Партиец [СИ] - Никита Васильевич Семин
— Ну что, Сергей, — начал Кольцов, буквально светясь от переполнявшей его энергии, — поедем на заводы? Узнаем, как они выполняют наше законодательство?
Вопрос был не праздный, мне и самому было интересно, к чему привело мое вмешательство, и поэтому я сразу согласился. Хоть прошел всего месяц с издания Политбюро указов по семичасовому рабочему дню, но мы в Москве живем, тут новые законы быстрее вводятся в жизнь, чем на периферии. Поэтому был шанс, что хоть какие-то изменения мы увидим. И наши ожидания полностью оправдались!
На тех предприятиях, где мы уже были раньше, нас уже знали в лицо. Из-за чего полностью откровенного разговора не получилось. Тут и директора прибежали быстрее, и сами рабочие следили за тем, что говорят — видимо не прошел бесследно для них наш прошлый визит. Но по введенным новым законам жить стало им и проще и сложнее одновременно. С одной стороны — теперь стало ясно примерно, к кому можно обратиться за помощью и как «надавить» на своего руководителя. А с другой — и от них самих теперь больше требовалось. Особенно от новых работников, еще плохо разбирающихся в тонкостях рабочего процесса.
В этот раз мы с Михаилом Ефимовичем пошли и по иным заводам. Вот там удалось поговорить с работягами свободнее.
— Оно конечно эти указы и вроде хорошо, — чесал бороду электромонтер Ходынкинской радиостанции, — теперь вот я могу, если задержался, подать бумагу в профсоюз, и мне эти часы протабелируют. А с другой, и спроса больше стало. Чуть раньше не уйдешь уже, коли все сделал. И просто так посидеть, перекурить, не получится. Мигом или штраф «за тунеядство» впаяют, либо запишут, сколько времени не работал. И тогда уже в иной день если задержишься, то никто табелировать это не будет. Вычтут то время, что покурить ходил.
Но в целом мнение было такое: спокойнее стало. Появилась уверенность, что самодурством теперь заниматься не будут. И правила «игры» стали «прозрачнее». Ну и то хлеб.
В рамках нашей с Михаилом Ефимовичем «проверки» я предложил заглянуть к Поликарпову и Туполеву. Соскучился по ним, чего уж там. Ну и интересно было, как наша авиация живет. А то выпал я из этого процесса. Лишь то, что отец рассказывает, знаю. А он со мной делится новостями редко. Не потому что не хочет — времени ни у меня, ни у него не хватает.
Хоть формально мы пришли на завод к Николаю Николаевичу с проверкой, я тут же пошел искать Борьку. Михаилу Ефимовичу сразу сказал мою цель, поэтому он отнесся с понимаем и пошел опрашивать рабочих сам. Вот только на заводе я его не нашел. Более того, меня удивили, что еще в прошлом году Поликарпова перевели на авиационный завод номер 25, сделав там не только техническим директором, но и главным конструктором собственного КБ. Только после этого я вспомнил, что Борька и правда упоминал нечто подобное. Но в связи с учебой и занятостью над написанием тогда книг я про это просто забыл. Пришлось переключаться на то, ради чего мы с Михаилом Ефимович «официально» и прибыли на завод.
Борьку я все же навестил. Друг стоял в сборочном цехе с планшетом в руках и деловито записывал данные полета, которые ему диктовал летчик-испытатель.
— О, привет! — радостно махнул он мне рукой, когда заметил меня. — Какими судьбами?
— В гости, — усмехнулся я, подойдя и пожимая руку друга.
Тот извинился и сначала закончил опрос летчика, а уже потом мы прошли в кабинет Николая Николаевича. Там и с Поликарповым поздоровался. Узнал, что кроме Борьки в помощниках у него целый штат конструкторов. Человек двадцать пять, не меньше! И работали они над многоцелевым самолетом-разведчиком. Но он и как бомбардировщик должен был использоваться, и как штурмовик. Также Николай Николаевич был верен себе и проектировал еще один биплан. На этот раз одноместный — развитие удачной идеи двухместного биплана, который пустили в серию и который я предлагал на конференции использовать как учебный самолет.
Много о своей работе он не рассказывал, а Борька поделился, что у Николая Николаевича какие-то проблемы с командованием ВВС РККА.
— И молчит главное, ни с кем не делится, — переживал друг.
Что там случилось у Поликарпова, я не знал. Мне он тоже ничего не сказал, заявив, что «все нормально, не переживай».
После мы поехали в ОКБ Туполева. Вот там если бы не мое личное знакомство с Андреем Николаевичем, даже ссылка на товарища Сталина не помогла бы. Нас вежливо попросили подождать, пока доложат руководству, но на территорию не пустили. Хорошо хоть я свое имя назвал, а Туполев меня вспомнил и велел пропустить. Да уж, с вопросами безопасности и секретности у Андрея Николаевича все гораздо лучше, чем у того же Поликарпова. Да хотя бы взять тот момент, что в комнату, где инженеры Туполева занимались проектированием, я так и не попал, а принял меня конструктор в собственном кабинете.
— Давно не виделись, Сергей, — улыбнулся мне мужчина. — Здравствуйте, — уже более сдержанный кивок Кольцову.
— Здравствуйте, Андрей Николаевич, — поздоровались мы с журналистом почти синхронно.
И тут же все рассмеялись от комичности ситуации. Коротко поделились новостями, причем больше рассказывал я. После этого Михаил Ефимович попросил разрешения поговорить с рабочими и, получив его, тут же умчался, оставив нас с Туполевым одних.
— А я ведь думал еще о самолете для кораблей потом, — признался я Андрею Николаевичу. — Сильно меня тогда задело, что не смог ничего создать.
— Вот как? И что? Есть какой-то результат? — тут же оживился конструктор.
— Есть мысль, — покачал я головой. — Почему обязательно делать привычный самолет?
— Ты о чем? — удивился Туполев.
— Я о вертолете. Таком аппарате, у которого винт не спереди, а сверху. Для него тогда и взлетной полосы не нужно — с места вверх бы поднимался и также садился.
— Аааа, вот ты о чем, — протянул Андрей Николаевич. — Вынужден тебя огорчить, Сергей, попытки создать такой аппарат были, но все они не увенчались успехом.
— Прямо совсем? — не поверил я.
Знаю ведь, что в будущем вертолеты были созданы и активно использовались.
— Из того, что мне известно — максимального результата добился Сикорский. Увы, он сейчас за границей. Да и он не смог поднять человека в воздух — только сам аппарат.
— И когда
