Партиец [СИ] - Никита Васильевич Семин
— Чего надоть? — крикнул вышедший из дверей мужик.
— Где сельсовет, не подскажите?
— Туда иди, — махнул он рукой дальше по дороге, указав на дом в паре десятков метров, что был по площади чуть поменьше.
— Спасибо!
Возле здания сельсовета, в отличие от остальных домов, не было какого-то двора. Точнее, участок был, но не было ощущения, что тут грядки садят или что иное. Дверь оказалась заперта, а на мой стук никто не вышел. Я растерялся. Что дальше-то делать? Куда идти?
На помощь пришла молодая девушка моего возраста, которая вышла из того же дома, где мне ответил неприветливый мужик.
— Тебя как звать-то?
— Сергей.
— А меня Евдокия, — кокетливо сказала она. — Тебе Лексей Ваныч нужен?
— Если он глава вашего сельсовета, то да.
— Дома он.
— Покажешь?
— Может, и покажу, — хихикнула Евдокия, стрельнув в меня глазками.
— Дунька! — раздался крик мужика. — А ну вертайся назад!
Девушка оглянулась испуганно и, поджав губы, сбежала. Тяжело вздохнув, я снова вернулся к тому мужику, который сначала мне дом сельсовета показал, а после и с девушкой поговорить не дал.
— Где вашего главу искать, не подскажите?
— А ты кто такой будешь?
— Журналист, из Москвы. Статью написать хочу о том, как у нас на селе живут.
— Ишь ты, — фыркнул тот недовольно. — Журналист. Третий дом дальше.
Наконец я нашел нужного мне человека. Алексей Иванович оказался мужиком лет сорока. Вместо правой ноги — деревяшка. При ходьбе он опирался на выструганную палку, похожую на посох. Вместе с ним жила его жена, две дочки и сын подросток.
— Журналист, говоришь? — с прищуром посмотрев на меня, переспросил глава сельсовета.
Сидели мы в его доме на кухне на лавках. В доме была жарко натоплена печь, а для освещения на столе стояла лучина, дающая тусклый свет. В ее лучах мужик казался загадочным старцем, а не еще не старым мужчиной. Из проема вглубь дома на нас с любопытством посматривал его сын. Хоть и светло на улице еще, а дома окна маленькие, света не хватало. Дочери как показались разок, так и скрылись в доме. Лишь жена поставила нам на стол пару кусков хлеба, да каши в мисках. И все.
— А как зовут тебя, паря?
— Сергей. Огнев.
— Огнев, говоришь?
Тут он хитро блеснул глазами.
— Уж не тот ли Огнев, что в газете статью писал? И о ком сам товарищ Сталин на Пленуме говорил? Студент, небось?
Я понял, что не получится мне скрыть свою личность. Вон, просто услышав мое имя, уже все про меня человек знает.
— Да не напрягайся ты так. Али не хочешь, чтобы тебя признали?
— Хотел бы, чтобы до поры обо мне разговоры по деревне не шли.
— От меня ничего не услышат, — кивнул глава и шикнул на сына. Тот тут же скрылся в комнате. — С Олежей тоже поговорю. А на счет остального — не боись. Я читать газеты люблю, да и должность обязывает, — пояснил он свою осведомленность. — Так с чем прибыл, Сергей?
— Узнать, чем живете, — пожал я плечами.
— Как колхозы ввести, смотреть будешь? — в лоб спросил он меня.
— Они в любом случае будут введены, — не стал я отпираться. — Но уж лучше, если это будет сделано не только из-под палки, но и хоть какая-то законность будет соблюдена. Чтобы в случае чьего-то самодурства на местах на такого активного укорот был.
Алексей Иванович задумчиво покивал.
— Добро, обскажу я тебе, как мы живем. Авось, и правда что дельного сможешь о нашем житье-бытье передать. Твоя правда, самодуров везде хватает.
И он рассказал. Что мужиков на селе мало — сначала в империалистическую забрали многих, потом гражданская сразу — и туда народ пошел. В итоге в деревне почитай на одного мужика три-четыре бабы приходится. Ну, это я и сам заметил. Что коней почти нет — опять же забрали в войска для кавалерии. Пахать теперь или на одной лошади, или вообще на собственном горбе приходится. Я все записывал, чтобы ничего не упустить.
— Так еще и народ сильно-то в деревне не держится. Все в город норовят сбежать. Особенно те, кто помоложе, — продолжал глава. — Там и почет, и деньга вертится. Так что у меня в деревне почитай лишь три сотни душ еле наберется. А раньше бывало и до тысячи доходило.
Неутешительная статистика.
— А что у вас с кулаками? Есть?
— Как не быть, — хмыкнул Алексей Иванович. — Видел дом большой, что недалече от сельсовета стоит? — я кивнул. — Вот в нем и живет наш главный «кулак». Петро Самойлов. У него одного две лошади. Приходится к нему на поклон идти, когда пахать надоть.
— И как к нему относятся? Сам он что говорит?
— Да как у нас к зажиточным относятся, — хохотнул Алексей Иванович. — Завидуют люто, да поносят за глаза. Он же сейчас шальной стал. Понимает, что скоро может лишиться всего. Волком на каждого глядит.
— Он сам не хочет колхоз создать? — спросил я. — Чтобы свое имущество в него перевести и уже там всем руководить?
— Не слыхал такого, — озадачился глава. — А ведь и верно! Кто ему мешает так сделать-то? Только собственная жадность. Делиться кто же любит?
— Не сделает, и правда всего лишится. Если он не дурак, поймет, что когда не можешь что-то предотвратить, надо это возглавить.
— Хорошо сказал, — крякнул мужик. — Токмо он быстрее удавится, чем с кем-то поделится своим добром за просто так.
— Значит, дурак, — констатировал я.
А себе сделал пометку — добавить в законы возможность для кулаков «переквалифицироваться». Тогда с их стороны меньше сопротивления будет. Может этот Петро и не воспользуется шансом, но наверняка найдутся люди и поумнее его. Я же так поступал не только и не столько из гуманных соображений, сколько из логики. Раз человек смог хорошее хозяйство собственное создать и содержать, то и в роли председателя колхоза будет на своем месте. С толком сможет распорядиться новыми возможностями и выполнить спускаемый план.
После обстоятельного разговора с Алексеем Ивановичем, я все же попросил его собрать мужиков, чтобы
