Буканьер - Геннадий Борчанинов
— Эй, стоять! — на воротах сегодня дежурил парнишка, с трудом удерживающий мушкет, из которого он целился в замершего от страха негритоса.
Я видел, что испуганы были оба. Негр дёрнулся, пытаясь прорваться к воротам, громыхнул выстрел, затянув дымом всё происходящее.
— Бегом! — рыкнул я, и мы помчались к воротам плантации.
Несчастный ниггер получил пулю в брюхо и валялся теперь в пыли, пытаясь удержать ладонями текущую из-под пальцев кровь. Я перескочил через него, набросившись на беспомощного теперь охранника сквозь толщу дыма и размахивая тавром. Пацан успел вскинуть мушкет, и тавро только проскрежетало по стволу, но тут сбоку подоспел Шон, забивая его кувалдой. Череп охранника проломился с ужасным хрустом, мне прямо в лицо брызнула кровь вперемешку с мозгами. Парнишка осел на землю с застывшим выражением испуга на лице, а я бросил тавро и вывернул из его пальцев мушкет.
— Подержи, — я передал мушкет Муванге, принимаясь обшаривать карманы мертвеца и стараясь не обращать внимания на стоны и мольбы раненого ниггера, послужившего нам отмычкой.
— Ты чего?! — возбуждённый Шон озирался, вглядываясь в происходящую на плантации суматоху. — Бежать надо!
— Масса, идём, — Муванга тоже нервничал, держа гром-палку на вытянутых руках, как какую-то опасную зверушку.
Я же не хотел уходить без пороха и пуль. Порох нашёлся в небольшом кисете, буквально на пару выстрелов. Пуль не нашлось вовсе, видимо, пацану не слишком доверяли, либо я плохо искал, но я обшарил везде, где только мог. Придётся уходить так. Я забрал гром-палку, закинув её на плечо.
— Ладно, уходим, — проворчал я.
— Вон там ещё несколько! — раздался крик со стороны усадьбы.
Я увидел, как Бернар Лансана в одних только портках указывает пальцем на нас. Шон и Муванга уже открыли ворота, запертые деревянной перекладиной, Обонга же стоял с посеревшим лицом, покачиваясь от усталости, и опирался рукой на частокол.
— Стоять! — прорычал месье Лансана, вскидывая мушкет.
— Пошёл к чёрту! — ответил я, тоже вскидывая мушкет.
Мы находились в неравном положении, но Лансана-то этого не знал. Завидев оружие, он нырнул за угол усадьбы, и мы поспешили убраться за ворота, в кромешную темноту. Уходить по дороге никакого смысла не было, и мы тут же свернули с тропы, устремившись к лесу. Главное, чтобы по следу не пустили собак.
Обонгу вскоре пришлось тащить на себе. Ниггер ослаб настолько, что больше не мог поспевать за нами, и мне пришлось снова отдать мушкет Муванге и идти с его братом в обнимку, не обращая внимания на Шона, сыплющего проклятиями сквозь зубы. Тем более, идти нам пришлось вверх по склону, по целине, неровной и неудобной, что само по себе не так уж просто.
На плантации так и продолжали раздаваться крики, лай и выстрелы, белый дым широким столбом поднимался над частоколом, и это означало, что как минимум казарму нам удалось спалить. Я жалел только об одном, что нам не удалось поджечь ещё и усадьбу.
Мы добрались до опушки леса, пугающей чёрной стеной возвышающейся перед нами. Я оглянулся на мгновение. Погони видно не было, но нас будут искать, это наверняка.
— Идём, — выдохнул Шон, тоже запыхавшийся от подъёма по склону.
— Да... Сейчас... — ответил я, прислонившись к дереву.
Муванга стоял с отсутствующим взглядом, опираясь на мушкет, как на посох. Жутко хотелось пить, в глотке пересохло так, словно мы сорок лет скитались по пустыне, а не просто добежали от ворот до опушки леса. Воды у нас с собой не было ни капли.
— Ладно... Уходим, — прохрипел я, снова взваливая Обонгу себе на плечи и первым шагая во мрачную тьму карибских джунглей.
Глава 14
Предрассветное утро выдалось прохладным, вытягивая тепло из наших полуголых тел и выпадая ледяной росой на траве и листьях, лезущих прямо в лицо. Мы брели друг за другом, продираясь сквозь густой лес, а лучи восходящего солнца просачивались через кроны деревьев. Орали птицы, со всех сторон доносились какие-то шорохи, заставляя сердце замирать в ужасе.
Постоянно приходилось петлять, обходить овраги и совсем уж непроходимые заросли. Первым шёл ирландец, прокладывая путь, и всякий раз ему приходилось останавливаться и ждать, пока мы его догоним. По моему личному ощущению, мы брели уже несколько часов, но на самом деле едва-едва отошли от плантации. Ночка выдалась бурная, и мы все смертельно устали.
— Масса... Не могу... Ноги не ходят... — взмолился Муванга.
Я тоже с трудом переставлял ноги, особенно с Обонгой на плече, и тоже чувствовал, что силы уже на исходе. Мы вышли на небольшую полянку.
— Значит, привал, — просипел я.
— Надо идти, — возразил Шон.
— Дай передохнуть-то... — буркнул я, сгружая Обонгу на землю.
Негр был в полубессознательном состоянии, и почти не мог уже идти сам.
— Ты сам его взялся тащить, — недовольно заявил Шон.
Спорить тут было не с чем, тащить Обонгу с собой меня никто не заставлял. Но всё-таки Шон тоже уселся на торчащий из земли корень и шумно выдохнул.
— Он хотя бы знает, куда можно податься, — возразил я.
— Куда? К его дружкам-людоедам? — фыркнул ирландец.
— А на палантация щас жрать дают... — протянул Муванга.
Я покосился на него. Ага, в тюрьме сейчас ужин, макароны дают. Хорошо, если там сейчас до сих пор тушат пожар и ловят разбежавшихся ниггеров. А ведь могли уже всё потушить, всех изловить и отправиться по нашему следу с собаками.
Жрать и правда хотелось, пустое брюхо недовольно ворчало. Может, стоило прокрасться в усадьбу и прихватить что-нибудь с кухни, но это уже было чересчур опасно. Так можно было и не выбраться с плантации. Но мы выбрались, и это главное. Я вдруг рассмеялся.
Шон покосился на меня, как на безумного. Он, похоже, тоже не до конца осознавал случившееся. Я рассмеялся ещё сильнее, глаза подёрнулись пеленой слёз, я размазал их рукой по грязному лицу, не прекращая истерически смеяться. Всё закончилось. Всё, не будет больше никакого тростника, плетей, охраны, пустой похлёбки и маисовых лепёшек. Я шумно выдохнул, всхлипнул, пытаясь отдышаться. От смеха заболел живот, и я понял, что впервые за всё время тут от души посмеялся.
— Ты понимаешь? Понимаешь, нет? Мы выбрались! — истерический смех вырывался из меня, как всполохи пламени.
