Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Сяо Чжоуцзы без остановки бился лбом об пол, никто его не останавливал, и в непрерывных поклонах он едва не разбил себе лоб. Наконец он заговорил, всхлипывая:
– Шан-лаобань, помогите мне! Спасите меня! Шан-лаобань!
Чэн Фэнтай сразу же все понял. Этому ребенку некуда метнуться и неоткуда ждать помощи, и тут небеса послали ему Шан Сижуя. У того были слава и талант, хоть какое, но доброе сердце. Мальчик полнился решимостью ухватиться за него. Однако в артистических кругах существовало непреложное правило: всякий молодой актер, кто подпишет контракт с учителем, тут же лишался свободы, каждый ноготь, каждый волос на его голове принадлежал теперь наставнику, и перейти в другую труппу было невозможно. Пусть даже Шан Сижуй – истинный бог театра, он не мог нарушить это правило, к тому же, несмотря на все свои новаторские постановки, в некоторых вопросах он упорно держался за старое.
Шан Сижуй сказал:
– Вставай!
Сяо Чжоуцзы не шелохнулся. Шан Сижуй не знал, что и делать:
– Я не могу взять тебя к себе.
– Почему?
– Я не могу нарушать правила. Все должны соблюдать законы профессии.
– Выкупите меня! Я смогу зарабатывать для вас! Шан-лаобань! Только с вами я могу продолжать выступать!
В этот миг Шан Сижуй глядел на Сяо Чжоуцзы таким сочувствующим и любящим взглядом, словно обратился Буддой. Никто во всем мире не мог понять душу актеров лучше, чем он. Они мечтают быть на голову выше других, мечтают привлечь всеобщее внимание, мечтают голосом выплеснуть все обиды, что скопились у них на сердце за первую половину жизни, чтобы те обратились золой. Слава или смерть – третьего пути у них нет. Шан Сижуй, разумеется, прославился, в детстве его наставник Шан Цзюйчжэнь хоть и бил его, но любил больше родного сына, каждую трапезу кормил мясом [36]. Около десяти лет о нем заботилась Сяо Лай, согревая его своим вниманием. Он никогда не испытывал тех страданий, что пережил Сяо Чжоуцзы, вот почему тот еще отчаяннее стремился к успеху, стремился так жадно, что цена для него ничего не значила. Шан Сижуй всячески желал помочь ему, он проговорил со вздохом:
– Если ты можешь петь только со мной, то не сможешь петь никогда. Если ты не можешь опереться на себя, как же ты будешь играть на сцене, под таким давлением? Вставай.
Заливаясь плачем, Сяо Чжоуцзы поднялся. Шан Сижуй взял его за руку и сказал:
– Обычно если я не дома, то в театре «Цинфэн». Дорогу ты знаешь. Впредь если захочешь, найди возможность улизнуть и отыщи меня, я объясню тебе, как играть.
Тем самым он согласился принять его в ученики, пусть и не дал официального статуса. Сяо Чжоуцзы ликовал, от волнения он вновь собрался кланяться ему. Но Шан Сижуй заключил его в объятия, не позволяя упасть на колени. Близость между ними была такой трогательной, что от нее сводило зубы. Много-много лет спустя отношения между Шан-лаобанем и Чжоу-лаобанем так и оставались запутанными, полными тайн, и люди безостановочно спорили, были ли они учителем и учеником. Слухи и кривотолки ходили самые разные, темные и неоднозначные. Однако сами они молчали, публике прийти к определенному решению так и не удалось, и эта история стала одной из бесчисленных загадок в жизни Шан Сижуя.
Но в тот миг, за кулисами захудалого ветхого театра, Чэн Фэнтай имел счастье лицезреть зарождение дружбы двух величайших актеров китайского театра своего времени. Впрочем, отнесся он к этому с совершеннейшим безразличием. Когда Сяо Чжоуцзы закончил изливать душу Шан Сижую, Чэн Фэнтай кивнул ему, и Сяо Чжоуцзы, съежившись и всхлипывая, подошел. Чэн Фэнтай грубо схватил его за руку, задрал юбку и оттянул штаны. Бросив быстрый взгляд, он стремительно отпустил его и разочарованно протянул:
– И все-таки мальчик…
Впервые за всю свою жизнь в театре Сяо Чжоуцзы столкнулся с подобным хамством, он не знал, что и ответить. Отпрянув, он спрятался за Шан Сижуя. Губы его дрожали, лицо побледнело – выглядел он ужасно жалко, при одном взгляде на него сжималось сердце. Шан Сижуй так разозлился, что и не знал, как выругаться, вся прежняя трогательная атмосфера развеялась без остатка. Если бы кто-то попытался запечатлеть всю историю «грушевого театра», описание этого эпизода, несомненно, заставило бы его попотеть.
Глава 6
В те дни Чэн Фэнтай и Шан Сижуй частенько засиживались до полуночи в доме Шана, болтая о всяких пустяках в главном зале. Вдруг во дворе с приглушенным стуком что-то рухнуло на землю и послышался тихий болезненный вздох. Шан Сижуй тут же помчался во двор. Сяо Лай, услышав шум, тоже вышла посмотреть, что произошло. Сяо Чжоуцзы стоял, потирая колени и глупо хихикая:
– Шан-лаобань, хе-хе… У вас такие высокие стены, и правда высокие… – Он стоял на месте в растерянности, ничего больше не говоря.
Однако Сяо Лай, кажется, очень полюбился этот паренек. Она подошла к нему, оправила ему одежду и проговорила с улыбкой:
– Я же говорила тебе, не лазай по стенам, просто постучи в ворота. Труппа ваша далеко отсюда, чего бояться? – А затем засмеялась: – Погоди, мы тут оставили тебе кое-что вкусненькое!
Чэн Фэнтай никогда не удостаивался от Сяо Лай подобной доброжелательности и в этот миг даже немного приревновал.
Сяо Чжоуцзы хлопнул себя по лбу:
– Ой! Сестрица Сяо Лай! Я забыл
