Стивен Кинг - 11.22.63

— Можно мне еще вопрос?

Я вздохнул:

— Давай.

— У меня есть приблизительно минут сорок до того, как должна одеваться на работу. У тебя нет часом еще одного кондома? Мне кажется, я открыла лечебное средство против головной боли.

Раздел 20

Итак, в конце концов, понадобилась всего лишь угроза ядерной войны, чтобы вновь нас свести вместе — разве это не романтично?

Хорошо, возможно, и нет.

Дик Симонс, человек того типа, который должен брать с собой на сентиментальный кинофильм еще и запасной носовой платочек, искренне обрадовался. Эллин Докерти — нет. Странная вещь, на которую я обратил внимание: женщины лучше хранят тайны, но мужчины относятся к ним спокойнее. Примерно через неделю после того, как закончился Кубинский кризис, Элли позвала Сэйди к себе в кабинет и закрыла дверь — нехороший признак. Как это было типично для нее, спросила она напрямую — узнала ли Сэйди обо мне что-то большее, чем уже знала до того.

— Нет, — ответила Сэйди.

— Но вы вновь начали.

— Да.

— Вы хотя бы знаете, где он живет?

— Нет, но у меня есть номер телефона.

Элли подкатила глаза под лоб, и кто бы ее порицал.

— Он вам хоть что-то рассказал о своем прошлом? Не был ли он раньше уже женат? Так как я уверена, что был.

Сэйди промолчала.

— Не упоминал ли он о брошенном где-то своем ребеночке или о парочке? Так как мужчины иногда делают так, а тот, кто сделал такое раз, не будет колебаться вновь…

— Мисс Элли, можно я вернусь уже в библиотеку? Я оставила там одну ученицу вместо себя, и хотя Хелен очень ответственная, мне не нравится оставлять их на…

— Идите, идите, — махнула Элли рукой на дверь.

— Я думала, Джордж вам нравится, — произнесла Сэйди, привставая.

— Конечно, — ответила Элли…тоном, как позже рассказывала мне Сэйди, который говорил: «Было такое». — Он мне нравился бы еще больше — и еще больше нравилось бы, что вы с ним вместе, — если бы я знала его настоящее имя и что он вообще за такое.

— Не спрашивай, не выдашь, — произнесла Сэйди, направляясь к двери.

— Что это еще должно означать?

— Что я его люблю. Что он спас мне жизнь. Что все, что я могу ему подарить, это доверие, и я его ему дарю.

Мисс Элли была из тех женщин, которым всегда принадлежит последнее слово в большинстве ситуаций, но на этот раз был не тот случай.

Той осенью и зимой у нас сформировалась традиция. Под вечер в пятницу я приезжал в Джоди. Иногда по дороге покупал цветы у цветочника в Раунд-Хилле. Иногда заходил подстричься в парикмахерскую в Джоди, прекрасное место, где можно было узнать все местные новости. А еще я привык иметь короткий волосы. Припоминал, как когда-то они у меня были такими длинными, что хлестали по глазам, и зачем мне теперь эта раздражающая помеха. Привыкнуть к трусам «жокей» после просторных «боксеров» было тяжелее, но спустя некоторое время мои яйца перестали жаловаться, что им душно.

В эти вечера мы по обыкновению, пообедав в харчевне Эла, шли на футбольный матч. А когда закончился футбольный сезон, остался баскетбол. Иногда, наряженный в школьный свитер с изображением Боевого Льва Брайана Дентона на груди, к нам присоединялся Дик.

Но никогда мисс Элли.

Ее осуждение не останавливало нас перед поездками в «Кендлвудские Бунгало» после пятничных матчей. Обычно в субботнюю ночь я там спал один, чтобы утром воссоединиться с Сэйди на воскресной службе в Первой Методистской церкви Джоди. Заглядывая в один сборник псалмов, мы раз за разом пели «Свяжем снопы»[553]: «Давайте посеем раньше, зерна добра посеем…» — эта мелодия, те чистосердечные чувства до сих пор звенят у меня в голове.

После церкви, в полдень, мы обедали у нее дома, а потом уже я возвращался в Даллас. За каждым таким разом дорога туда казалась мне длинной, неприятной. В конце концов, в один холодный день в середине декабря в моем кабриолете порвало какую-то тягу, так словно он выразил свое собственное мнение, что мы едем в неправильном направлении. Я хотел его отремонтировать — этот «Санлайнер» был единственной машиной, которую я по-настоящему любил, — но парень в авторемонтной мастерские в Килине сказал мне, что нужен новый двигатель, а он себе даже не представляет, где сейчас такой можно надыбать.

Я полез в свой до сих пор солидный (ну…относительно солидный) запас денежной наличности и купил себе «Шеви» выпуска 1959 года, тот, что с наглыми хвостовыми крыльями чайки. Машина была хорошая, и Сэйди говорила, что она от нее в абсолютном восторге, но для меня это было совсем не то.

Рождество мы провели только вдвоем, в Кендлвуде. Я поставил веточку остролиста на комод и подарил Сэйди кардиган. Мне она подарила мокасины, которые и сейчас у меня на ногах. Некоторые вещи должны сохраняться.

Назавтра, в День благодарения, мы обедали у нее дома, и я как раз сидел за столом, когда на подъездную аллею завернул «Ранч-вагон» Дика. Это меня удивило, так как о гостях Сэйди меня не предупреждала. Еще сильнее я изумился, увидев на пассажирском сидении мисс Элли. То, как она явилась, со сложенными на груди руками, глядя на мою новую машину, дало мне понять, что не только я находился в неведении относительно списка приглашенных гостей. Тем не менее — надо отдать ей должное — поздоровалась она со мной, пристойно сымитировав приязнь, и поцеловала меня в щеку. На ней была плетеная лыжная шапочка, которая делала ее похожей на пожилого ребенка, и, когда я сдернул с ее головы эту шапочку, Элли поблагодарила меня натянутой улыбкой.

— Я тоже не был предупрежден, — сказал я.

Дик пожал мне руку:

— Счастливого Рождества, Джордж. Рад вас видеть. Боже, как вкусно что-то там пахнет.

Он прошел на кухню. Через пару минут я услышал смех Сэйди, она сказала:

— Прочь с вашими пальцами оттуда, Дик, вас что, матушка плохо воспитывала?

Элли медленно расстегивала пуговицы-бочонки на своем пальто, не отрываясь глазами от моего лица.

— Благоразумно ли это, Джордж? — спросила она. — То, что вы делаете с Сэйди, благоразумно ли это?

Прежде чем я успел ответить, выплыла Сэйди с индюком, которого она запекала с того времени, как мы возвратились из «Кендлвудских Бунгало». Мы сели и возвели руки.

— Господи всемогущий, прошу Тебя, благослови эту пищу телесную, — начала Сэйди. — И прошу, благослови наше общество, чтобы мы поддерживали один другого телом и душой.

Я, было, ее отпустил, но она продолжали сжимать мою ладонь левой, а ладонь Элли правой рукой.

— И, прошу, благослови Джорджа и Элли на дружбу. Помоги Джорджу вспомнить ее доброту, а Элли помоги вспомнить, что без Джорджа одна девочка в нашем городе осталась бы с ужасным шрамом на лице. Я люблю их обоих, и это так печально, видеть недоверие в их глазах. Ради Иисуса, аминь.

— Аминь! — искренне повторил Дик. — Хорошая молитва! — подмигнул он Элли.

Думаю, Элли, наверняка, немного хотелось встать и уйти прочь. Возможно, одно лишь упоминание о Бобби Джилл ее от этого удержало. А может, большое уважение, которое она чувствовала к своей новой школьной библиотекарше. Возможно, небольшое даже ко мне. Мне нравится так думать.

Сэйди смотрела на мисс Элли со всей своей вновь накрученной тревогой.

— У этого индюка абсолютно замечательный вид, — произнесла Элли, вручая мне тарелку. — Вы не положите мне ляжку, Джордж? И не забудьте о начинке.

Сэйди могла быть беззащитной, и Сэйди могла быть неуклюжей, но также Сэйди могла быть очень храброй.

Как я ее любил.

Ли, Марина и Джун отбыли встречать новый год к де Мореншильдам. Я остался один на один со своим оборудованием, но, когда позвонила Сэйди и спросила меня, поведу ли я ее на новогодний вечер танцев в «Баунтифул Грейнджи», я заколебался.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — произнесла она. — Но будет лучше, чем в прошлом году. Мы сами сделаем так, чтобы было лучше.

Итак, мы были там уже в восемь, вновь танцевали под воздушными шарами, которые качались над нами в обвисших сетях. Бэнд, играющий в этом году, назывался «Доминос». Вместо гитарного звука в серф-стиле Дика Дейла[554], который доминировал в прошлом году, эти имели духовую секцию из четырех музыкантов, но они умели задать танцевальный бит. Так же по две чаши с имбирным пуншем и розовым лимонадом, в одном питье со специями, во втором — чистое. Так же курильщики собирались за пожарным выходом, на холодном воздухе. Но сейчас было лучше, чем в прошлом году. Сейчас властвовали чувство большого облегчения и счастья. В октябре мир был накрыт ядерной тенью… а потом его вытянуло из-под нее. Я расслышал несколько одобрительных фраз о том, как Кеннеди сумел загнать назад в берлогу этого ненавистного русского медведя.