Мышь и драконье пламя (СИ) - Агата Лэйми
25
И что мне делать?
Коул разгневанным драконом умчал из целительского помещения, едва нам разрешили покинуть это место.
И что мне делать? Мы умрём из-за Томаса, из-за Фиби, потому что метка была нарушена. Неужели нет никакого выхода? И почему у меня есть такое стойкое, непреодолимое чувство, что все вокруг, кроме меня, знают о метке, об этом чёртовом заклинании. Коул знал!
Я могу поклясться чем угодно, что он знал больше, знал о действии ещё до того, как оно сработало. Поэтому и книга исчезла из библиотеки, я думала, это дело рук его дяди, убрать, чтобы пьяные адепты вроде меня больше не творили заклинания. Но теперь… Думаю, это Коул перенёс книгу в обитель тайного ордена, как там его? И что это за орден такой, о котором я даже не слышала.
Ноги вынесли меня к тропинке, ведущей к небольшому озеру возле академии. Обычно оно пустовало днём и наполнялось гомоном по вечерам: здесь собирались парочки, любители поплавать и просто на пикник.
— Ты за мной следишь? — хмурый, злой голос обжёг уши, едва нос уловил знакомый запах, что, кажется, въелся в моё сознание.
Крылья были распахнуты, а пиджак формы академии валялся рядом на траве, под большим раскидистым деревом. Робкий шаг вперёд, будто бы вновь боялась, что он взорвётся, подобно вулкану, зарычит, запыхтит, испуская струйки пара из носа.
— Нет, — пискнула в точности как вторая ипостась, и так глупо, по-детски прижав руки к груди, когда отчаянно, до боли в суставах, хотелось прижаться к нему, уткнуться носом в сильную, мускулистую спину.
Как мне подобрать ключик к его закрытому сердцу, когда оно не просто закрыто, но и обложено стеной, а на входе сидит дракон? Хотя нет. Скорее злой цербер.
— Ты вчера сказал, — губы пересохли, а внутри всё замерло, напряглось, словно натянутая струна, которая вот-вот лопнет. Внутренний голос, который, наверное, нёс ответственность за разумные поступки, вопил, словно сигнализация в ночи, чтобы я замолчала. Коул напрягся, его крылья замерли, и от спины пошли мрачные, угнетающие волны, что ощущались на коже, — когда Фиби пыталась тебя приворожить, ты сказал, что меня любишь.
Какая же я дура! Зажмурилась крепко, ожидая очередного взрыва эмоций, подобно пробудившемуся вулкану, что сейчас грянет на мою голову и забросает сверху лавой.
Дыши, Мейси, дыши.
Дыхание вырывалось с хрипом, а пальцы продолжали сжимать ткань собственной блузки, будто ища в этом спасение. Словно кусочек ткани мог защитить от разбушевавшегося дракона, что сейчас обрушит на мою голову фейерверк из эмоций.
Шелест травы под ботинком заставил сжаться, зажмуриться ещё сильнее. Взглянуть на его лицо, прочитать там ответ в виде очередного отрицания казалось невыносимым, и уж лучше не видеть, не знать, чем смотреть в глаза, которые в очередной раз полыхнут ненавистью.
— Люблю, — мучительно, с нотками боли в голосе выдохнул прямиком в губы, обжигая их своим горячим дыханием. Вздрогнула, распахнув глаза и столкнувшись с Коулом взглядом, долгим, протяжным, пробирающимся в самые глубины души. Он сказал это вслух? Что любит меня? Признал прямо сейчас, наедине? Большой палец скользнул по губам, медленно опустившись на подбородок, заставив внизу живота всё скрутиться в тугой узел. — Но даже, если мы не умрём, то через месяц я женюсь, как только кончится действие метки.
— Отмени свадьбу! Разорви помолвку, — внутри что-то лопнуло, словно натянутая пружина, которая всё время находилась в напряжении, и сейчас с грандиозным треском сломалась. Ладони упёрлись в его мускулистый торс, сжимая ткань рубашки, заглянула в его глаза с мольбой.
— Я не могу, — выдохнул мучительно, отвернувшись в сторону, чёрные волосы упали ему на лицо, будто надеясь специально закрыть физиономию от меня. — Это нужно для семейного бизнеса.
В глазах болезненно защипало, а в носу засвербило, готовясь вот-вот расплакаться.
— А я?! — и может быть, надо было обнять, уткнуться лицом в его рубашку и залить слезами, но вместо этого застыла на месте, сверля его беспомощным, молящим взглядом, который уже вовсю застилали слёзы. Одно неосторожное слово, и я разревусь здесь.
И это не самое худшее. Я чувствовала, как внутри Коула что то-то натягивается, замирает, а затем рвётся на мелкие мелкие кусочки, оставляя внутри себя боль.
— Мне жаль, Мейси, — моё имя, кажется, впервые за долгое время, он произнёс вот так, без своего привычного ироничного тона, без мурлыкающих тягучих ноток в голосе.
Ему больно...Как и мне... а может быть еще сильнее.
26
— Нет! Нет! Должен быть выход, должно быть что-то, — затрясла головой, отчаянно хватаясь пальцами за рубашку Коула, не давая ему уйти, а ведь он собирался, собирался.
Слёзы, которые уже не удавалось сдерживать, брызнули из глаз, стекая горячими каплями по щекам. Он замер, вздрогнул, едва первый всхлип слетел с губ, застыл, словно статуя, испуская самые болезненные волны, что рвали его изнутри, и что чувствовала так отчётливо.
— Не надо, — глухой тихий ответ, полный страданий, ответом на которые послужил очередной громкий, слишком громкий всхлип. И он застыл, словно натянутая струна, которая вот-вот лопнет с громким звоном. — Мейси… Не надо.
Пальцы сжимали ткань его рубашки, обхватила, прижимая к себе, утыкаясь носом в его спину и обильно поливая слезами, словно это не дракон, а фикус, который срочно нуждался в воде.
И даже перспектива смерти из-за повреждённой метки на руке казалась сейчас далёкой, не важной. Потерять любовь, которую едва обрела, казалось страшнее в несколько тысяч раз, ведь, смерть — это конец, но мир без Коула, где мы не можем быть вместе, ужаснее самой страшной кары.
И ведь он признался! Признался сейчас, прямиком глядя в глаза, сказал ведь, что любит.
— Мы можем придумать что-то, — слова, что потонули в очередном всхлипе, таком громком, горестном, будто несущим в себе всю боль, что рвала сейчас наши сердца в жалкие ошмётки. — Наверняка есть какой-то выход, другой, где ты не должен жениться… и… Нас связала метка, это должно же что-то значить, Коул?
Кажется, я впервые назвала его по имени вслух за всё это время, тараторя так, что воздух в лёгких кончился слишком быстро.
Я не хочу сдаваться. Нет! Не сейчас. И ему не позволю. И… И!
— Ничего уже не сделать, — ладонь соскользнула с руки. Солнечный блик мелькнул в тёмных чешуйчатых крылья, прежде чем их обладатель скрылся быстрой походкой, не поднимая головы, не оборачиваясь, оставив меня здесь. Одну… Со стремительно бьющимся сердцем и болью в метке, что теперь постоянно напоминала о себе, жгла, пронизывая кожу магическими зубами.
* * *
