Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга - Филип Хосе Фармер
Шестнадцатого декабря «Генриетта» пересекла половину Атлантики. Они благополучно преодолели ньюфаундлендские туманы и пережили шторм. Но теперь старший механик сообщил Фоггу, что запас топлива заканчивался. Угля оставалось только на то, чтобы добраться до Ливерпуля под «малыми парами» на небольшой скорости. Ведь все это время котлы работали в полную силу.
Фогг задумался, после чего сказал механику поддерживать огонь и идти на всех парах до полного истощения запасов топлива. Восемнадцатого числа Фоггу сообщили, что в этот день топливо закончится.
Ближе к полудню Фогг послал за капитаном. Спиди ворвался на капитанский мостик с багровым от гнева лицом.
– Где мы? – закричал он.
– В семистах семидесяти милях от Ливерпуля, – спокойно ответил Фогг.
– Пират!
– Сэр, я приказал позвать вас…
– Мошенник!
– …чтобы предложить вам продать мне ваш корабль.
– Нет, тысяча чертей!
– В таком случае, мне придется его сжечь.
– Что? Сжечь «Генриетту»?
– По крайней мере, его верхнюю часть. Уголь заканчивается.
– Сжечь мой корабль? Корабль, который стоит пятьдесят тысяч долларов!
– Вот вам шестьдесят тысяч долларов, – сказал Фогг и протянул ему деньги.
Здесь Верн делает свою классическую ремарку: «Ни один американец не может остаться равнодушным при виде шестидесяти тысяч долларов».
Это верно, но в таком заявлении проглядывает национализм Верна. Мало кого из людей любой национальности – и тогда, и в наше время – не взволновала бы подобная сумма. Спиди сразу же забыл о своей ненависти. Деньги еще лучше, чем музыка, могут усмирить звериную ярость. Без сомнения, это была весьма удачная сделка.
– А железный корпус останется мне? – спросил он.
– И корпус, и машина. Я покупаю только дерево и другие пригодные для сжигания материалы.
Затем Фогг распорядился снять все находившиеся внутри сидения, кровати, рамы и прочую мебель и отправить их в топку.
На следующий день, девятнадцатого декабря в огонь бросили мачты, реи и плоты. Двадцатого пришла очередь фальшборта, большей части палубы и корабельные надстройки. Тем же днем вдали показалось побережье Ирландии и маяк Фаснет. В десять вечера они подошли к Квинстауну. Это был ирландский порт, куда заходили трансатлантические пароходы, чтобы сгрузить почту. Отсюда на скоростных поездах почту везли в Дублин, а затем на быстроходных катерах – в Ливерпуль. Этот путь позволял доставить корреспонденцию на двенадцать часов быстрее, чем обычным пароходом.
«Генриетта» прождала три часа прилива, после чего вошла в порт и высадили всю компанию Фогга. В начале второго ночи путешественники ступили на сушу. Поскольку это была британская земля, Фикс имел возможность арестовать Фогга и отправить его прямиком в тюрьму. Верн говорит, что Фикс испытывал большой соблазн именно так и поступить. Однако писатель мог лишь строить предположения о том, что заставило его воздержаться от этого поступка:
«Какая борьба происходила в нем? Переменилось ли его мнение о мистере Фогге?»
Нет, Фикс не изменил своего мнения. Он просто был не в силах этого сделать. Тесное общение с тремя врагами заставило его осознать, что эриданеане могли и в данном случае быть такими же людьми, как он. Несмотря на смертоносное противостояние с представителями его народа, они не были воплощением зла. Фикс восхищался Фоггом за его неизменное мужество, находчивость, изобретательность, благонамеренность и щедрость. Фогг нравился ему. Двое остальных эриданеан внушали ему симпатию по тем же причинам. Фогг нравился ему намного больше, чем Немо, которого Фикс (в чем он сам готов был себе признаться) ненавидел, боялся и даже презирал. И ему не понравился Стэмп Проктор; он был рад, что плану полковника убить Фогга помешали сиу.
Фикс постоянно убеждал себя, что все это заблуждение. Но бесполезно. Он по-прежнему так думал. Из-за внутреннего конфликта он не спал по ночам, а днем не находил себе места. Что же ему делать?
За двадцать минут до полудня Фогг и его спутники сошли с корабля в Ливерпуле. Фоггу оставалось только добраться за шесть часов на поезде до вокзала Чаринг-Кросс в Лондоне, а затем на экипаже быстро доехать до Реформ-Клуба.
Фикс больше не мог уклоняться от исполнения своих обязанностей. Английский закон и приказ, полученный от капеллеан, требовали от него незамедлительных действий. Фикс положил руку на плечо Фогга – столь фамильярный жест он мог позволить себе только по долгу службы. Верн пишет, что в другой руке он держал ордер на арест, который предъявил Фоггу. Однако Верн забыл, что у Фикса не было возможности получить этот ордер.
– Вы в самом деле Филеас Фогг? – спросил он.
Без сомнения, в эту минуту Фоггу на ум пришла знаменитая фраза Пилата или вариация на ее тему: «Что есть истина? Что такое реальность? Что или кто такой настоящий Фогг?»
Но вместо этого он ответил:
– Да.
– Именем королевы вы арестованы!
Фогг без сопротивления отправился отбывать арест в полицейском участке при ливерпульской таможне. Ему сообщили, что на следующий день он будет доставлен в Лондон.
Паспарту хотел наброситься на Фикса, но несколько полицейских удержали его. Фикс не стал выдвигать против него обвинений за попытку нападения. Во-первых, он считал, что француз был прав. Во-вторых, у Паспарту по-прежнему находился исказитель. Если капеллеанский лидер все еще хотел завладеть им, а у него, без сомнения, было такое желание, то гораздо легче будет заполучить его, пока Паспарту находится на свободе.
Ауда была потрясена случившимся. Вопреки утверждениям Верна, Ауда прекрасно понимала, что происходит. Но поскольку Фикс не предпринял попыток арестовать Фогга в Ирландии, трое эриданеан сделали вывод, что он выжидает, пока они не вернутся в Лондон. Они планировали связать Фикса и оставить его в Ирландии, но затем решили поступить с ним подобным образом в Лондоне. Они даже не исключали возможности, что Фикс будет ждать, пока Фогг выиграет пари.
Очевидно, Фогг, строя планы, не рассчитывал на такой поворот событий.
Этот джентльмен как всегда с невозмутимым видом уселся в своей камере в здании таможни и стал читать лондонскую «Таймс». Среди всех прочих материалов, вызвавших его интерес, оказалась статья о «Марии
