Надо – значит надо! - Дмитрий Ромов
— Это за мной, — смущаясь пояснила Слава.
— За тобой? Ты сначала скажи своим дыням, чтоб мне в глаза не смотрели.
— Ну, Борис Игнатович! Опять вы с шуточками…
— И вот что, ты знаешь, что полную хрень в отчёте написала? Слыхала выражение, что начальник отодрал? Так, я тебя, наверное, тоже драть начну за каждую халтуру! Только не розгами, а кожаной дубинкой. Внутренний массаж называется!
— Какую халтуру?
— Иди, солдат, внизу подожди я пока с тётенькой позанимаюсь. Тебе на такое смотреть нельзя. Перевозбудишься.
И всё вот в таком духе. Мудак натуральный.
— Слава, — сказал я ей, когда мы возвращались на заставу. — Вы меня, конечно простите, что не в своё дело лезу, но почему бы вам не рассказать мужу о своём начальнике и о том, что он позволяет себе при вас говорить?
— Что ты, Егор! Рома же его прибьёт! И сам пострадает. Зачем мне это? Ещё какой-нибудь выговор ему дадут.
— Выговор? Серьёзно?
— Да, запросто влепят. Тем более, начальник мой человек безобидный. Он только на первый взгляд неприятный, а так, вполне себе обычный весельчак.
— Ну, давайте, я ему всё объясню, если не хотите Романа Ильича посвящать в эти дела.
— Прекрати! — сердито ответила она…
Я прекратил, но осадочек остался, конечно…
В общем, служба идёт гладко за исключением небольшого напряжения с Белоконем.
— Брагин, стоять! — командует он, замечая меня перед казармой. — Это что за человек перед воротами?
— Родственник, товарищ майор.
— Родственник? — чуть наклоняет он голову. — Кто он тебе?
— Брат двоюродный, — пожимаю я плечами.
— А почему он каждый день сюда приходит?
— Он уедет уже скоро. Ну, приносит какие-то вещи необходимые. Недавно вот нитки закончились, так он в тот же день принёс.
— Какие нитки! Ты чё мне мозги канифолишь? Коньяк он притащил?
Блин, начинаются неудобные вопросы.
— Не сметь пи**еть!
— Так точно, — неохотно признаю я.
Врать внаглую не слишком хорошая идея. Майор прожигает меня взглядом.
— Ну не для личного же состава, — говорю я. — И не ради каких-то поблажек. Чисто от сердца. Что плохого? Коньяк отличный, между прочим. А что он от меня, никто и не знает. На состоянии боевой готовности это никак не отражается. Офицеры в любом случае найдут, где купить. А тут…
— Больше чтобы ничего подобного не было! Ясно?
Блин, как ясно-то? Я уже заказ получил и отправил распоряжения в Москву. И старшина, и старлей, и старший техник — все заказали. И на Белоконя тоже три бутылки велено посчитано.
— Я спрашиваю, ясно тебе⁈ — рычит начальник заставы.
От ответа меня избавляет подбегающий часовой.
— Товарищ майор, разрешите обратиться!
— Чего тебе, Дубинин?
— Там фельдфебель.
— Кто-кто? — щурится Белоконь. — Какой ещё фельдфебель? Ты с вышки что ли упал?
— Говорит, у него отправление. Ну… типа, как пакет… Предписание.
— Фельдъегерь что ли?
— Так точно, да, — подтверждает Дубинин.
— Ну, так пропусти! Документы проверь.
— Проверили уже, товарищ майор.
— Ну, давай, мухой. Сплошные чудеса. В общем, Брагин, заканчивай со своими подарками, ты понял? Нечего мне тут дисциплину разлагать. Я тебя спрашиваю, ты меня понял? В следующий раз разговор будет не таким приятным. В грудину и точка.
— Да разговор и сейчас не сказать чтобы очень…
— Товарищ майор, старший лейтенант внутренней службы Косягин прибыл для передачи отправления лично в руки.
Начальник заставы осматривает молодого фельдъегеря с ног до головы.
— Ну давай, Косягин, передавай, раз прибыл. Откуда отправление твоё?
— Виноват, товарищ майор, отправление лично в руки.
— И что мне сделать? — злится Белоконь. — Станцевать что ли?
— Виноват, отправление для рядового Брагина.
— Чего?
— Для рядового Брагина Е. А.
Лицо майора вытягивается. Он выражает крайнюю степень недоумения. Медленно поворачивает голову и как-то даже набок её наклонят. И внимательно так, изучающе, на меня смотрит.
— Это я, товарищ старший лейтенант.
Я достаю из кармана военный билет и протягиваю фельдъегерю.
Он сверяет данные, просит расписаться и убывает. А Белоконь всё смотрит и смотрит.
— Брагин, — наконец говорит он. — Может, ты выживший внук царя Николашки? Ты кто такой, что тебе лично фельдъегеря пакеты доставляют?
— Да, у меня жена на практике в какой-то конторе солидной, вот и прикалывается… Ну, шутит, то есть.
— В конторе? — кивает несколько раз начальник заставы. — Правда? Тут написано ЦК КПСС, общий отдел, лично в руки и совершенно секретно.
— Так все бумажки через них проходят, — пожимаю я плечами.
— Ну, бл*дь мне на заставе только Штирлицев не хватало, — качает он головой. — И комиссаров.
— Товарищ майор, а можно вы его сейчас возьмёте и у себя подержите, а я потом прочитаю, чуть позже? Ну, чтобы шумихи излишней не было. Зачем, чтобы…
— Хер там, боец, — резко отвечает он. — Свой навоз сам разгребай.
Он поворачивается и уходит. Я собственно, тоже ухожу. Иду за казарму и, вскрыв конверт из толстой бумаги, извлекаю несколько листов с отпечатанным на машинке текстом. На первой странице стоит красный штампик «Совершенно секретно». Начинаю читать.
'СУСЛОВ М. А. Ещё раз обращаю ваше внимание, товарищи, на вопиющий факт всплеска бандитизма в Ленинграде. В колыбели Великой Октябрьской социалистической революции происходят события, подобные тем, что мы не так давно уже обсуждали. Тогда Тбилиси, сегодня Ленинград. А что завтра? Москва и все остальные города Советского Союза? Мне кажется, в первую очередь это говорит об уровне руководства областью и Министерством внутренних дел. Не тот ли это рубеж, за которым встаёт тень анархии, пытающейся подорвать наши устои, наши традиции и коммунистические идеалы?
БРЕЖНЕВ Л. И. Вы, Михаил Андреевич, не сгущайте. Нужно хорошо во всём разобраться. Прежде всего разобраться, я подчёркиваю, товарищи. Нет ли здесь провокации. Нет, я не говорю, что обязательно было. Если товарищи считают, то я не защищаю, я присоединюсь. Но, повторяю, нужно очень внимательно изучить вопрос, прежде чем выносить.
СУСЛОВ М. А. Конечно, Леонид Ильич, мы ведь этого и хотим. Пожалуйста, Юрий Владимирович.
АНДРОПОВ Ю. В. У меня здесь, товарищи, докладная записка исполняющего обязанности председателя КГБ товарища Злобина на имя политбюро. В ней говорится, что митинг в поддержку польской «Солидарности», прошедший в Ленинграде, носит черты спланированной провокации с
