Барин-Шабарин - Денис Старый
А ещё можно понять, что картина заинтересовала бандитов. И это хорошо. Психология подобных конфликтов, когда одна сторона, ранее бывшая агрессивной, вынуждена подчиняться другой, требует компромисса. Это так называемое «сохранение лица». Ну не может просто так свалить Понтер и трое его подельников. Это урон авторитету. Так что нужно дать им возможность уйти с неким хабаром, иначе эти переговоры не только затянутся, но могут стать уж вовсе непредсказуемыми.
— Да это же перо самого маэстро… Этого… — я вспоминал, кто из русских живописцев мог бы написать такое убожество.
Но никого из елизаветинского и екатерининского барокко не вспомнил. Да и картина не того времени. Из тех же художников, кого называл, показывая свою якобы ученость, Понтер, не было художников, что взялись бы за такую пошлость, поэтому…
— Маэстро Дональда Блокчейна! Сейчас на выставках такие полотнища стоят ого-го как много, — веселился я, при этом сохраняя серьезное выражение лица.
Мужики недоуменно посмотрели на Понтера. Видимо, вожак был у них еще и за искусствоведа.
— Ты хотел сказать, что это работа Кипренского? — подбоченившись, всматриваясь в композицию из голой бабы и ангелочка, сказал лысый.
Сейчас он выглядел, как человек, который смотрит на вывеску «туалет» и не может понять, это ультрасовременное искусство — или можно все же сходить по нужде. Правда при таких сомнениях главную роль играет желание. Если оно поистине велико, то уже не столь важно: экспонат это, или все же туалет.
— Он самый, это перо Кипренского. Я не могу спорить со знающим человеком, — сказал я, решив польстить Понтеру.
Если хвалёная психология не врет, а меня на обучении по программе «Время героев» убеждали, что это наука точная, то сейчас лысый может даже оказаться мне благодарным за лесть. Вместе с тем должна прозвучать и сумма за это весьма спорное творение неизвестного горе-художника. Сколько? Нельзя перебивать сумму долга, но и продешевить — также не с руки.
— Больше пятисот рублей стоит, — сказал я наугад цену.
— Брешет, Понтер, он же брешет! — взорвался негодованием Мартын. — Не может картинка так стоить.
Лысый еще раз посмотрел на «шедевр» и выдал свое «экспертное» заключение.
— Столько, может, и не стоит, но около того — выдал Понтер. — Учтем ее за беспокойство.
— Нет, ну так не пойдет! — решил я чуть поторговаться.
На самом деле я готов картину отдать и бесплатно, чтобы только оставили меня в покое. Но просто так отдать творение самого Дональда Блокчейна, или кого там еще? Нетушки! Потому начался торг. Сошлись на том, что двести рублей мне прощается. И то хлеб.
— Художником может быть и кто из известных французов. Небось это твой дед, баря, с Парижу привез в наполеоновскую. Славные у тебя были дед да батька. В кого ты такой, выродок? — пожурил меня вожак бандитов.
— Выражения выбирай! — сказал я и вновь направил пистолет в сторону лысого.
Бандос — ещё и патриот? Вот это номер. Промелькнуло даже уважение, правда, быстро испарилось. Но информация, полученная вот так неожиданно, полезна и важна. Значит, дед Наполеона гнал? А где он, дед? Помер? Так какой же нынче год? Середина — вторая половина девятнадцатого века?
— Беру картину, а ты через три седмицы чтоб с деньгами был в Ростове. Аль снова прятаться станешь? — сказал Понтер, снимания картину и обнажая трещину на стене.
Все же какая тут бесхозяйственность!
— Не стану прятаться, — сказал как отрезал я.
«А кто кому должен, мы ещё разберёмся!» — промелькнули мысли, но я не стал их озвучивать и обострять обстановку.
Нужно вначале понять, что мне делать со всем этим… Со своим странным воскрешением, со своим новым телом, с хозяйством. Оно же у меня есть? Если я барин, значит, поместье имеется? Привести следует мысли в порядок да освоиться.
Я вновь поднял пистолет.
— А теперь, господа, я вас более не задерживаю. Но знайте, что оружие я, считай, купил у вас за картину, — сказал я, показывая пистолетом на выход.
Бандиты переглянулись, не решаясь уходить. Я что-то должен еще сделать, сказать? В дверях я увидел силуэт мужика. Было видно, что он уже не первый раз делает шаг, чтобы войти в комнату, но сразу же отступает. Ну так не каждый зайдет в помещение, где только что звучал выстрел.
— Эй, кто там у дверей? Зайди! — выкрикнул я.
Нерешительно, переминаясь с ноги на ногу, с опущенными глазами и чуть сгорбленно, вошел мужик, как по мне, так прилично одетый. По крайней мере, это был костюм в одном тоне, а не с цветочками и в разных цветах.
— Господа, я испросить пришел. Вам же оно как обычно? Банька уже истоплена, стол накрыт, не обессудьте, господа, но нынче не богаты на дорогие кушания. Что Бог послал, — подрагивающим голосом говорил вошедший. — Штоф хлебного вина, как полагается, поставил.
— На том и порешили. Вот баньку примем, согреемся как следует, твоих сералек пожмем, да и в путь, — сказал Понтер и уже обратился с своим подельникам: — Все, расход, в баню!
— Стоять всем! — хриплый голос нового действующего лица заставил вздрогнуть.
Я резко направил пистолет на решительно входившего в комнату мужика в черной шубе с большим воротником. Не дом, а проходной двор. Новое действующее лицо было в годах, явно за пятьдесят, и… Вот есть люди, от которых исходит сила и власть, право приказывать. Все бандиты замерли и даже чуть потупили глаза. Если с Понтером пререкался даже тот же Мартын, то теперь было видно, что вошедшему никто из коллекторов возразить ничего не мог. И понятно, что мужик был заодно бандитами.
— Барчук, ты стрелял? Никого не задело? — спросил вошедший.
— Нет, Иван, я картину у него забираю в счет роста долга, — резко поменявшись, став кротким, говорил Понтер.
— Аркаша, это твое дело, как и о чем ты условился. Не будет денег у меня на столе, не будешь подо мной ходить, сладко спать и вкусно есть, — сказал тот, кого называли Иваном, и вышел прочь.
Повисла пауза. Понтер и его группа прикрытия приходили в себя. Этот Иван, он кто-то по типу вора в законе? Сявок своих на мне натаскивает? Интересно, а получилось бы такого прижать да напугать, как Понтера? Или для авторитетного Ивана смерть менее ценна, чем статус?
Бандиты, выдохнув после ухода
