На афганской границе - Артём Март
Старлей явно занервничал. Потом достал из внутреннего кармана платок и вытер выступившую на лбу испарину. Надо ж, холодно, а все равно потеет. Нервничает, не хочет лишних проблем.
— Кулаки к осмотру, — как-то обреченно приказал Машко. — Оба!
Мы с Васькой послушно протянули ему сжатые руки. Старлей критически осмотрел наши совершенно целые костяшки. Потом приказал сделать то же самое и Сене с его дружками.
— Так он их кулаками не бил! — Возмутился Сеня. — Только пинался да локтями…
— Это правда? — С прищуром спросил у меня старлей.
— Не понимаю, о чем он говорит, — я пожал плечами. — Видать, в вагоне перегрелся.
Старлей осмотрел раскрасневшееся от страха овальное лицо Семена. Осмотрел внимательно и почти так же критически, как и наши костяшки.
— Я вообще не знаю, о чем они мелят, — продолжал я. — Мы с Уткиным были у автолавки. Сигареты покупали, воду.
— Подтверждаю, товарищ старший лейтенант, — поддакнул Уткин. — Мы действительно были у автолавки.
Старлей зло зыркнул сначала на нас, потом на троицу кругломордого Семена.
— Ладно. Грузитесь в поезд, — вынес он свой вердикт.
— Ну товарищ старший лейтенант! — промычал Сеня, указывая на беспризорника, — а фингал⁈
— Пусть приложит лицо к раковине в туалете. Она холодная. Все. В вагон. Быстро! Быстро, я говорю!
Мы топотали к вагону. Семен за моей спиной пыхтел и мычал что-то себе под нос. Старлей с сержантом шли следом, внимательно за нами смотрели.
Когда мы вернулись на свои места, то рассмеялись с Васей в один голос.
— А чего у вас произошло-то? — Спросил любопытный Дима.
— Да Санек учил тут одних умников, что бывает, когда головой не думать, а только есть умеешь! — посмеиваясь, сказал Вася.
— Чего?
— А ты вон, сходи в туалет. Там пацан стоит раком, рожу об раковину трет! У него и расспросишь!
К вечеру мы были уже в Волгограде. Тут нам предстояла пересадка.
Новый плацкартный вагон мало чем отличался от прошлого: воздух тут был таким же затхлым, а носками пахло, может, даже еще больше. Однако одно отличие все же было: народу в нем ехало немеряно. Правда, все пассажиры тоже были призывниками. Об этом говорило их выцветшее Х/Б. Видимо, форму им выдали прямо на сборном пункте. Кроме того, в вагоне замелькали новые офицерские фуражки. Вез призывников молодой лейтенант в сопровождении прапорщика и сержанта.
Нас снова развели по местам, и теперь мы попали вдвоем с Димой, да еще и на верхние полки. Правда, лезть туда не спешили, оставшись в купе, а только закинули свои вещи. Вася с Мамаевым заняли какие-то другие места.
Старлею тоже пришлось ехать с меньшим комфортом. Он расположился на ближайшему к туалету и бойлеру купе. Вместе с ним поехал и сержант. Чтобы как-то создать себе «интимную» атмосферу, старлей выпросил у проводника простынку и завесил ей проход в свое купе, что б закрыться от боковушек.
Стоянка тут была недолгой. Мы с Димой наблюдали, как гражданские медленно заползали в вагон, копошились, рассаживались.
Когда среди пассажиров замелькали белоснежные аксельбанты, Дима пробурчал мне, пропуская какого-то парня с вещмешком на плече:
— Ек-макарек, а ты, Сашка, угадал.
В тамбуре появилась развеселая компания. С десяток дебелей, все одетые в парадные дембельские кителя, ввалились в вагон, не прекращая задорной песни. Один даже умудрялся бренчать на гитаре с белым бантом, висевшей у него на ремне.
Пестрые, все они носили шелковые аксельбанты и золотые самодельные погоны. На груди почти у каждого красовались значки как заслуженные, так и кустарные, вырезанные из монет.
Дембелей тоже вел лейтенант, который был с ними на одной волне, потому что пел вместе со всей компанией:
Уезжают в родные края
Дембеля, дембеля, дембеля.
И куда ни взгляни,
В эти майские дни
Всюду пьяные бродят они…
— Гля? — Удивился Дима, кивнув мне на тамбур, — а чего это они там тащат?
— М-да… — протянул я, — возможные проблемы тащат.
Последний из дембелей неуклюже забрался в вагон. В руках он нес целый ящик водки.
Глава 7
Первые пару часов Дембеля вели себя достаточно спокойно, хотя и громко. Они кричали, смеялись, орали армейские песни под гитару. Надо ли сказать, что остальные призывники испытывали в такой компании мало удовольствия.
Мне же дембеля не особо мешали, по крайней мере, не бедокурили и ладно. Пока не бедокурили. А там посмотрим.
Я ушел в свои мысли. Думал о заставе, на которой мне придется служить, о том, что мне придется там пережить. А еще о брате. Интересно, как он там устроился?
Еще в прошлой жизни, в Афганистане, где я пробыл до самого вывода войск, привык я думать под грохотом рвущихся снарядов. Особенно после того, как стал лейтенантом и получил в подчинение взвод из тридцати человек. Иной раз, высадиться под огнем противника и занять правильные оборонительные позиции — та еще задача. Думать нужно молниеносно. Молниеносно принимать решения. Ну и не в самых комфортных условиях.
Если уж к этому я со временем привык, то горланящие дембеля, в принципе, мало меня волновали.
Почему тогда, в прошлой жизни, я остался на сверхсрочной? Я мстил. Просто мстил за брата, желая забрать с собой побольше «духов». Надеялся в глубине души, что очередной уничтоженный моджахед окажется именно тем, кто убил Сашку. Сам не заметил я тогда, как уже стал офицером.
Желание отомстить толкало меня вперед. Сначала я мстил хоть и плечом к плечу с товарищами, но, по сути, в одиночку. Когда стал сержантом и получил под команду отделение, мы мстили вместе. Я — за брата, они — за погибших друзей. Что уж говорить, о взводе, который я командовал, после получения офицерского звания.
Дембеля, между тем, мало волновали и офицеров. Лейтенанты просто ушли в другой вагон, в купе, где один из них ехал со своим прапорщиком и сержантом. Возвращались они только на остановках, смотрели за призывниками и лениво напоминали дембелям не безобразничать.
Часов в девять вечера пошла длинная санитарная зона. Когда мы ее проехали, я спустился со своей полки, чтобы сходить в туалет. В наш была большая очередь, потому я прошел в соседний вагон. Оказалось, там людей стоит поменьше.
Уже в тамбуре я увидел четверых покуривающих дембелей. На обратном пути один из
