Ее превосходительство адмирал Браге - Макс Мах
Выпили. Аре легче не стало. А голова у нее кружилась и без водки. Слишком много всего, да еще и разом.
– Переходим к подаркам! – объявил между тем отец и достал из ящика стола очередную папку. – Я, Варюша, открыл на имя Варвары Бекетовой счет в Кредитном банке. Там у тебя начальный капитал – пять тысяч золотом…
– Пять тысяч? – не поверила Ара своим ушам.
– Потому и говорю, больше десяти рублей проигрывать в карты запрещаю. Была бы парнем, предупредил бы еще насчет шлюх, но ты, чаю, от этого застрахована. Вот документы, вот чековая книжка, а вот от меня на дорогу десять червонцев. На твой счет буду переводить ежемесячно двести рублей. Хочешь – транжирь, хочешь – копи. Твои деньги.
– Я…
– Ты! – улыбнулся отец. – Окосела, поди?
– Да нет вроде бы, – прислушалась Ара к своим ощущениям. – Голова немного кружится, да зрительный фокус удерживать приходится. Но так я, пожалуй, даже самоход водить могу.
– Кстати о локомобилях, – словно бы по ассоциации «вспомнил» отец. – Я тебе на поступление «Помора» купил. В гараже стоит…
– Нового?
– Да, триста пятого, – подтвердил отец.
Ну, что тут скажешь, Ара давно мечтала о собственной машине, но «триста пятый» «Помор» производства ниенского завода товарищества «Самолет» – это что-то с чем-то! Полноприводной гражданский вездеход, на котором куда хочешь проехать можно: хоть по асфальту, хоть по бездорожью.
– Можно прямо сейчас? – едва сдерживая крик ликования, поинтересовалась Ара.
– Водка не помешает?
– Никак нет!
– Тогда вперед и не оглядывайся!
* * *
До Пскова добиралась своим ходом. Девятьсот километров за двенадцать часов. Совсем неплохой результат, хотя и не рекордное время. Но, с другой стороны, она же не в соревнованиях участвовала. Никуда не спешила, ехала и получала удовольствие. Дорога, пейзажи, то да се. Одним словом, лепота! В Тихвине – почти на середине пути – сделала остановку. Поела в чайной – тарелка куриного бульона с двумя расстегаями, мясным и грибным, и чашка крепкого цинского чая, – сходила в уборную, размяла ноги и снова в путь. В Псков приехала около шести вечера. Подрулила к гостинице на Лесной площади, которую выбрала заранее из-за местоположения – рядом с набережной Псковы и недалеко от моста к Псковскому крому, – припарковалась, вселилась в номер, зарезервированный на имя Варвары Бекетовой, бросила вещи и пошла искать Академию. Судя по карте, от Лесной площади до Академии аэронавтики, кампус которой располагался на левом берегу реки Великой, рукой подать – прогулочным шагом четверть часа. Однако неспешно идти Ара попросту не могла. Ей не терпелось увидеть наконец свою будущую «альма-матер»[19]. Ара вихрем промчалась по улицам, выскочила на площадь перед главным корпусом, поклонилась адмиралу Вараксину, бронзовый памятник которому стоял как раз перед фасадом Академии, и пошла смотреть мемориальные доски. Досок было много, как и знаменитых выпускников Академии, и Ара так увлеклась чтением имен и кратких биографий, что не заметила, как за ее спиной возник некий незнакомец.
– Что, парень, тоже хочешь стать авиатором?
Ара обернулась. Рядом с ней остановился красивый молодой офицер. Высокий, широкоплечий, к тому же флотский.
«Целый мичман, сука!» – обиделась она на обращение.
Ну, то есть она знала, разумеется, что если не приглядываться, вполне может сойти за мальчика – худая, плоская, без бедер и задницы, да еще и с короткой стрижкой, и к тому же одета по-мужски в штаны и куртку, – но ей все равно стало обидно.
– Так точно, дяденька, – подтвердила она тоненьким голоском. – А долго ли учиться?
– Долго, – улыбнулся мичман, переведя взгляд на мемориальную доску, посвященную адмиралу Юфереву. – Но сначала тебе, братец, придется закончить гимназию, или ты в реальном учишься?
Парень явно повелся на ее невеликую хитрость («Вот же тупой баран!») и как ни в чем не бывало продолжал вести разговор с «любопытным подростком».
– В реальном училище. Через год заканчиваю, – «похвасталась» Ара, вживаясь в роль. Она и в гимназии порой прикидывалась мальчиком. Подружки говорили, что из нее получался просто замечательный паренек лет четырнадцати-пятнадцати. «Красавчик и умничка» – по определению Маши Засекиной.
– Ну вот и молодец, – похвалил ее мичман. – Закончишь училище, приходи. Нам такие люди нужны. Только ты сначала спортом займись. А то ты мелкий пока. Могут не принять. Авиаторам сила нужна.
«И мозги!»
– А вы, дяденька, авиатор? – сменила Ара тему.
– Да, – подмигнул ей парень. – И ты станешь, если захочешь.
– Я-то захочу.
– Ну, вот и славно, – улыбнулся ей мичман. – Удачи тебе, приятель! Может, еще и свидимся!
И пошел себе куда-то в сторону. Судя по всему, двигался он к проходной, располагавшейся справа от главного здания Академии и, значит, служил он здесь же, инструктором или бери выше – преподавателем.
«Да, – вдруг с горечью подумала Ара, – вот такому я бы дала. Да только он не возьмет…»
Она тяжело вздохнула и хотела было отвернуться от уходящего вдаль красавчика, но тут неожиданно припомнила слова отца о том, что она по сути единственный – кроме него, разумеется – мужчина в семье. А как ведет себя настоящий мужчина, встретив незнакомую красивую девушку, которой до него и дела нет?
«Он ее завоевывает!» – решила Ара, наблюдая, как исчезает за проходной так понравившийся ей мичман.
«Придется постараться, – призналась она себе. – Но кто не рискует, тот не пьет шампанского!»
Мысль эта разом подняла ей настроение, и Ара едва ли не вприпрыжку отправилась искать харчевню или кухмистерскую. Ей надо было пообедать, а заодно и поужинать, и уже затем идти гулять по одному из красивейших городов республики Себерия.
2. Филиппова Гора и далее везде
Сентябрь-декабрь 1944 года
Мытарь появился у ворот Филипповой Горы в полдень. То ли специально так подгадал, то ли попросту случай вышел. Виктор его почувствовал загодя, издалека, с поворота дороги, уловив «образ целенаправленного движения», но прятаться не стал. С чего бы? Татей он не боялся, знал, что если не отобьется, то уж наверняка убежит и скроется в тайге, а больше ему – так он считал по наивности – опасаться в этом медвежьем углу было некого. Поэтому, пока незнакомец медленно преодолевал подъем, Виктор продолжал рубить дрова. До зимы было уже рукой подать, а крепостица ему в наследство досталась старая и ветхая, и починить жилые помещения в одиночку нечего было и думать. Поэтому жил он на бывшей кухне, перетащив туда из горниц и светелок «красного терема» кое-что из уцелевшей мебели. Кухня находилась в цокольном этаже и отапливать ее было проще, тем более что махонькие оконца под потолком Виктор заложил битым