Курсант. На Берлин 4 - Павел Барчук
— Погоня вчера случилась. Естественно, не по моей инициативе. Вообще не понял, кто такие. Не гестапо. Не похоже на людей Мюллера. Другие. Двое. Стреляли совсем нагло. Чуть не прихватили. Ты можешь что-нибудь выяснить по своим новым каналам?
Иван присвистнул тихо, а затем кивнул.
— Хорошо. Попробую. Вообще нет ни одной мысли, кто такие?
— Нет. Но очень хотелось бы знать. И еще… — Я понизил голос, хотя вокруг не было ни души. — Позавчера у нас в гостях была Жульет. Хозяйка борделя в Хельсинки. Ну ты знаешь…Явилась прямо в дом Книпперов.
Услышав имя «француженки», Подкидыш сделал «стойку», как сторожевой пёс.
— Это та дамочка, что отиралась возле Риекки? Чего надо было?
— Она… знает про банк. Про то, что я передал тебе шкатулку. Знает твой позывной. Собственно говоря, отсюда и необходимость встретиться.
Лицо Подкидыша стало еще более напряжённым.
— Как⁈ Откуда⁈ Мы сделали все чисто. Не подкопаешься.
— Она стояла напротив банка. Видела. Видела, как я тебе передал. Видела, как ты откатился. Она наблюдала за всей операцией.
— Сука! — вырвалось у Ивана. Он сжал кулаки. — И что? Угрозы?
— Хуже. Она заявила, что является нашим связным. Позывной «Племянница». Прислана Центром. Требует архив. Немедленно. Дала десять дней.
Иван замер. Его глаза сузились до щелочек, в них мелькнул холодный, расчётливый блеск.
— Связной? «Племянница»? — Он медленно покачал головой. — Похоже на правду, да. Ожидали связного. Но… слишком уж вовремя она объявилась. — Подкидыш посмотрел мне прямо в глаза. — Ты веришь ей?
— Верю ли я, что она связной? Возможно. Но верю ли я ей? Нет, Иван. Нет. Она лгала мне вчера. Напрямую. Про Клячина. Делала вид, что не знает его, не видела. А я знаю — она врала. Значит, у неё свои игры. И архив в этих играх — разменная монета. Отдавать ей бумаги нельзя.
— Согласен, — резко кивнул Подкидыш. Он потрогал холщовую сумку. — Значит, план меняется.
— Кардинально. Архив не должен достаться ни ей, ни Мюллеру, ни британцам. Никому. Он слишком опасен. Но… прежде чем что-то решать… — Я глотнул холодного влажного воздуха. — Надо посмотреть, что внутри. По-настоящему. Не верхний слой, а всё.
Иван понимающе кивнул. Он посмотрел по сторонам, его взгляд скользнул по зарослям плюща, покрывавшим нижнюю часть склепа.
— Здесь. Быстро.
Мы отодвинули густые, мокрые ветви. За ними, у самого основания, в кирпичной кладке был искусно замаскированный тайник — несколько выдвижных, ничем не примечательных кирпичей. Иван ловко вынул их. В нише лежала та самая шкатулка. Небольшая, но массивная, с потертыми углами и простым замком.
— Вот чертяка… — Я усмехнулся и покачал головой. — А это что тогда?
Мой взгляд переместился к сумке, которую Подкидыш держал в руке.
— Ты думаешь, я бы стал так запросто разгуливать с секретными документами по Берлину? — Хохотнул Ванька. — Обижаешь. Заранее пришел и здесь спрятал. В сумке просто парочка консерв.
Иван сунул руку в тайник, достал шкатулку, быстро вернул на место кирпичи, замаскировав нишу плющом, а затем передал столь необходимую всем коробочку мне. Она была холодной и неожиданно тяжёлой в руках.
— Открывай. Здесь безопасно. Но быстро. — Коротко бросил Ванька.
Мои пальцы дрожали, когда я достал отмычку (простая скрепка, всегда при мне). Замок щёлкнул с негромким, зловещим звуком в тишине кладбища. Я откинул крышку.
Первое, что бросилось в глаза — драгоценности. Не горы сказочных сокровищ, о которых, возможно, грезил Риекки, но весьма значительные. Горсть неогранённых, но крупных алмазов, мерцающих холодным блеском даже в сером свете. Состояние. Не фантастическое, но более чем достаточное, чтобы обеспечить безбедную жизнь где-нибудь вдали от Европы.
Однако это было лишь верхним слоем. Под драгоценностями лежало главное. Пачки писем, плотно исписанных листов, докладных записок. Бумаги пожелтели от времени, но чернила были чёткими. Я схватил первую пачку.
Письма. Десятки писем. На простой бумаге, на официальных бланках, на бланках Коминтерна. Адресованы разным высокопоставленным лицам в СССР. И подписи… Я узнавал фамилии. Те, что мелькали в сводках, на трибунах Мавзолея, в списках наркомов.
Содержание… Это я посмотрю уже дома. Возможно. А то, может, и не буду смотреть. Черт его знает, нужна ли мне эта информация.
Следующая пачка — докладные записки самого Сергея Витцке. Их я не ожидал увидеть. Мне казалось, в шкатулке должны быть бумаги, которые отцу передали на хранение. И все. А тут — конкретные отчёты, чёткие, сухие, как выстрел. Отчёты о расследованиях. Подозрения в двойной игре. Имена. Фамилии. Конкретные факты срыва операций, «странных» совпадений, утечек информации.
Одна фамилия сразу бросилась в глаза — Бекетов… Я завис, изучая это сочетание букв. Анализ связей товарища старшего майора госбезопасности с определёнными кругами в НКВД. То есть… Сергей Витцке изначально знал, что из себя представляет его друг? Ну или как минимум, на момент своего возвращения понимал. Отец явно что-то планировал в отношении этого человека.
— Курсант… — Прошептал Подкидыш, заглядывая через мое плечо. Его лицо было белым как мел. — Это же… Это ж всех расстреляют к чертям собачьим! И тебя первого, если узнают, что столь опасная информация у тебя в руках!
Похоже, Ванька успел бегло прочесть несколько строк и рассмотреть несколько писем. Даже этой мелочи ему хватило, чтоб понять, насколько все серьезно.
Я захлопнул шкатулку. Звук был громким, как выстрел в тишине кладбища. Сердце бешено колотилось.
Хранить архив — безумие. Передавать Жульет — самоубийство. Эти бумаги — слишком большой соблазн. Слишком мощное оружие. Оно может уничтожить не только врагов, но и тех, кто попытается им воспользоваться.
— Решение одно, — сказал я, мой голос звучал хрипло от напряжения. — Сейчас нужно разделить содержимое.
Иван насторожился.
— Как?
— Драгоценности — тебе. Спрячешь. Глухо спрячешь. Как «чрезвычайный фонд». На черный день. Для всех нас. Если что… это шанс сбежать, подкупить, выжить. — Я ткнул пальцем в шкатулку. — Бумаги — мне. Я найду способ… обезвредить их. Навсегда. Сжечь. Утопить. Растворить в кислоте. Но так, чтобы никто и никогда не нашёл.
Иван долго смотрел на меня, потом на шкатулку.
— Драгоценности… рискованно держать у меня, — пробормотал он.
— Рискованнее хранить это вместе! — Я постучал костяшками пальцев по крышке шкатулки. Все, кому не лень, ищут ее. В первую очередь, конечно, архив. Разделив, мы уменьшаем ставку. Камешки останутся в шкатулке, а бумаги заберу. Спрячу
