Врата в Сатурн - Борис Борисович Батыршин
— Да ничего, ерунда, мелкие неполадки. — я постарался, чтобы голос мой звучал как можно беззаботнее. — Их уже устраняют.
— А почему мы до сих пор в этих штуках? — она ткнула пальцем в свой «Скворец».
— Так положено по корабельному распорядку. Мы же в космосе, не забыла? А тут дисциплина — первое дело!
— Неудобно очень, и взмокла до нитки… — пожаловалась Мира. — В тут ещё и невесомость, в ней даже душ толком не примешь…
— Потерпи, немного осталось. — Юрка, наконец, вспомнил, что это он должен успокаивать девушку. — вот стартуем,– появится тяготение, сможешь привести себя в порядок. Вообще-то и без него можно, я тебе потом покажу как…
— Алексей Монахов? — ожила решётка переговорника на стене. — распоряжение капитана, займите место в буксировщике номер один. Как поняли?
— Понял вас хорошо. — отозвался я. — Ребята, меня вызывают, вы тут не скучайте! Да, и кота прицепите куда-нибудь. — я показал на переноску, укутанную в оранжевую воздухонепроницаемую ткань, которая свободно дрейфовала по каюте. — А то дадим тягу, он и сверзится на пол…
И, не дожидаясь ответа, отодвинул люк и выплыл прочь из каюты.
На то, чтобы забраться в кокпит «Омара», у меня ушло три с половиной минуты. Второй буксировщик стоял пустой — Семён Булыга, составивший мне компанию в недавнем полёте, сейчас любовался экранами и циферблатами у себя, в инженерной рубке. Цифры обратного отсчёта — сейчас они мигали на приборном щитке, прямо у меня под носом, — показывали две минуты сорок секунд до старта. Индикатор мигнул, сообщая, что атмосферное давление в шлюзе сравнялось с вакуумом за бортом. Я хлопнул ладонью по красному грибку кнопки — коротко взвыл ревун, зелёные огоньки по периметру люка сменились жёлтыми, потом красными, и овальная крышка отошла в сторону.
Толчок в спину — сработали гидроцилиндры, выдвигающие «омар» на предстартовую позицию, в проёме люка. Прозрачный колпак капсулы при этом выдвинулся из корпуса корабля примерно на полметра. Перед моими глазами чернел космос, усыпанный россыпями звёзд с пересекающей его раздвоенной полосой Млечного Пути; где-то внизу — я точно знал это — медленно поворачивался серо-жемчужный, весь в оспинах метеоритных кратеров шар Луны. В наушниках стоял сплошной треск — электромагнитный мусор, побочный продукт активности «звёздного обруча»… Сам артефакт располагался у меня над головой, вынесенный вперёд, перед носом «Тихо Браге» на двух парах кронштейнов — я вывернул шею, но сумел разглядеть только край серебристого кольца. На неизвестном сплаве, из которого оно было изготовлена, играли лилово-фиолетовые отсветы — прав Гарнье, теперь их частота растёт по экспоненте, и совсем скоро они сольются… во что?
Я щёлкнул тангентой переговорника, и на этот раз услышал ответ.
— «Гнездо» — 'Кулику первому. Как вы там, в порядке?
Голос в наушниках принадлежал Сансару — видимо второй пилот тоже нервничал, поскольку акцент был особенно заметен.
«Кулик первый» — «Гнезду». Скажите Гарнье, активность обруча стремительно нарастает. Как слышите, «Гнездо»?
Взрыв эфирного шума заглушил ответ. Я терзал тангенту, орал, чуть ли не рыдал но ответа не было — проклятое кольцо, висящее над моей головой всерьёз вознамерилось обрубить связь, и с успехом справлялось с этой задумкой. Только бы они услышали, твердил я про себя, только бы…
Видимо, мои отчаянные призывы достигли адресатов — уж не знаю, сквозь забившие радиоканал помехи, или телепатически? — но кольцо корпус «омара» дрогнул и единственный, находившийся в поле моего зрения кронштейн, разорвала оранжевая вспышка. «Обруч», отброшенный одновременным срабатыванием четырёх мощных пиропатронов, поплыло вперёд, медленно поворачиваясь сразу по всем трём осям. Гарнье, понял я — решился-таки наплевать на исследования и дал команду на отстрел… Зрелище было фантастическое, в точности из упомянутого сериала — кувыркающийся в пустоте серебристое кольцо, отверстие которого то и дело затягивают лилово-фиолетовые сполохи. На миг эту картину затянуло струйками белёсого пара из носовых дюз — кэп Сернан, не связанный более опасным грузом, дал полную тягу на торможение. Кольцо, подсвеченное иллюминацией «тахионного зеркала (теперь оно не мигало, а сияло ровно, лишь концентрические кольца белого света разбегались от центра к краям) быстро поплыло вперёд. Я выдохнул с невыразимым облегчением — успели-таки! Если же тревога окажется напрасной, что тоже вполне может случиться — что ж, повисим пару часиков на безопасном расстоянии, дождёмся, когда датчики, закреплённые на 'обруче» покажут спад его активности — и снова возьмём артефакт на буксир. Я даже похлопал ладонью по подлокотнику, из которого торчал джойстик контроля маршевой тяги — ничего, лошадка, где наша не пропадала, сработаем…
Я пропустил сам момент выброса — и это, видимо, спасло моё зрение. Но всё равно, вспышка оказалась такой сильной, что я на несколько секунд ослеп — яростный свет сменился угольной чернотой, по ушам хлестнул пронзительный, переходящий в ультразвук визг… И всё — ни толчков, ни ударов, ни скрежета раздираемого в клочья металла, ни свиста выходящего из пробитой капсулы воздуха. А когда красно-чёрные круги в глазах рассосались, взору моему открылась снежно-белая равнина, вся в чёрных тенях и оспинах кратеров. В самом её центре темнело правильно-круглое пятно, горизонт был очерчен круто изогнутой дугой, а и из-за него лез, затмевая черноту Космоса, титанический жёлтый, в серых, тёмно-серых и чёрных поперечных полосах пузырь, наискось, словно чудовищным клинком, пересечённый тонкой серебристой полосой.
Часть вторая
«На пыльных тропинках далеких планет…». I
Уже несколько ночей — вернее сказать, в краткие периоды забытья, на которые соглашался его организм — Дима видел один и тот же сон. Нет, не жену Нину, не Землю над куполом обзорной площадки «Гагарина», и не грузовой контейнер сминающий его «краб» — памятная авария на станции «Гагарин», едва не стоившая Диме жизни… И даже не «звёздный обруч» на фоне чёрной, усыпанной звёздами, бездны, артефакт иной, древней межзвёздной цивилизации, благодаря которому он и прочие обитатели станции «Лагранж и оказались здесь. Во сне к нему раз за разом приходили картинки из 'космической» артековской смены: Пушкинский грот у подножия утёса, волны, плещущие в его таинственном полумраке, привязанная к скале лодка — и мальчишеские физиономии, едва подсвеченные электрическим фонариком.
Тогда он помог проштрафившимся пацанам избежать наказания — и ни разу об этом не пожалел. И вот теперь он сам, Дмитрий Олегович Ветров, бывший артековский вожатый, а ныне, опытный космонавт, ждёт помощи от своего бывшего подопечного. Только на этот раз на карту поставлено гораздо больше, чем карьера
