Партиец [СИ] - Никита Васильевич Семин
— Не верю я, Сергуня, что товарищ Сталин не знает о методах ОГПУ, — сказал он. — Да и ты, как я вижу, тоже. Вот и получается, что задавать такой вопрос ему — только подставиться самому. Если спрашивать все же будешь, тогда ты должен идти до конца. И не удивляйся, если то же ОГПУ потом тебя из кабинета выведет, и ты окажешься рядом с теми директорами заводов, о которых Поликарпов печется. Думай, Сергуня, надо ли тебе это. Ты уже взрослый, чтобы самостоятельно решать, как тебе жить.
— А ты что бы сделал? — спросил я отца.
— Из партии ушел. Помнить должен, — буркнул хмуро отец и вышел из комнаты.
Причем здесь его уход из партии я сначала не понял. А потом как понял… То есть, он тогда не просто за Троцкого переживал, да других партийных лидеров? Они — просто спусковым крючком стали? Это что же у него произошло, что до сих пор он понурый ходит и плюется на партию?
Увы, про свое членство в партии и причины ухода отец рассказывать отказался.
Целую неделю меня никто не трогал, а я сам томился мыслями — идти к Иосифу Виссарионовичу или не стоит. Мой черновик по перевозкам так никто и не вернул на доработку. Савинков не приезжал, новый нарком Андреев не звонил, даже Михаил Ефимович был занят своим журналом и писал фельетоны, что ему удается просто мастерски. Про меня словно забыли, что было очень не привычно. Только Женя периодически дергала, требуя новое задание. Ее упоминание в журнале, девушка оценила, но теперь ей нужен был следующий шаг. А что я ей мог дать?
В итоге приезд Савинкова я воспринял с облегчением. Раз меня к себе вновь зовет товарищ Сталин, то первичная проверка моей работы закончена. Он же говорил, что я ее буду сопровождать до конца? Видимо сейчас и узнаю, как это будет выглядеть.
Иосиф Виссарионович в этот раз был довольно спокоен. Встретил меня радушно и тут же перешел к делу.
— Ну что, товарищ Огнев, готовы нести свою работу в массы? Отзывы о ней от разных людей я получил довольно противоречивые, и теперь только практика поможет определить, кто прав.
Вот как? Товарищ Сталин давал мою работу на проверку разным людям? Интересно, кому? Но этот вопрос я задавать не стал, ответив иное.
— Готов, товарищ Сталин.
— Это хорошо. Можете приступать, — передал он мне папку. — Здесь кроме вашего труда есть список, где нужно ввести новую систему перевозок в приоритетном порядке. Жду вашего отчета как обычно — в конце месяца.
— Этого? — удивился я. — Но он скоро уже закончится.
— Нет, следующего товарищ Огнев, — посмеялся в усы Сталин. — Невыполнимого я от вас не требую.
Я мысленно выдохнул. Ну да, Иосиф Виссарионович хоть и жесткий руководитель, но не идиот. Эта мысль и благодушное настроение товарища Сталина стали тем спусковым крючком для меня, который дал мне окончательный ответ — хочу ли я озвучивать вопрос Поликарпова и идти ли мне в этом деле «до конца».
— Товарищ Сталин, могу я задать вопрос?
— Да, — кивнул генсек, удивившись.
— Скажите, а вы… знаете о методах работы ОГПУ?
Взгляд Сталина из удивленно-любопытного сразу стал жестким и колючим.
— Что вы имеете в виду, товарищ Огнев?
По моей спине пробежал холодок. А не зря ли я во все это лезу? Снова язык мой — враг мой. И вот что мне ему ответить? Идти до конца? Или «спустить на тормозах»?
Сталин ждал моего ответа, не торопя меня, но продолжая буравить тяжелым взглядом. И выдохнув, словно прыгая в холодную воду, я этот ответ дал. После чего моя судьба вновь сделала крутой поворот…
Продолжение здесь — https://author.today/reader/387665/3576871
Примечания
1
Алексей Михайлович Черёмухин (1895—1958) — советский авиационный конструктор, создатель первого советского вертолёта. 14 августа 1932 года на вертолете собственной разработки установил неофициальный мировой рекорд высоты полёта — 605 м.
2
в РИ раскулачивание и коллективизация были ускорены силовым путем, что привело к выходу в марте 1930 года статьи Сталина «Головокружение от успехов», в которой он возлагал вину за катастрофические последствия коллективизации на местные власти и сдерживал принудительную запись в колхозы.
3
мотороллер «Муравей» в РИ был создан и массово выпускался в СССР с конца 50-х до середины 90-х годов.
