Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга - Филип Хосе Фармер
Не желает ли господин Фогг воспользоваться таким транспортом?
Фогг, разумеется, пожелал. И вскоре западный ветер понес путешественников по заснеженной и обледенелой прерии. Две сотни миль, отделявшие форт Керней от Омахи они преодолели за пять часов. Фикс во время путешествия молчал, но был счастлив. Он помог раздобыть сани, и теперь у Фогга было еще меньше причин подозревать его.
Сани прибыли как раз перед отходом поезда, следующего по железной дороге Чикаго – Рок-Айленд. Фогг и его спутники сели в вагон, чтобы назавтра в четыре часа дня прибыть в Чикаго. Этот город оказался частично уничтожен во время Великого пожара, случившегося восьмого и девятого октября 1871 года, однако был восстановлен и стал еще красивее. У путешественников не оставалось времени осмотреть новые постройки или проехаться вдоль берега великолепного озера Мичиган. Им предстояло преодолеть еще девятьсот миль, поэтому они тотчас же пересели на поезд железнодорожной линии Питтсбург – Форт Уэйн – Чикаго. Вечером одиннадцатого декабря в одиннадцать вечера поезд остановился на вокзале Нью-Йорка. Вокзал находился неподалеку от пристани от которой отходили пароходы компании «Кунард». К сожалению, пароход «Китай» отплыл в Ливерпуль сорок пять минут назад.
Казалось, что Фогга постиг полный крах. Корабль компании «Инман» отправлялся только на следующий день и был недостаточно быстрым, чтобы наверстать упущенное время. Пароходы из Гамбурга шли во французский город Гавр, откуда Фоггу еще пришлось бы добираться до Саутгемптона, а затем – до Лондона. В таком случае, он точно опоздал бы. Французский пароход выходил из порта только четырнадцатого.
Мистер Фогг лишь сказал:
– Завтра мы обсудим, как нам лучше поступить. Пойдемте.
На пароме компании «Джерси-Сити» они переправились через Гудзон, а затем в экипаже доехали до отеля «Сент-Николас» на Бродвее. На следующее утро Фогг вышел из гостиницы в одиночестве (по утверждению Верна). На самом деле, Паспарту следовал за ним, держась на расстоянии примерно в шестьдесят футов, проверяя, нет ли за ним слежки и не подкарауливал ли Фогга капеллеанский наемный убийца. Если Проктор послал кого-то убить Фогга, то Нью-Йорк был его последним шансом осуществить задуманное. Однако ничего подозрительного не произошло. Возможно, Проктор был обычным головорезом с Дикого Запада. Но почему капеллеане предоставили Фогга самому себе? Что это означало? Они точно не могли оставить его в покое.
Мистер Фогг бродил по берегу Гудзона в поисках корабля, который собирался отчалить. Кораблей здесь оказалось великое множество, что навевало воспоминания о «многомачтовом Манхэттене» Уитмена, но парусные суда были недостаточно быстроходны. Под конец своих поисков в Бэттери Фогг увидел стоящий на якоре грузовой пароход с парусным снаряжением. Из трубы валил дым, что говорило о скором его отходе. Фогг сел в лодку и спешно поплыл к «Генриетте». Корабль шел в Бордо и перевозил только балластовый груз. Его капитан Эндрю Спиди (который не был ни капеллеанином, ни эриданеанином, несмотря на свое функциональное имя) терпеть не мог пассажиров. Он отказался взять Фогга и его спутников за любые деньги и не собирался плыть куда-либо, кроме Бордо. Однако после того, как ему предложили по две тысячи долларов за каждого пассажира, Спиди сдался. Как сказал Верн, пассажиры по две тысячи долларов уже не пассажиры, а драгоценный товар.
Спиди дал Фоггу полчаса и ни минутой больше, чтобы он и его спутники могли погрузиться на корабль. Фогг поспешил на экипаже в отель и вернулся с остальными во-время. (Проблемы с движением на улицах Нью-Йорка существовали даже в 1872 году, но, проворство, с которым это сделал Фогг говорит о том, что они были не настолько ужасными, как сейчас. Или, возможно, Фогг нарушал правила дорожного движения.) Час спустя «Генриетта» прошла мимо маяка, указывавшего на вход в Гудзон, обогнула Санди-Хук и вышла в открытое море.
Паспарту, возможно, сожалел о том, что не смог осмотреть Манхэттен. В Нью-Йорке проживало миллион человек, во многом благодаря иммигрантам из Европы. На самом деле, это был по большей части грязный, серый, пьяный город с многочисленными трущобами, управляемый коррумпированными властями. Грабежи, убийства, потасовки и уличные беспорядки были здесь привычным делом. Путеводители предупреждали приезжих не гулять по ночам, разве что в самых благополучных районах, хорошо освещенных газовыми фонарями. Тем не менее, гости со средствами вполне могли получить удовольствие от посещения города. Паспарту хотелось бы проехать через недавно построенный Центральный парк, пускай его и окружали трущобы. Церковь Троицы была самым высоким зданием в городе, и пускай в Лондоне она не произвела бы особого впечатление, здесь же представляла разительный контраст с окружающими ее окрестностями. Паспарту наверняка захотел бы взглянуть на новые жилые кварталы с роскошными особняками, построенными из красно-коричневого песчаника, и деловые районы с их чугунными фасадами. Он мог бы сравнить проблемы, связанные с переизбытком транспорта в Нью-Йорке, с точно такими же в Лондоне. Мог бы поговорить с нью-йоркцами, узнав от них множество слухов про кубинских революционеров, занимавшихся контрабандой оружия, и про серьезную болезнь, поразившую лошадей. Паспарту, конечно же, обратил бы внимание на то, что только благодаря этому «лошадиному гриппу» летом улицы Манхэттена не так сильно пахли навозом, а в воздухе было меньше огромных слепней, а также смеси пыли, угольного дыма и частичек навоза, как в Лондоне.
Но ничему этому не суждено было осуществиться. К тому же мысли Паспарту занимала отнюдь не эта неряшливая экзотика Багдада-на-Гудзоне. Ведь мистер Фогг запер капитана Спиди в его собственной каюте.
Мистер Фогг понял, что Спиди ни при каких условиях не собирался менять курс и плыть в Ливерпуль, поэтому подкупил команду, чтобы она поддержала его. И теперь Спиди кричал из-за двери о мятеже в открытом море и о пиратстве, за которые была предусмотрела смертная казнь через повешение. Фогг выслушал его с обычной безмятежностью, после чего продолжил отдавать приказы с капитанского мостика. Именно здесь Верн говорит (прямым текстом), что так, как Фогг управлял кораблем, было ясно: когда-то он был моряком.
Что касается Фикса, то он боролся с растущим чувством восхищения, которое испытывал к
