москву, доложив царю о том, что задание выполнено. С другой стороны, если пустить всё на самотёк, ситуация может стать ещё хуже прежней. Князь Воротынский с ролью воеводы и наместника справлялся не очень хорошо. Опять же, по результатам моего доклада царь пришлёт сюда другого воеводу… Я не мог определиться, что делать.
— С муллой что делать думаешь? — спросил я.
— Да на кол его посадить, — пожал плечами воевода. — Это ж надо, к восстанию подстрекать… С прошлыми такими знаешь, чего сделали?
— Нет, — сказал я.
— В Москву вывезли и там… Чик! — показал воевода характерный жест по горлу. — При всём честном народе.
— Так то, наверное, князья были какие, — предположил я. — Ханы, царевичи.
— Ну… Да, — почесал бороду князь.
— Не казни муллу. Шума не делай, — попросил я.
Князь нахмурился. Мой совет ему не понравился. Как минимум ещё и потому, что он не считал меня тем, кто имеет право раздавать советы.
— Взбаламутятся, мыслишь… Взбунтуются… Как взбунтуются, так и усмирим, — сказал воевода. — То дело нехитрое.
— Мы же явно не всех поймали, — сказал я. — Кто по делам отлучился, кто под лавкой схоронился, кто убежать сумел. Они народ поднимут, коли Баира-муллу на кол посадишь.
— Кремль крепкий, дроб каменный в тюфяках есть, — фыркнул Воротынский. — Как подымутся, так и разбегутся. Али ты за этого муллу не просто так заступаешься? Слово секретное тебе шепнул? Околдовал басурманин?
— Я не за муллу заступаюсь, а за простых жителей, — сказал я, демонстративно осенив себя крестным знамением. — Хочешь убить — не возражаю, есть за что. Но не так. Голодом тихонько уморил бы в порубе, да и всё. А позорной смертью казнить не надо. И из тюфяков по горожанам палить тоже, всё же подданные царёвы, а он за людишек с тебя спросит.
Воевода фыркнул, не желая признавать мою правоту, но и не находя аргументов, чтобы возразить. Ещё и упоминание царя заметно остудило его кровожадность, всё же он понимал, что я один из царских приближённых и могу нашептать тому что угодно. Пусть я и худородный, а определённый вес в обществе я уже имел.
— Поспрашивать его надобно, —
