Прорвемся, опера! - Никита Киров
— И ты хочешь ставить старые? — уточнил я. — Уже использованные?
— Ну, когда пассажир приходит, — кое-как пояснял он, — тепловоз, то есть для перевозки пассажиров, то колодку меняют, если в ней толщина меньше двадцати миллиметров.
Парень поднял одну колодку с кучи, показал мне и отбросил в сторону. Она с глухим звуком ударилась в другую.
— А вот если грузовой, так там допуск пятнадцать миллиметров! Поменьше. Вот мне бригадир и сказал, чтобы я нашёл, какие с пассажира остались, их притащил, и это бы, чтобы поставил их, ещё бы на поездку хватило. Вот, нашёл как раз, — он нервно хмыкнул. — Можно идти, товарищ милиционер? Работать надо.
Даже будь я молодым, понял бы, что этот паренёк какой-то подозрительный. А сейчас это вижу очень ясно. Короткого пребывания в депо хватило, чтобы это понять. Он слишком чистый, в кроссовках, в костюме, а все ходовики, которых я видел, были грязные с ног до головы, потому что работа у них тяжёлая, и они работали в ямах, заполненных мазутом и маслом.
А этот будто ушёл домой, переоделся, помылся — а потом явился сюда. Для чего?
Понятно для чего.
Испугался, что мы найдём орудие убийства. А не выбросил ли он его сюда, в кучу? Скорее всего, да. Сначала думал, что мы не отыщем, а потом засомневался, что всё-таки плохо спрятал опасную улику.
Испугался, что снимем отпечатки его пальчиков, хотя на грубой поверхности колодки вряд ли останутся подходящие следы. Но ему-то этого знать не обязательно.
А Сан Саныч снова попытался добраться до источника назойливого запаха.
— Подожди пока, — твёрдо сказал я парню. — Слезай и стой смирно, а то ещё кинешь что-нибудь сверху. Лучше не стоит, пацан, не советую.
— А чё я сделал-то? — испуганно промычал он.
— Значит, так.
Я быстро согнулся, отбросил одну колодку там, куда так рвался Сан Саныч, и увидел, что под ней. Такая же колодка — стёртая, ржавая, но там, где она была отполирована прикосновениями обода колеса, остался густой тёмно-красный след… с парой прилипших рыжих волосков. Хорошо, что зрение я ещё не посадил, разглядел.
— Значит, так, — повторил я. — Я из уголовного розыска, это орудие преступления, а это, — я показал на Сан Саныча, — детектор лжи. Будешь врать, он это поймёт. Так что говори всё как есть, пацан, обмануть не выйдет.
В подтверждение этих слов Сан Саныч глухо рыкнул один раз. Этого хватило, и парень заговорил.
Глава 6
Когда я ещё только начинал работать опером, то в первые годы ждал, что у каждого преступления будет своя уникальная история. Но вместо этого увидел, что чаще повторяется одна и та же.
Если бы не алкашка, то есть, если бы покойный Егор и его убийца, мой тёзка Павел, не пили тем вечером, то тогда два старых приятеля договорились бы миром, или хотя бы смогли не усугубить ссору.
А так — набухались, поругались, подрались. Егор пошёл домой, а Павел его догнал в корпусе и стукнул подобранной с пола тормозной колодкой по затылку, потом тело сбросил вниз и отправился спать. А утром проснулся, понял, что натворил, и прибежал заметать следы.
Обычная бытовуха, сколько я таких видел? Слишком много раз. И что будет дальше, тоже видел часто. Теперь один отправится на зону, а тело и родственников второго уже ждут сотрудники похоронной конторы, которую крышуют зареченские.
О трупах они узнают сразу, потому что есть свои люди в больнице и среди диспетчеров скорой помощи, да и Яков Ручка наверняка тоже им подсказывает за небольшую мзду, что кто-то умер.
Убийца, с которого Сан Саныч не сводил строгого взгляда, рассказал всё как на духу, и потом ещё повторил историю от и до следачке Ирине и Устинову. Раскрыли по горячим следам, можно сказать, хоть это и вышло на следующий день. Так бывает нечасто, так что нам повезло — не пришлось обходить всех, с кем выпивал покойный. Мы бы замучились ходить, потому что пил он слишком много и часто.
— Короче, Пашка, — Устинов подтянул меня к себе, когда мы уже собирались возвращаться. — Я на базу, а ты иди-ка уже домой, вторые сутки на работе. Спать тоже надо, а то грохнешься где-нибудь ещё. Иди, прикрою, а то Шухов от тебя не отстанет, я его хорошо знаю.
Спорить я не стал, только кивнул. Так что немного проехал с ними, а за железнодорожным переездом, уже в городе, Степаныч меня высадил. Хотелось пройтись пешком, тем более, жил я недалеко от ГОВД, буквально в паре улиц, в однокомнатной квартире моей бабки, которая скончалась до всех перемен и ничего этого не видела.
Тесно там у меня, но намного лучше, чем в малосемейке.
Я помахал Устинову на прощание и пошёл пешком. Сан Саныч хоть и тянулся в парк на прогулку, но когда я свернул на улице Ленина, привычно потрусил рядом, тщательно обнюхивая каждый столбик и оставляя свои собачьи метки.
Вроде и решили всё быстро, но время уже шло к вечеру, люди возвращались с работы. Я подтянул Сан Саныча к себе ближе, чтобы не напугал пацана, идущего навстречу. Пацан что-то придерживал за пазухой, и когда он оказался ближе, я увидел выглянувшего оттуда серого как пепел котёнка.
— Надеюсь, тридцать лет назад я сварил тебе каши, и она ждёт тебя дома, чтобы ты поел сегодня вечером, — я усмехнулся и потрепал собаку за ухом.
Мимо проезжали машины, некоторые на полной скорости, разбрызгивая воду из ещё не высохших луж. Я встал у обочины, надо было переходить дорогу. Зебра в этом месте давно стёрлась, а покосившийся светофор просто торчал памятником над дорогой, так что не стоило и надеяться, что мчавшийся навстречу джип «Чероки» тёмно-зелёного цвета нам уступит.
Но он плавно затормозил и остановился рядом со мной. Тонированное в ноль стекло опустилось, оттуда высунулся хмурый парень в чёрном спортивном костюме с адидасовскими полосками. Хоть на нём и тёмные очки в модной жёлтой оправе, всё равно через стекляшки видно его внимательный взгляд, которым он изучал меня.
— Паха Васильев, ты? — удивился парень и снял очки. — Я к тебе домой заезжал, и к бате твоему, застать не мог, а цифр твоих нет, потерялись.
Я присмотрелся к нему внимательнее.
— Гриха, да я
