Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — король

— Ну, — пробормотал я, — от этих еще как-то отмахнусь... хотя да, некрасивая картина, если на государя покушение за покушением. Не так страшна гибель, как падение престижа... А Ламбертиния? Хотя вы не знаете, что это... Еще вина? Простите, я себе сделаю чашечку кофе. Что-то я совсем одурел, с вами вот сижу и разговариваю... Представляете?

— Что такое Ламбертиния, — сообщила она, — уже знаю. Общение с вашими лордами дает многое, они непростительно честны и откровенны. Огромное герцогство, что по каким-то древним законам или традициям не могло именоваться королевством, хотя по размерам... Вы его возвели в ранг королевства, там сейчас на троне ваша служанка.

— Она не служанка, — возразил я.

Она спросила с недоверием:

— А что, в самом деле эльфийка? Удивительно... Ламбертиния тоже не очень. Во-первых, только что стало королевством, а это не совсем серьезно. К тому же прижато к Большому Хребту... да-да, мы знаем о нем!., а вам хорошо бы поближе к центру вашего влияния.

— Это Турнедо, — напомнил я.

— Турнедо, — возразила она, — часть Армландии, из-за чего ваши армландцы готовы за вас вниз головами с любого утеса. На мой неженский взгляд больше всего подходит Варт Генц.

— Что-о?

— Варт Генц, — повторила она. — Во-первых, король в присутствии высших лордов жалел, что не вы его сын, он бы вам оставил королевство...

— Это были только слова, — возразил я. — Но спасибо, что вспомнили. Ласковое слово и такой собаке, как я, приятно.

— Да, — согласилась она, — слова, но сейчас, когда погибли все его три сына и даже внук, это уже не просто слова. Высшим лордам либо продолжать кровавую распрю за трон... да-да, я слышала, либо передать корону вам уже не как временному правителю, а законному королю. К тому же их можно объединить со Скарляндией, что навсегда устранит распри...

— Устранит ли?

— При одном условии, — сказала она практично. — Земли королевства Эбберт можно присоединить к вашему новому королевству, куда войдут Варт Генц и Скарляндия. Повод очень серьезный: в связи с тем, что пресеклась существующая там династия королей. Земли ныне без сюзерена. А в Варт Генце и Скарляндии будет всеобщее ликование.

Я откинулся на спинку кресла и смотрел на нее молча и пристально. Она, похоже, увлеклась, на щеках нежнейший румянец разгорелся жарче, глаза блестят, холодный голос обрел новые краски и звучит мило и страстно.

— Вы в самом деле дочь императора, — проговорил я. — Вот только по этому вас узнали бы даже в платье нищенки. Так хорошо и тщательно все продумать... Придется мне сделать какую-то глупость, не могу же я последовать советам женщины!

— Вы же сами сказали, — напомнила она чуточку ядовито, — что я не женщина.

— То было в виде комплимента, — сказал я, защищаясь. — Я вас и в жопу послал... ох, простите!., потому что иногда принимаю то за Альбрехта, то за Норберта, те тоже хитрые и все про всех знают.

Она молчала и смотрела с ожиданием. Я сопел, крутился, разводил руками, морщил лоб.

— Не мучайтесь, — произнесла она мирно. — Признать чью-то мысль интереснее своей — это признак силы, а не слабости.

Я на несколько секунд перестал слышать ее голос, сосредотачиваясь и представляя лучшее вино в хрустальных фужерах, в свое время я перепробовал самое разное, но не потому, что люблю, а «стыдно не знать», знание хотя бы названий вин как бы приобщало нас к высшему обществу, которое видели только в кино, и мы заучивали, а на праздники обязательно покупали дорогое вино и ставили в центр стола, а потом бережно хранили пустые бутылки, определив их на видное место, чтобы гости видели, что мы богатые и щедрые.

Я все же уловил, когда она перестала шевелить губами, сказал любезно:

— Ваше высочество?

Она произнесла ровно:

— Не пытайтесь быть внимательным. Вы меня не слушали.

— Гнусное обвинение, — сказал я, защищаясь. — Я всегда вас, ваше высочество! И никогда не. Это был бы не я вовсе.

Какие же у нее внимательные глаза, стараюсь не смотреть даже, взгляд, как у Сигизмунда, но у того беспорочная душа, а женщин беспорочных не может быть по дефолту, стоит только вспомнить Еву.

Значит, у Аскланделлы что-то иное, чем ум, ум может быть только у нас, мужчин, это понятно, даже Церковь подтверждает, а в Библии не просто записано, но пять раз повторено, чтоб не потерялось.

Глава 10

В дверь тихонько поскреблись, я едва-едва расслышал, но Аскланделла тут же приподняла брови, взглянула на меня с немым вопросом и повернула в ту сторону голову.

Я рявкнул:

— Открыто!

Дверь приоткрылась, заглянул Альбрехт, торжественно смущенный, изо всех сил, низко-низко, поклонился, стыдливо отвел взгляд и спросил в сторону:

— Там внизу готовят зал к пиру, сдвигают столы...

— И что? — прошипел я.

Он проговорил торопливой скороговоркой:

— Простите, ваше высочество, что прерываю вас в такой момент...

— Ка-кой мо-мент? — спросил я с расстановкой.

Он сказал еще испуганнее:

— Мы просто интересуемся, будете ли вы на пиру...

Я ответил с той злостью, что могла бы обрушить

крышу, не будь здесь стен и поддерживающих свод колонн:

- А что дает основание думать, что я не буду, если пообещал? Граф, вы на что намекаете?

Он в диком испуге выставил перед собой ладони и попятился в коридор, но ударился задом о косяк, охнул то ли от боли, то ли от ужаса, поспешно сдвинулся, но не в ту сторону, похлопал ладонью по стене, не отыскал, спросил с жалкой улыбкой:

— Ваше высочество... позвольте оглянуться?

Я смотрел уже в лютом бешенстве, он понял, выскользнул в коридор и сам захлопнул дверь.

Аскланделла произнесла с милой улыбкой:

— Как же любят вас, сэр Ричард!

— Это называется любовью? — спросил я, все еще в раздражении.

— Да, — ответила она.

— Тогда вы предельно наблюдательны, — сказал я. — Хотя это, похоже, так и есть. В смысле вы наблюдательны, а не эта... такая странная любовь, похожая на сон. Я вот заметил только гнусное хи-хи над сюзереном, а вы... вы даже увидели, что хорошо бы канавы для стока воды прокопать заранее, а не потом.

Она произнесла почти равнодушно:

— Как я уже говорила, наша империя крайне стабильна. В ней так давно не происходило никаких катаклизмов и мятежей, что малейшее нарушение будет бросаться в глаза. А здесь их столько, что я просто не могла не заметить.

— И приказывали, — сказал я саркастически, — немедленно исправить! Выказывали свою императорскую волю!

Она в удивлении вскинула брови.

— Приказывала? Похоже, вы переутомились, ваше высочество. Я только иногда подавала совет...

— ...который мои лорды тут же бросались исполнять, — сказал я сердито. — Еще бы!

Она продолжала рассматривать меня очень внимательно.

— Что значит это «еще бы»?

— Это значит, — ответил я уже почти зло, — что эти свиньи охотно слушаются вас! Ненавижу этих предателей!.. Не понимаю, что... ладно, я до них доберусь!

Она произнесла негромко:

— Ваше высочество, а какой мой совет показался вам неверным?

Я порылся в памяти.

— Ну... вообще-то... вообще-то не обо всех мне еще доложили. Наверняка есть и серьезно подрывающие нашу обороноспособность, наносящие ущерб нашей экономике, репутации и платежной способности. Подождем.

— Звучит зловеще, — сказала она ровно, — но в самом деле подождем. А своих лордов винить не стоит. Вы сумели подобрать рассудительное окружение, глупые советы не примут.

Я сказал раздраженно:

— Им просто нравится выполнять приказы красивой женщины. Будь вы поуродливее, вряд ли и разумные советы достучались бы до их медных лбов.

Она сделала вид, что не услышала комплимент, задумчиво смотрела в сторону окна, там небо из голубого постепенно становится синим, но до фиолетового еще далеко, хотя первая звездочка уже зажглась, серп луны тоже прорисовывается все ярче.

Я подумал, что солнце уже не только светит, но и мощно греет, весна наступает, дни все длиннее, ночи короче, а таяние, по прогнозам стариков, будет ранним и дружным, что вообще-то не знаю, хорошо или плохо.

В дверь снова постучали. Я моментально ощутил прилив темной крови, сказал громко:

— Открыто!

Дверь приоткрылась, в полглаза показалась голова Альбрехта.

— Ваше высочество! — сказал он торопливо молящим голосом. — Если вы не будете на пиру, то я им так и скажу, пусть порадуются...

Я прорычал:

— Порадуются?

Он сказал умоляюще:

— За вас, ваше высочество, за вас!

— Брысь, — рявкнул я. — Что за шуточки, граф? Мне за вас стыдно!

Он исчез, Аскланделла сказала с улыбкой:

— В самом деле любят. Даже готовы идти на личные неприятности.

— Какая это любовь, — сказал я горько, — если будут рады моему отсутствию?

Она опустила ресницы, что снова бросили ажурную тень на высокие, красиво очерченные скулы.