Барин-Шабарин - Денис Старый
Бандиты выходили из комнаты, словно победители и хозяева. Это было неприятно, но стоило смолчать, и так по тоненькому прошел, а еще есть и неучтенный ранее фактор — Иван.
Мужик же, что остался со мной, после ухода бандитов распрямился, коленки выровнял и вообще стал вести себя где-то даже нагло. Я просто не знал, что ему там полагается кто он вообще такой, потому замечаний не делал.
И тут вопрос: а как мне-то себя вести? Пробовать играть роль барина, не зная даже, что за человек передо мной? Похоже, что он отсюда, из поместья или деревни, о которой упоминали бандиты. Не пристав какой-нибудь, не полицейский и не бандит, а местный. Я же главный тут? Значит, мне и требовать от мужика.
— Что молчишь? Говори! — потребовал я.
— А что говорить-то, барин? Ты скажи, о чем рассказать, так я и расскажу. Коли о том, как изготовлена баня для… друзей, стало быть, ваших, так всё, как могли. Закрома ваши уже пусты, хранцузского уже ничего и не осталось, вино только крымское. Да и хлебного вина только пять штофов, — начал заговаривать мне зубы мужик.
Не знаю, жизненный опыт ли это, дар или проклятие, но я зачастую вижу, когда мне врут. Не во всем, конечно, иначе с ума сойти можно, но когда дело касается вороватых людей, которые пытаются доказать, что они кристально честные — чаще всего. И сейчас, с каждым словом мужика, имени которого я пока не знал, всё больше было понятно, что он тут что-то вроде управляющего — и не покидала навязчивая мысль, что мне снова лапшу на уши навешивают. И голос… он казался знакомым.
— Все, хватит! Сейчас это неинтересно, — прервал я словесный поток. — Будет еще время, когда расскажешь обо всем.
Наступила пауза. Я не решался признаться в том, что ничего не помню, думал над другими вариантами, как и сведения получить, и при этом выкрутиться, не упоминать про беспамятство. Так сказать, и рыбку съесть, и… красиво выглядеть при этом. Вот только ничего иного, как казаться потерявшим память, на ум не приходило.
— Кто ты такой? — решившись, ошарашил я мужика вопросом.
По всему было видно, что я обязан знать его.
— Как же так, барин? Что же это деется, Алексей Петрович, родной вы наш? Позабыли, что ль, меня? Да я же… — управляющий чуть ли не ударился в рыдание.
— Хватит причитать. Кто ты? — решительно проговорил я.
Глава 5
Меня здорово раздражало уже не только поведение приказчика, но и голоса, раздающиеся за окном. Бандиты ржали, как кони, а может, люди лысого делали это даже громче — я пока с настоящими копытными близко не знаком.
— Кто ты есть? — спросил я повторно, не дождавшись ответа.
— Кто есть? Я есть, — пробурчал мужик.
«Я есть Грут» — так в одном фильме на все вопросы отвечало ходячее дерево.
— Ты Емельян Данилыч? — вспомнил я голос.
Это он меня нашел, он же и притащил в дом.
— Не признал, барин, сперва? Так и есть, стало быть, Емельян я. Да как же такое может быть, забыться? — удивился мужик.
Нет, не мужик. Более всего Емельян был похож на купчину, или это во мне укоренился образ бородатых толстых купцов, заключавших миллионные сделки без подписания документов — на честном слове. Жилетка, серебряные часы в кармашке, белая шелковая рубаха, картуз. Не совсем только понятно, почему меня тут пробуют прессовать коллекторы, а этот деятель, который явно мне подчиняется, с серебряными карманными часами ходит? Но об этом позже.
— Память меня покинула. Но ты, Емельян, о том никому не рассказывай, а то это… выпорю, что ли, — сказал я, не будучи уверенным, что имею право пороть этого человека.
— Барин, я привыкший молчать, но вы выпорите меня, вот как я есть, так и порите. Служил я еще при батюшке вашем, порите, хоть и до смерти, но повинен сказать, что такого непотребства не было при Петре Никифоровиче. Кабы тати какие… — у Емельяна проступила слеза.
— Петр Никифорович — это мой отец? — догадался я. — А ты мой управляющий?
— Я за лекарем пошлю, барин, пужаете вы меня, — перекрестившись, выговорил Емельян.
— Никакого лекаря! Денег и так нет, я ему еще четыре рубля должен. Да и лекарь тут… Кхе… Не лечит, а калечит. А ты кратко расскажи, что это за люди и почему они здесь! — сказал я.
Надо же понимать, с кем я имею дело. Бандиты? Это понятно. Я даже догадываюсь о причинах долга, и что, скорее-то всего, это развод на лоха. Я же дитя девяностых, кое-чего помню, умею, знаю, сам грешил. Время такое было, что нельзя не уметь и не знать. Но подтвердить догадки необходимо. Всегда есть вероятность ошибки.
— Так знамо, зачем они пришли. Вы же, барин, до карт охочи, да все только проигрываете. А еще у вас вызов в суд на первую седмицу февраля, то по кредиту. Именьице заложено, правда, только раз, но, видать, есть те, кто супротив вас действует, — сказал Емельян. — Видано ли, что лишь раз заложенное имение отобрать норовят!
— Итак, Емеля, вопрос сиюминутный, — сказал я, всматриваясь в маленькие оконца.
— Простите, барин, сею… чего? — спрашивал растерянным голосом управляющий. — Я-то понял про минуты, но причем сеять-то? Вечно вы слова мудреные строите.
— Что ты сеять будешь, о том говорить станем после, — отпрянув от окна, я направился к пистолетам, желая чуть подробнее рассмотреть их конструкцию и подумать, не пригодятся ли они мне сегодня. — Что сейчас происходит? Я правильно понимаю, что эти бандиты сейчас пошли в баню с женщинами, за которых я в ответе?
— Не, барин, женщин там нету. Серальки там, — недоуменно отвечал Емельян.
Нужно было сразу же Емельке указать на то, что я отчетливо слышу — и менее отчетливо, сквозь стелящийся снег, вижу, что возле бани в кучку сбились те самые бандиты и женщины, возможно, даже девчонки. Но слово «серальки» слишком урезало уши.
— И кто такие серальки? — спросил я.
— Дак, знамо же… — Емельян пристально посмотрел на меня, будто рассматривая фигурную родинку
