Виктор Зайцев - Прикамская попытка – 2
Видимо, я ещё не приобрёл навыки профессионального торговца, определяющего перспективных покупателей даже со спины. Будем учиться, как говорил наш вечно живой. Через Волгу переправились, слава богу, спокойно, и потянулись унылые вёрсты Средне-Русской возвышенности. Болота, перемежаемые невысокими холмами, снова болота с мелкими речушками, узкими полуразрушенными мостиками. Скорость нашего движения заметно снизилась, теперь за день мы с трудом одолевали сорок километров. Иногда приходилось гатить болотистые ямы, заново стелить мостики через ручьи и реки. Деревеньки становились больше, а путников на тракте всё меньше.
После Казани встречные города не производили большого впечатления, даже мои ребята перестали открывать рты и разглядывать высокие колокольни. Переправа через Суру далась нам тяжело, едва не утопили самый тяжёлый фургон с ружьями. Пришлось перераспределить груз, добиваясь одинакового веса повозок. В виду Нижнего Новгорода мы едва не пали духом, ожидая переправы, бойкие лодочники почти уговорили нас до Москвы добираться на барже, бечевой. Пока я не спросил, сколько понадобится времени на такой лёгкий путь. Оказалось, по воде мы рискуем добраться в Москву не раньше августа, что меня никак не устраивало.
К счастью, в Нижнем Новгороде получилось пристроить два десятка наших подарочных ружей, восемь продали сразу, остальные наш представитель обещал реализовать к моему возвращению. Купеческий город меня порадовал, нижегородские торговцы берегли своё имущество и не экономили на ружьях и патронах. Или это профессиональный подход нашего приказчика? В любом случае, Нижний мне понравился. Он и в прежние времена поражал своим мощным кремлём, на фоне многоэтажных гостиниц. Теперь же, город производил более внушительное впечатление, нежели Казань. Ещё бы, единственный, пожалуй, кремль на европейской территории России, ни разу не захваченный врагами. Торговля в городе не радовала, отрезанное пожаром восстания Поволжье не пропускало товары с юга, на пеньку, лён и зерно, да скобяные товары, мы налюбовались ещё в Казани.
Дальше к Москве мы начали спешить, стремясь использовать сухую майскую погоду с наибольшей пользой. Вставали теперь с рассветом, быстро завтракали и весь световой день катили по дороге. Ребята дремали на ходу, забираясь в повозки, на ночлег с ужином останавливались перед самым закатом. Уставали все, особенно кони, зато за день получалось пройти до семидесяти-восьмидесяти вёрст. Это, учитывая неизбежные остановки на латание гнилых мостиков и объезды огромных луж. Перед въездом в Москву, когда до старой столицы оставалось меньше сорока вёрст, нас встретила странная процессия. Тракт был перегорожен огромным шлагбаумом, возле которого выстроились полсотни добрых молодцев с мушкетами, одетых в венгерско-молдавские костюмы. В отдалении на пригорке сидели столько же спешенных всадников, державших коней под седлом.
Одетый в непонятную яркую хламиду, мужик гренадёрского роста с дубиной стоял у шлагбаума, выкрикивая всем проезжающим.
— По праву Соловья-разбойника взимаем пошлину за проезд по земле князя Соловьёва-Бельского. С каждого конного — рубль, с повозки — три рубля, с пеших — гривенник.
Сумма меня шокировала, для обычных путников вовсе неподъёмная. Даже пешему уплатить гривенник практически невозможно, на такие деньги можно месяц безбедно прожить, да в трактире обедать трижды в день. Судя по многочисленным следам разворота повозок, желающих проезжать через владения Соловья-разбойника не было. Для нас уплатить этот сбор не составляло труда, серебро в кармане звенело. Однако, расспросив глашатая, мы поняли, что рискуем потерять не меньше дня, а то и двух на объезде владений Соловьёва-Бельского. Двадцать шесть рублей при таком раскладе выглядели достойной платой за экономию двух дней пути. Уплатив положенную пошлину, я поинтересовался у гайдуков, так называли себя холопы князя.
— Далеко ли до имения князя, пошлите человека узнать, примет ли он заводчика Быстрова Андрея и княгиню Морозову?
Ряженые разбойники подхватились, один отправился на коне по накатанной дорожке к северу от тракта. Ждать пришлось недолго, князь пригласил меня посетить его имение, в паре вёрст от московской дороги. Туда мы отправились всем табором, парни удивлённо рассматривали классический европейский сад, с фонтанами и скульптурами Амуров и Психей, окружавший господский дом. Само здание также соответствовало всем требованиям классицизма, на мой непритязательный вкус, конечно. Посыпанная светлым песком дорожка вывела нас к мраморному крыльцу в окружении великолепных колонн. Два десятка слуг в красных ливреях встречали нас у входа. Разобравшись с управляющим по размещению моих парней и скарба, мы с Марией Алексеевной отправился приветствовать нашего хозяина-оригинала.
Не праздное любопытство привело меня к князю в гости, а стремление завести связи среди богатых оригиналов. Судя по рассказам и тому, что встретилось в пути, в России чудаков среди богатых дворян было не меньше, чем в Англии. Как раз такие знакомства меня очень интересовали, в первую очередь, как щедрые покупатели наших новинок — ружей, телефонов, револьверов, фургонов, наконец. С другой стороны, подобные чудаки вполне могли помочь нам в установлении неформальных и долгосрочных дружеских отношений. Потому, встретив в приёмной зале своего ровесника, одетого в потёртый офицерский мундир, вздохнул с облегчением. С первого взгляда наш хозяин производил впечатление вменяемого скучающего помещика, было бы хуже встретить здесь выжившего из ума старика.
— Павел Петрович Соколов-Бельский, — представился хозяин, наклонив голову в коротком поклоне, — поручик от артиллерии в отставке.
— Андрей Викторов Быстров, совладелец оружейного завода и неисправимый прожектёр, — ответил аналогичным поклоном я, добавив для ясности, — везу свои изделия в столицу, рад предложить Вашему превосходительству небольшое развлечение. Княгиня Мария Алексеевна Морозова.
— Где Ваши заводы, сударь, — загорелся интерес в глазах отставного поручика, — кроме Тульских, я и не слыхал о подобных производствах.
— В Прикамье, за Сарапулом, если помните такой уездный городок, — продолжил я беседу не акцентируя внимание на своих новинках.
Разговор постепенно перешёл на трудности пути, прочие стандартные фразы о погоде. Я вежливо внимал рассказам Павла Петровича, коротко отвечал на вопросы и делал всё, чтобы понравиться помещику. Мария Алексеевна поддержала разговор, быстро нашла общих знакомых с князем. Так, что, через пять минут они с удовольствием вспоминали родных и знакомых, пересказывая сплетни. Впрочем, разговор недолго оставался сухим, не прошло и получаса, как нас пригласили в гостиную, вполне соответствующую стилю поместья. Навощённый паркет блестел, в широкие окна поступало достаточно света, чтобы большая зала показалась во всей красе. Богатые гобелены со сценами охоты висели на оббитых шёлком стенах, у английских каминов стояли кресла с небольшими столиками. В углу на подобном столе разложили целый набор курительных трубок с длинными мундштуками. Стол был небольшой, метров пять длины, с десятком стульев, напомнивших мне изделия мастера Гамбса из телефильма «Двенадцать стульев».
Помещичий обед, вопреки описаниям различных авторов, оказался весьма рациональным и простым — бульон с гренками, жаркое из домашнего гуся с яблоками, солёные рыжики, маринованные опята, мочёная брусника, чёрный кофе. За столом оказались, кроме нас, жена хозяина, две дочери, девицы на выданье, и семилетний сын с гувернёром. В честь приезда гостей выставили на стол несколько бутылок лёгкого вина, французского производства, естественно. Крым ещё находился «за границей». Я внимательно следил за разговором, не перебивал Павла Петровича, но не давал ему надолго замолкнуть. Вставил пару фраз на английском и немецком языках, намекнув, что не лаптем щи хлебаю. Исчерпав стандартные темы, мы незаметно для хозяина перешли к обсуждению бунтовщика Пугачёва. Совершенно по теме разговора я упомянул, что сталкивался с его отрядами, один удалось разгромить. Словно не желая продолжать разговор на эту тему, демонстративно и неловко перевёл беседу в другое русло.
Закончив обед, хозяин предложил выкурить по трубочке, пришлось согласиться, в молодости я курил лет семь и не испытывал боязни перед таким «пороком». Выбрал себе трубку с самым коротким мундштуком и закурил, табак действительно оказался английским, мягким ароматизированным сортом. Павел Петрович со скрытым ожиданием наблюдал за моей реакцией, весьма обрадовался моей искренней похвале табака, стоившего довольно дорого. Особенно его порадовало моё упоминание, что не пробовал такого табака несколько лет.
— И не попробуете, милостивый государь, смею заверить, этот табачок привозят из заморских провинций, из Виргинии.
