Прорвемся, опера! - Никита Киров
— А ты чё, Яха, там был? — Василий Иваныч засмеялся.
— Да хватит уже! Не мешай.
Опрос — дело хорошее, но работающих сегодня слесарей этой ночью здесь быть не должно было. Плохо, что видеонаблюдение сейчас совсем не развито, камеры стояли разве что в банках, и то, там всё пишется на плёнку. Лет через двадцать, когда камеры в депо будут на каждом шагу, мы бы уже через четверть часа поняли, что случилось.
Придётся по старинке. Если это бытовуха, то хлопнуть этого мужика могли знакомые, ну или они могут указать на того, кто это сделал. Но сначала надо присмотреться ко всему повнимательнее. По горячим следам вряд ли удастся всё распутать, хотя кто знает, вдруг он ночью пил с кем-то из тех, кто сегодня работает?
В грязи на полу, на каменной плитке и на металлических решётках, куда должна утекать жижа, вообще почти не было видно следов. Фонарик у меня с собой был, но совсем тусклый, надо бы раздобыть получше. Вроде бы тут что-то тащили, но я не мог сказать наверняка, могли и какую-то деталь перетаскивать, в депо же всё тяжёлое. Внизу видно ещё хуже, темно и слишком много грязи. В канавах должен быть работающий слив, но сейчас это никого не заботило, поэтому они явно забились и не прочищались.
Ручка принялся за работу, называя характер нанесённых травм. И тут я не удивился, заметив, что его голос стал увереннее, брезгливость и пьяные интонации куда-то ушли, всё-таки пожилой судмедэксперт тоже был профессионалом.
А криминалист всё фиксировал на плёнку неподалёку от меня, ему спускаться было необязательно.
— Кирилл, — позвал его я и посветил маленьким китайским фонариком на рельс. — Сфоткай это пятно, это ведь не мазут.
— Краска, может? — тот пожал плечами, но согнулся и направил объектив на пятно.
— Нет, — я достал платок и приложил. — Фиксируй, Кирюха, это оно, я тебе говорю.
Учитывая, что тогда мы с ним приятелями ещё не были, этот свойский тон его удивил, но снимок Кирилл сделал так, как я просил.
Я присмотрелся к следу на белом клетчатом платке. Видел я такое столько раз, что меня не обмануть. Кровь, пусть старая, запёкшаяся, но это точно кровь. Посмотрел ещё раз на эксперта, потом на остальных. Заметил пристальный взгляд Устинова, потом одобрительный кивок. Я даже не удивлюсь, если он это пятнышко увидел раньше, но до поры до времени помалкивал.
— А там чё? — Василий Иваныч показал вниз и направил фонарь к ногам погибшего. — Яха, не вижу. Он что, в кроссовках?
— Ага, — послышалось снизу.
— Значит, успел сменить обувь, чтобы уйти домой, но почему-то остался в рабочей куртке и штанах, — похмыкал Устинов.
— Новую получал недавно, — услышал разговор мастер Саня. — На смену в старой ходил, а потом новую надевал и домой шёл. Денег-то нет на одежду нормальную. А вот кроссовки у него козырные, дорогие! Фирма! Триста тыщ стоили, прикиньте!
— И где он взял такие?
— Да он калымил, работу брал, на даче у Артура, — мастер стал говорить тише. — Баню делал, печку клал. У Егорки-то руки золотые были. Артур ему денег дал целую пачку, еды пакет и кроссовки ещё свои подарил, малы ему были. Нет, — он замотал головой, — Егорка бы в них в яму никогда не полез, точно вам говорю — сразу бы сгнили от этой жижи, за день.
А мне пришла идейка, когда я заметил, как на меня смотрит сидящий в стороне Сан Саныч. Ментовский же пёс, обучался. И молодой, списали его явно до того, как нюх пришёл в негодность.
— Ищи, — я сунул платок ему под нос.
Кровь — это отличный носитель запаха, собака его чует прекрасно. Сан Саныч шумно понюхал платок и сразу потянулся к выходу.
— Вот и ищите! — крикнул Устинов, широко улыбнувшись. — Если чё, зови, Пашка!
Поводок натянулся, Сан Саныч рвался к широко открытым воротам. Я думал, запах мазута, масла и грязи ему помешает, но собака взяла след.
Следом за ним, очень быстрым шагом, вышел на улицу. Пришлось постоять, потому что рядом с корпусом ставили тепловоз, у которого из труб валил очень густой чёрный дым, настолько плотный, что казалось, будто окажешься в этом облаке — и сам станешь чёрным, как негр.
Один человек сидел в кабине локомотива, другой стоял впереди, размахивая красным флажком с разными интервалами, иногда с подозрением глядя на собаку. Когда машина остановилась, третий подложил под колёса здоровенную металлическую штуковину.
— На башмак! — крикнул тот, что был снизу, человек в кабине кивнул, и локомотив подался чуть вперёд, наезжая на неё.
Я шагнул было дальше, но долго идти не пришлось. Сан Саныч оглушительно гавкнул и рванул к куче ржавых тормозных колодок, лежащих под открытым небом. Все стёртые, использованные, ждут, когда их увезут.
А сидящий на самом верху парень со стрижкой полубокс, одетый в спортивный костюм и чёрные китайские тапочки-шанхайки, увидев нас, чуть не съехал с этой кучи. Перед этим он успел сбросить одну колодку вниз.
— Ты что здесь делаешь? — нарочито грубым голосом спросил я.
— Так это, — парень выпучил глаза. — А вы чё, из милиции? Из-за Егорки?
— Тебе вопрос задали.
Я подошёл ближе, держа Сан Саныча поближе к себе. Тот смотрел на парня, хвостом не вилял, а потом снова принялся тянуть, чтобы понюхать, что же находится в этой куче.
— Так это, — парень сглотнул. — Страшно, чё, все мужики охренели, когда услышали… а я это, — он сглотнул ещё раз и вытер лоб. — Я это, с техосмотра, — он показал на здание в стороне, такое же высокое и большое, как и остальные. — Ходовиком там работаю.
— Работаешь сегодня? — спросил я, подходя ближе. — В дневную смену?
Сан Саныч подошёл к куче и попытался раскопать что-то в колодках, но я удержал его. Тяжёлые, придавят ещё лапы, если съедут, и покалечат пса.
— Да! Там лайба зашла, — парень начал было махать руками, но опасливо посмотрел на Сан Саныча и убрал их в карманы. — Двадцать колодок надо менять, стёрлись в ноль. Там машина-шеститысячник, это, шесть тысяч тонн, короче, везла мимо Чёртовой долины, колодки стёрлись, пока тормозил, там же спуск резкий… ну вот,
