Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — король

Он исчез, Аскланделла сказала с улыбкой:

— В самом деле любят. Даже готовы идти на личные неприятности.

— Какая это любовь, — сказал я горько, — если будут рады моему отсутствию?

Она опустила ресницы, что снова бросили ажурную тень на высокие, красиво очерченные скулы.

— Возможно, — проговорила она негромко, — полагают...

— Что?

Она подняла на меня взгляд и договорила с той же загадочной улыбкой:

— Что вы здесь упьетесь быстрее и лучше, чем на пиру.

— А-а-а, — сказал я с облегчением, — а то совсем уж подумал. Гады они все полосатые!.. Это я должен о них заботиться, а не они обо мне!

Она покачала головой.

— Принимая присягу верности, вы обязуетесь заботиться о них, как о себе, а они, в свою очередь, давая эту клятву, обещают заботиться о ваших интересах... Что делать, если их и ваши представления не всегда совпадают?

— Воевать, — ответил я. — Когда интересы не совпадают, нужно воевать, пока не совпадут!

Она кивнула.

— Ну да, конечно. Типичный мужской взгляд. Прямой и, как это называется, честный. Но все равно вы не очень умело увильнули от дальнейшей откровенности насчет своих планов. Спохватились, что рассказали женщине, а не соратникам?

— Есть такое, — признался я. — Даже не знаю, что на меня нашло. Вы меня околдовали, ваше высочество. Что-то в вас есть эдакое... Хотя вроде бы все, как у человека: прекрасные здоровые волосы, чистое лицо, умные глаза, упрямый подбородок, лебединая шея...

— Остановитесь, — прервала она, — остановитесь, ваше высочество. Я сама знаю, что у меня ниже шеи. Вы, конечно же, имели в виду это колье, изготовленное великим мастером Ринеусом, лучшим во всей империи?.. Да, в самом деле оно уникально по изяществу и красоте...

Я тупо удивился.

— Да? Ага, это и есть колье? А я думал, по ошибке надели еще пару ожерелий, забыв, что на вас это уже висит.

— Ваше высочество, — сказала она и грациозно поднялась, — не пора ли на пир?

Я поспешно вскочил, нельзя сидеть в присутствии женщины, подал ей руку. Хотя не сказала «нам», но это само собой разумеется, женщина идет за человеком, как нитка за иголкой, что пробивает себе путь острием, как рыцарским копьем, а красивая и цветная нитка закрепляет победу быстрыми умелыми стежками своего обаяния, прилежности и этой, как ее, скромности.

Еще в дальнем от зала коридоре радостная суета, оживление, возбуждающе пахнет жареным мясом, печеной рыбой, острыми специями, слуги носятся, как пчелы в растревоженном улье.

Нас заметили, двое побежали вперед, там звонко и ликующе протрубили фанфары.

Герольд прокричал во весь голос:

— Его высочество принцесса Аскланделла Франкхаузнер... в сопровождении принца Ричарда Завоевателя!

В середине фразы он малость дал петуха, сообразив, что теперь надо объявлять меня, а не Аскланделлу, но умело вывернулся, добавив грозное прозвище.

Перед нами распахнули двери в мир гама, веселья и сутолоки с такой готовностью, что еще чуть, и отодвинули бы даже стены. Мы вошли рука об руку, то есть Аскланделла движется всего в шаге от меня и касается кончиками пальцев моей оттопыренной в ее сторону руки.

За столами уже пируют, Аскланделла не повела и бровью: как это начали без меня, северные варвары, что с них возьмешь, дикари. Однако эти дикари в дорогих одеждах разом поднялись, внушительное зрелище, люблю множество сильных и решительных мужчин.

За столом не преклоняют колено, даже головы, все смотрят радостными глазами, а мы идем красиво и церемонно, Аскланделла прямо плывет, аки утица, хотя вообще-то лебедь, а я, естественно, орел сизоклювый.

Слуги уже замерли у наших кресел с высокими спинками, готовы отодвинуть в нужный момент и задвинуть под самые задницы, а мы, двигаясь величаво и расточая улыбки, прошествовали к своим местам и церемонно уселись, оглядывая всех благосклонно и милостиво.

Только теперь зал содрогнулся от мощного вопля из сотен мужских глоток:

— Слава Ричарду!

Я встал, помахал рукой, что вызвало новый взрыв энтузиазма, и снова сел. Именно так, слава Ричарду, и никаких там принцев, гросспринцев и прочих титулов и даже прозвищ.

Длинный стол заставлен широкими тарелками из чистого золота, кубками и чашами, мисками и супницами, широкими чашами для бульона, даже кружками, но не простыми, а из редкого в этих землях малахита, а запахи от стола валят одуряющие.

Я сглотнул слюну, когда взгляд упал на лоснящуюся капельками выступившего жира коричневую кожицу роскошного откормленного гуся. Поджарили настолько умело, что кожица кое-где полопалась, обнажая нежнейшее сочное мясо, и теперь пальцы хищно сжимаются, готовые сорвать эту коричневую кожицу и отправить в пасть, а потом торопливо рвать само мясо.

Аскланделла повела на меня дивными очами, и я понял, что не рвать мне жадно обжигающее пальцы мясо, а кушать и даже вкушать чинно и благолепно.

Она сказала негромко:

— Улыбайтесь, ваше высочество. А то все видят, как я вам аппетит порчу.

— У меня уже и так рот болит, — буркнул я.

— Все равно улыбайтесь, — сказала она наставительно. — Это одна из обязанностей... сюзерена.

Я зыркнул с подозрением, но она, похоже, точно не проговорится насчет моих замашистых планов на королевскую корону.

— Вам положить овощей? — спросил я. — А то все мясо и мясо...

— Намекаете, — поинтересовалась она, — что я хищница?.. Вовсе нет. В смысле хищник он только хищник, а человек и хищник, и намного более...

— Какие намеки? — спросил я. — Просто я пытаюсь поухаживать за вами, но за вами разве поухаживаешь? Еще и руку откусите!

Она подумала очень серьезно, подняла на меня взгляд:

— А вдруг все-таки не откушу?

— Нет уж, — сказал я нервно, — я человек боязливый и не рисковый.

— Это заметно, — обронила она и, не дав мне слова сказать, живо добавила: — Вон там лорды из Бриттии и еще четверо из Гиксии. Помашите им сейчас же!

Я послушно помахал им, дружески улыбаясь, что вызвало там взрыв восторга, а я запоздало подумал, что она как-то уж слишком, это я сюзерен, а не она, женщина есть женщина, даже если она Жанна д’Арк или Алиенора Аквитанская.

Лорды то и дело поднимают кубки за здравие великого Ричарда и прекрасной Аскланделлы, как это ухитрилась очаровать их всех, хотя, конечно, время у нее было, меня черти носили по Храму в самом деле долго.

Слуги бегом заносят на широких блюдах жареных гусей и лебедей, кабанов и оленей прут на носилках по двое, а со стороны двора вкатили два бочонка вина.

Изящная золотая чаша с россыпью бриллиантов по ободу перед Аскланделлой наполнена вином, но принцесса с рассеянным видом пощипывает корочку пирога.

Я сосредоточился и вообразил самые нежные и тающие во рту пирожные, что и не пирожные, а вообще разврат какой-то. Они появились у нее на блюде как раз в момент, когда она опускала руку к пирогу. Моментально сориентировавшись, она чуть-чуть улыбнулась и взяла нечто воздушно-шоколадное, что мельче макового зерна, но умело раздуто до размеров грецкого ореха.

Я, к примеру, всегда чувствую себя обманутым, чтобы не сказать жестче, однако у женщин иная логика, визжат от восторга.

Аскланделла не визжала, ее вообще невозможно представить визжащей, но я видел по ее невозмутимому лицу, что такая забава ей нравится.

Заметив, как я поглядываю на пирующих военачальников, сказала негромко:

— Зигмунда Лихтенштейна.

— Что? — не понял я.

— Рекомендую его.

Я переспросил тупо:

— Куда?

— Оставить здесь, — ответила она. — Простите, что подсказываю такие очевидные вещи, уверена, что вы и сами бы так решили, хоть и чуть позже. Вы же сами сказали, что чудовищно могучи задним умом, а на лестнице так вообще король остроумия и находчивости!

— Гм, — проговорил я, — оставить... А зачем? Ах да, с ограниченным контингентом дружественных войск для постоянного принуждения к миру!.. Ну да, конечно. А почему их?

— Они прибыли уже после захвата Генгаузгуза, — напомнила она. — Простите, что напоминаю... Не успели отличиться в боях именно здесь, хотя все сильные и свирепые воины, обожающие кровь и сражения. О вас говорят с таким восторгом, что я усомнилась, не спутали ли с кем-то еще... Вы и могучий, и сильный, и лютый, во что поверю легко, но вы якобы еще и благородный, великодушный, рыцарственный до кончиков ногтей...

— Гм, — сказал я с недоверием, — и это все? Или что-то утаили? Нет, вы точно утаили, принцесса! Я бы сказал о себе намного больше. А что я умница и красавец, разве умолчать можно? А о моей необыкновенной, просто легендарной скромности ничего не сказали? Не поверю. Это вы точно зажали из ревности... Но насчет Лихтенштейнов вы правы, что удивительно. Если отправить обратно вместе с Легендарной и Победоносной, у них остается неприятное послевкусие.