Стивен Кинг - 11.22.63

Это прояснило мне голову. Разве имел я право называть ее малодушной только потому, что сам знал, как выглядит вид за горизонтом?

Я снял с вешалки на стене махровое полотенце и вручил ей.

— Сними с себя все, а потом обсушись.

— Тогда выйди. Дай мне немного приватности.

— Дам, если скажешь мне, что ты полностью пришла в норму.

— Я пришла в норму, — она посмотрела на меня недружелюбно и, возможно, с небольшим проблеском юмора. — Ты мастер эффектно выходить на сцену, Джордж.

Я обернулся к аптечному шкафчику.

— Там нет больше, — сказала она. — Все, что не осталось во мне, вырвано в канализацию.

Пробыв течение четырех лет женатым на Кристи, я все равно туда заглянул. Потом смыл воду в унитазе. Сделав эти дела, я проскользнул мимо нее к двери ванной.

— Даю тебе три минуты, — сказал ей.

Обратный адрес на конверте из манильской бумаги информировал: Джон Клейтон, 79 Восточная Оглторп-авеню, Саванна, Джорджия. Этому сукиному сыну нельзя было предъявить обвинение в том, что он прикрывается чужим именем или подползает анонимными окольный путями. Штемпель показывал двадцать восьмое августа, и, наверное, это ждало ее здесь, когда она вернулаь из Рино. С того времени почти два месяца она вынуждена была высиживать содержимое этого конверта. Голос у нее был печальный, подавленный, когда я говорил с ней вечером шестого сентября? Ну, и не удивительно, учитывая снимки, которые так предусмотрительно прислал ей ее бывший муж.

«Мы все в опасности, — сказала она, когда я последний раз говорил с ней по телефону. — Джонни прав относительно этого».

Это были фотографии японских мужчин, женщин и детей. Жертв взрывов атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки. Кое-кто были слепыми. Много облысевших. Большинство пострадали от радиационных ожогов. Несколько, как та женщина без лица, зажарились до угольков. На одной из фотографий было четыре черных статуи в разнообразных позах. Четверо людей стояли перед стеной, когда взорвалась бомба. Люди испарились, и большая часть стены также испарилась. Единственное, что осталось, это те части стены, которые прикрывали собой те четверо людей, которые стояли перед ней. Фигуры те были черными, так как их покрывала обугленная плоть.

На задней стороне каждой фотографии он написал аккуратным, разборчивым почерком одно и то же: «Скоро это будет в Америке. Статистический анализ не ошибается».

— Красивые, разве не так?

Голос у нее звучал мертвенно, плоско. Она стояла в косяке, закутанная в полотенце. Волосы рассыпались на ее голых плечах влажными колечками.

— Сколько ты уже выпиваешь, Сэйди?

— Только пару рюмочек, когда пилюли бездействуют. Я тебе, кажется, это уже старалась объяснить, когда ты меня тряс и хлопал по щекам.

— Если ты ждешь от меня извинений, долго тебе придется ждать. Барбитураты и алкоголь — плохая комбинация.

— Это неважно, — сказала она. — Я и раньше получала пощечины.

Это ударило меня воспоминанием о Марине, и я скривился. Не совсем будто бы похоже, но пощечина есть пощечина. Ну, и злой я тоже был, а не только испуганный.

Она подошла к стулу в уголке и села, туго обмотавшись полотенцем. Смотрела надуто, по-младенчески.

— Мой друг, Роджер Битон, звонил. Говорила ли я тебе уже?

— Да.

— Мой хороший друг Роджер. — Вызов в ее глазах подталкивал меня как-то на это отреагировать. Я промолчал. В конце концов, это ее собственная жизнь. Я лишь хотел удостовериться, что у нее она будет, жизнь то есть.

— Отлично, твой хороший друг Роджер.

— Он мне сказал, чтобы я обязательно посмотрела сегодня вечером речь ирландского засранца. Так он его называет. А потом он спросил меня, какое расстояние от Далласа до Джоди. Я ему сказала, а он на это: «Достаточно далеко, конечно, в зависимости от того, в какую сторону будет дуть ветер». Сам он выбирается из Вашингтона, много других людей тоже, но я не думаю, что это им сильно поможет. Невозможно убежать от ядерной войны. — И тогда она начала плакать, горько, конвульсивно всхлипывая, вздрагивая всем телом. — Эти идиоты хотят уничтожить этот замечательный мир! Они хотят убить детей! Я их ненавижу! Я всех их ненавижу! Кеннеди, Хрущева, Кастро, я молюсь, чтобы все они сгорели в аду!

Она закрыла лицо ладонями. Я стал рядом, словно какой-то старомодный джентльмен, прося девичьей руки, и обнял ее. Она обхватила меня руками за шею, вцепившись с отчаянием утопленницы. После душа тело ее еще было холодным, но щека, которой она прислонилась к моему плечу, пылала огнем.

В тот миг я также их всех ненавидел, а сильнее других Джона Клейтона, который посеял эти страхи в молодой женщине, неуверенной, незащищенной психологически. Он их сеял, поливал и смотрел, как они растут.

А разве единственная Сэйди переживала ужас той ночью, разве она была единственной, кто обратился к пилюлям и алкоголю? Как много, как быстро пьют сейчас, скажем, в «Плюще»? Я тупо допускал, что люди встретят Кубинский ракетный кризис, как и любую другую временную международную заварушку, так как к тому времени, когда я поступал в колледж, все это было лишь прозаичным отголоском имен и дат, которые следует запомнить перед очередным экзаменом. Для людей в долине (в темной долине) настоящего времени, все это выглядело иначе.

— Фото ждали меня здесь, когда я возвратилась из Рино. — Сэйди посмотрела на меня своими оробевшими, покрасневшими глазами. — Я хотела их выбросить, но не смогла. Я продолжала их рассматривать.

— Этого и хотел тот сукин сын. Ради этого он их и прислал.

Казалось, она не слышит.

— Статистический анализ его хобби. Он говорит, что когда-то, когда компьютеры станут достаточно мощными, это будет важнейшая наука, так как статистический анализ никогда не ошибается.

— Неправда, — мысленно я вообразил себе Джорджа де Мореншильда, обольстителя, который стал единственным другом Ли. — Всегда остается окно неопределенности.

— Я думаю, дни суперкомпьютеров Джонни никогда не настанут, — сказала она. — Люди, которые останутся, если такие вообще будут, будут жить в пещерах. Ядерная ночь, так называет это Джонни.

— Он настоящий мешок с дерьмом, Сэйди. И твой друг Роджер тоже.

Она покачала головой. Ее налитые кровью глаза печально меня рассматривали.

— Джонни знал, что россияне собираются запустить что-то в космос. Мы, тогда как раз только закончили колледж. Он мне об этом летом сказал, и точно, в октябре они запустили свой Спутник. «А дальше они пошлют собаку или обезьяну, — сказал Джонни. — А потом человека. И уже после этого они запустят двух людей и бомбу».

— И они это сделали? Сделали они это, Сэйди?

— Они послали собаку, и они послали человека. Собаку звали Лайка, помнишь? Она там и умерла. Бедная собачка. Им уже не надо запускать двух людей и бомбу, правда же? Они используют свои ракеты. А мы свои. И все из-за какой-то сраного острова, где скручивают сигары.

— Ты знаешь, как говорят фокусники?

— Кто? О чем ты говоришь?

— Они говорят: можно обмануть ученого, но никогда не обманешь другого фокусника. Пусть твой муж преподает научные дисциплины, но он отнюдь не фокусник. Россияне, однако, как раз фокусники.

— Ты не понимаешь. Джонни говорит, что они просто должны начать войну, и скоро, так как сейчас они имеют ракетное преимущество, но оно не будет длиться вечно. Вот потому они и не отступят с Кубы. Это просто повод.

— Джонни пересмотрел тех телерепортажей, когда у них ракеты на Первое мая таскают по Красной площади. А того он не знает — и тот же сенатор Кикел, вероятно, также не знает, — что больше чем половина тех ракет не имеют двигателей.

— Ты не должен…ты не можешь…

— Он не знает, сколько межконтинентальных баллистических ракет взрывается на стартовых площадках в Сибири из-за некомпетентности их ракетчиков. Он не знает, что больше половины тех ракет, которые сфотографировали наши U-2, это на самом деле раскрашенные деревья с картонными стабилизаторами. Это всего лишь ловкость рук, Сэйди. На это клюют ученые, такие как Джонни, и политики, такие как сенатор Кикел, но не другой фокусник.

— Это…это не… — она на миг онемела, закусив губу. И наконец, произнесла. — Откуда ты можешь знать о таких вещах?

— Этого я не могу тебе сказать.

— Тогда я тебе не верю. Джонни говорил, что Кеннеди будет выдвигаться от Демократической партии, хотя все другие были уверены, что кандидатом станет Хамфри, учитывая то, что Кеннеди католик. Он анализировал праймериз по штатам, делал расчеты и оказался прав. Он говорил, что в паре с Кеннеди будет баллотироваться Джонсон, так как Джонсон единственны политик с Юга, которого воспринимают севернее линии Мэйсона-Диксона. И относительно этого он оказался прав. Кеннеди победил, а теперь он собирается убить всех нас. Статистический анализ не врет.