Товарищ капитан. Часть 1. Блондинка с розой в сердце - Андрей Анатольевич Федин

Я покачал головой.

— Никакого запугивания, Александра Витальевна. Только факты. Я читал о странном самоубийстве вашего отца в интернете, когда искал там информацию о журналистке Александре Лебедевой. В конце августа этого года, после провального госпереворота, случится много резонансных самоубийств. Загадочных, подозрительных. И во многом схожих. Покончит с собой даже министр внутренних дел СССР.

Я заметил, что журналистка недоверчиво хмыкнула.

Сказал:

— Ну, да ладно. Я вам, Александра Витальевна, эту информацию не навязываю. Убеждать вас в правдивости своих слов я не собираюсь. Вы скоро сами убедитесь в моей правоте. Примерно через месяц.

Я взял с полки блокнот.

Спросил:

— Александра Витальевна, я ответил на все ваши вопросы?

Лебедева заметила направление моего взгляда. Она одёрнула подол сарафана, накрыла им вновь оголившееся колено.

— После ваших ответов, — сказала Александра, — вопросов у меня не стало меньше.

Я усмехнулся.

— Приятно было поболтать, Александра Витальевна, — сказал я.

С десяток секунд журналистка наблюдала за тем, как я делал на странице блокнота пометки.

Затем она фыркнула и открыла книгу.

* * *

— Дмитрий Иванович, что вы там пишите в своём блокноте? — спросила Лебедева.

Она прервала почти получасовое молчание.

Александра закрыла книгу (журналистка её все предыдущие полчаса скорее мучила, а не читала), поджала под себя ноги.

— Сочиняете новый роман? — спросила она. — О том самом ленинградском убийце?

Я дописал предложение и ответил:

— Работаю.

Продолжил записи — журналистка следила за моими действиями.

— Товарищ капитан, вы не поговорите со мной? — сказала Александра. — Я бы с удовольствием снова послушала ваши рассказы о будущем. Только не грустные. Придумайте что-нибудь доброе, хорошее. Уверена, что у вас это получится. Расскажите мне, например, о том, как советские космонавты первыми высадятся на Марс. Или о том, как наши магазины заполнятся импортными товарами. Неужто вам приятно сочинять истории только о преступниках и об убийствах?

Я заметил, как Лебедева повела плечом.

— Вот скажите, Дмитрий Иванович, — произнесла журналистка, — а это правда, что Ленинград снова станет Санкт-Петербургом? Папа уверен, что это просто болтовня. Пустые разговоры. Так наши власти отвлекают народ от настоящих проблем.

— Станет, — ответил я. — Обязательно станет. Я вам об этом уже говорил. Указ подпишут шестого сентября. Ваш город переименуют в Санкт-Петербург. Но область в обозримом будущем останется Ленинградской.

— А что насчёт магазинов? Когда в них появятся товары? Когда отменят эти проклятые талоны?

— Точную дату я вам не скажу. Но помню, что уже не пользовался талонами на продукты… эээ… к концу девяносто третьего года. А может, это случилось и немного раньше.

— Хотите сказать, что скоро у нас в стране всё наладится? — спросила журналистка.

Она положила на стол рядом с пистолетом свою книгу.

— Смотря что вы подразумеваете по словом «всё», — ответил я. — Товаров в магазинах станет много. Это я вам обещаю.

— Много — это сколько?

— Будет всё так же, как и в магазинах за границей. Десятки видов колбас и сыров; джинсы и другая одежда на любой вкус; импортные сигареты и водка в любом количестве; иностранные автомобили; даже валюту сможете купить прямо в банке. Никакого товарного дефицита, предложение значительно опередит спрос.

Я закрыл блокнот.

Александра сказала:

— Так это же хорошо. Просто прекрасно. Как в романах фантастов. Пирожные тоже будут раздавать в автоматах на улице, как в фильме про Алису Селезнёву? Значит, все эти преобразования начинались не зря? Я напрасно ругала павловские реформы? Всего-то через два года, мы в СССР заживём, как нормальные люди?

Поезд резко сбавил скорость, вагон покачнулся.

Я рукой придержал скользнувший к краю столешницы пистолет. Стаканы на столе вновь звякнули друг о друга.

— Кто-то заживёт, а кто-то нет, — сказал я. — У всех по-разному будет. Кто-то построит для себя собственный коммунизм. А у кого-то в квартире мышь повесится от тоски и от голода. Некоторые и вовсе останутся без квартир. Александра Витальевна, я вам уверенно скажу лишь то, что Советский Союз доживает сейчас последние месяцы.

— В каком смысле, доживает?

Лебедева выпрямила спину, чуть приподняла брови.

— В самом прямом.

Я снова полюбовался на родинку над губой у журналистки. Засмотрелся и на её девяносто-шестьдесят-девяносто. Особенно мне понравились верхние девяносто — они так и выпирали сейчас из-под тонкой ткани сарафана.

— Поясните, Дмитрий Иванович, — попросила Александра. — Я вас не поняла.

Она пристально смотрела мне в глаза.

Я мазнул глазами по её плечам, посмотрел и на её сарафан. Напомнил себе, что мне сейчас вовсе не шестьдесят четыре года, а всего лишь тридцать пять. Вспомнил те взгляды, которые сегодня на улице и на вокзале бросали на меня женщины.

Потёр пальцем шрам на руке.

— СССР уже сейчас существует лишь на бумаге, — сказал я. — Двадцать пятого декабря этого года Михаил Горбачёв сложит свои полномочия президента страны. А двадцать шестого декабря Совет Республик Верховного Совета СССР примет декларацию о прекращении существования СССР…

* * *

— … Я с удовольствием прочту ваши книги, Дмитрий Иванович, — сказала журналистка. — Особенно ту, где вы подробно изложите своё видение будущего. И посоветую её своему папе. Он тоже любитель фантастики. Скажу вам по секрету, что у нас в домашней библиотеке неплохая подборка книг на английском языке. В основном — это романы американских фантастов. Не поверите, но мой папа ещё со времён правления Никиты Сергеевича Хрущёва коллекционировал англоязычные издания американца Роберта Хайнлайна.

Александра склонилась над столом, приложила палец к своим губам и промурлыкала:

— Только тссс! Никому об этом не говорите. Это долгое время было нашей большой семейной тайной. О которой, разумеется, знало папино начальство. Но официально такое коллекционирование не приветствовалось. Потому что Роберт Хайнлайн был убеждённым антисоветчиком. Это стало следствием его поездки в СССР в шестидесятом году. Тогда мой папа с ним, кстати, и познакомился — по долгу службы. Роман «Кукловоды» с автографом ему подарил сам Хайнлайн. Эта книга и положила начало папиной коллекции…

Я посмотрел за окно — там уже не светило солнце, но ещё и не стемнело: чувствовалось, что Ленинград с его белыми ночами всё ближе. От пропитанной жиром газеты я избавился, но её запах всё ещё витал в купе. Пистолет перекочевал из-под полотенца под лежавшую слева от меня на полке подушку. Убрал я со стола и оба удостоверения. Смотрел на