Таких не берут в космонавты. Часть 1 - Андрей Анатольевич Федин

«Господин Шульц, мой голос вы слышите благодаря вживлённому в вашу голову чипу…»

«Какому чипу?»

Я прикоснулся к своему затылку — отметил, что мне не мешало бы подстричься.

«Чип компании…» — начала было Эмма.

Но я её прервал:

«Стоп. Эмма, я помню про чип. Ты забыла, что мне прочли едва ли не трёхчасовую лекцию по его происхождению, правилам эксплуатации и перспективам его использования. Перед его установкой. Я собственноручно подписал договор с его производителями и дал разрешение на операцию. Вот только сейчас я не чувствую этот чип в своей голове. Эмма, твой приятный голос никак не состыкуется с тем, что я вижу вокруг себя».

Я сдержал улыбку — чтобы её не увидел Черепанов.

«Теперь я уже не понимаю, что проще. Признать окружающий меня мир лишь компьютерной имитацией? Или смириться с тем, что я сошёл с ума, потому что слышу в голове чужой голос, которого там просто не может быть? В шестьдесят шестом году чипы для беспроводной связи мозга с компьютером еще не существовали. Тем более, с компьютером, который находится на отдалении в шестьдесят лет от сегодняшнего дня».

Мы подошли к двери класса. Черепанов нерешительно постучал по ней и заглянул в кабинет. Он тут же посторонился, пропуская в класс меня. Я перешагнул через порог — почувствовал на себе взгляды десятиклассников. Посмотрела на меня и классная руководительница. Лидия Николаевна при моём появлении замолчала, чуть склонила на бок голову.

— Пиняев, Черепанов, почему опаздываете? — спросила учительница.

Стоявший рядом со мной Череп невнятно промычал — я не разобрал ни слова из его ответа.

Не поняла его ответ и учительница немецкого языка, потому что она перевела вопросительный взгляд на меня.

— Что случилось, Василий? — спросила она.

— Всё в полном порядке, Лидия Николаевна, — ответил я. — Даже более чем в порядке. Сегодня прекрасный день. Вы замечательно выглядите. А Юрию Гагарину в этом году исполнится всего лишь тридцать два года.

— Причём здесь Юрий Гагарин?

— Не причём, Лидия Николаевна. Не возражаете, если мы пройдём к своим местам?

— Ты прекрасно говоришь по-немецки, Василий, — сказала учительница. — Не знала, что у тебя такой приличный разговорный уровень знания языка. На прошлом уроке я этого не заметила.

Только после этих её слов я сообразил, что мы с учительницей обменивались фразами не на русском языке. Она заговорила при нашем появлении по-немецки — я тут же перешёл на этот язык, сам того не заметив. Черепанов снова промычал фразу, состоявшую из слов непонятного наречия. Взглянул на меня виновато — будто извинился за то, что не поддержал меня в общении с учительницей.

— Василий, ты обучался языку вне школы? — спросила Лидия Николаевна.

— Мои родители работают в Министерстве иностранных дел СССР, — сообщил я. — Со дня на день поедут на работу в наше посольство в ГДР. Со знанием немецкого языка у нас в семье всё в полном порядке.

— Это я вижу, Василий. Ты меня приятно удивил.

Я заметил, что ученики десятого «Б» класса переводили взгляды с моего лица на лицо учительницы немецкого языка. Сообразил, что они вряд ли понимали даже половину произнесённых нами фраз.

— Черепанов, Пиняев, присаживайтесь.

Лидия Николаевна указала рукой в направлении нашей парты. Череп либо понял её слова, либо догадался об их смысле, заметив жест учительницы. Он поспешно направился к своему месту. Я тоже сделал два шага в том направлении.

— Василий, раз уж ты так прекрасно владеешь немецким языком, — сказала учительница, — то почему у тебя возникли трудности с сочинением? Письменной речью ты владеешь не так свободно, как устной?

Я замер на месте, будто классная руководительница придержала меня за плечо.

Переспросил:

— Сочинение?

Заметил, что Лидия Николаевна иронично улыбнулась.

И тут же отвлёкся на голос Черепанова.

— Ребята, смотрите! — воскликнул уже добравшийся до своей парты Черепанов. — Там пожар! Смотрите! Сарай горит!

Черепанов вскинул руку, направил указательный палец на окно.

Десятиклассники синхронно повернули лица в сторону Черепанова. Взглянула на Алексея и классная руководительница. Затем все, кто был сейчас в классе, посмотрели в том направлении, куда показывал палец Черепанова.

— Там пожар!

— Горит!

— Обалдеть!

— Мамочки!

«Эмма, я помню этот случай!»

Ученики десятого «Б» класса вскочили со своих мест и ринулись к окнам. Подошла к окну и Лидия Николаевна. За своими партами остались лишь две девчонки: они будто не сообразили, что происходило. Я развернулся и выбежал в коридор.

Отметил набегу: в школьном коридоре тихо. Порадовался, что на пути мне не встретились пионеры, дружно изображавшие во время перемен броуновское движение. До висевшего на стене около дверей туалетов пожарного стенда я домчался за считанные секунды.

Стенд задрожал и загудел, когда я сорвал с него тяжеленный лом (загудело ведро, постучал о доски багор). Я вцепился в лом, как в эстафетную палочку. Услышал грозный крик дежурившей в вестибюле пожилой технички — устремился в обратном направлении.

На моё возвращение в класс поначалу никто не обратил внимания. Школьники толпились около окон; они тыкали пальцами в стёкла, обменивались громкими репликами. Смотрела на улицу и учительница — она была неподвижна, словно окаменела.

— Weg vom Fenster! — рявкнул я.

Рванул к окну, что находилось рядом с первой и второй партой.

Тут же выдал перевод своих слов:

— Отойдите от окна!

Фразу по-русски я выкрикнул в уши стоявших около окна девиц. Школьницы взвизгнули и пугливо отпрянули в стороны, врезались спинами в одноклассников. Они широко распахнули глаза (от изумления и испуга) при виде лома в моих руках.

Я потратил три секунды на то, чтобы открыть четыре шпингалета. Схватил окно за ручку и резко распахнул створку. Услышал дребезжание стёкол, звук рвущейся бумаги. Увидел, как из щелей между стеной и оконной рамой посыпалась вата.

В помещение через распахнутое окно хлынул с улицы пропитанный запахом дыма морозный воздух.

— Пиняев! — прозвучал справа от меня голос классной руководительницы. — Что ты делаешь⁈

Кричала она по-русски.

Я не повернул на звук голову — взглянул на столб дыма, поднимавшийся над серым деревянным сараем, который стоял в двух десятках метров от школы. Просунул наружу лом, залез на оконную раму (та застонала под весом моего тела).

Прыгнул в сугроб.

Услышал за спиной гул восторженных голосов.

— Василий!