Федор Годунов. Стылый ветер - Иван Алексин
Рубец!
Я даже на мгновение о собственной боли забыл, с тревогой ощупывая глазами реку.
Моего врага нигде не было видно.
На дне реки или вниз по течению уплыл? Ну уж, нет! Вот так мы не договаривались!
— Фёдор! — проревел мне вслед медведем Грязной. — Куда ты⁈
Но я уже врываюсь в примыкающий с этой стороны брода к реке лес.
Нет! Рубца я отсюда живым не отпущу. Вес лес обыщу, а эту сволочь, если он до берега добраться смог, обязательно найду!
Впрочем, долго искать мне не пришлось. Я и полсотни метров не пробежал, от души матеря прильнувшие к самому берегу деревья, как выскочил прямо на боярина. Остановился, внимательно рассматривая своего врага, удовлетворённо вздохнул, зажав левой рукой бок.
— Что смотришь? — зло сверкнул глазами князь, отфыркиваясь от стекающей воды. — Не повезло мне. Аккурат в ногу чья-то пуля угодила. Видимо, кость раздробило.
— Не повезло, — согласился я, вслушиваясь в затихающие на реке крики. Всё. Похоже добили мои люди оставшихся выживших. — И так бывает.
— А вы зачем моих людишек перебили? — Мосальский, попытался подняться, зажимая рукой рану на ноге и обессиленно рухнул обратно, заскрипев зубами. — В здешних краях все руку истинного царя Дмитрия Ивановича держат. А я боярин его, князь Рубец Мосальский. Может, слышал? Я в прошлом году здесь в Путивле вторым воеводой был и город под руку царевича привёл. И сейчас оттуда путь держу. Ошиблись вы, спутав нас с людишками изменника Васьки Шуйского.
Неужто не узнал? Нет, одетая на голову мисюрка (шлем с кольчужной сеткой) часть лица скрывает, но не на столько же! Или только вид делает, стараясь внимание усыпить? И насчёт раненой ноги тоже расслабляться не стоит. Может и не так мой враг обездвижен, как показать хочет. И в нужный момент вполне сможет на эту самую ногу вскочить и глотку нерасторопному юнцу перерезать.
— Да нет тут никакой ошибки, Василий Михайлович, — хмыкнул я, не сводя глаз со своего врага. — Именно тебя с твоими людишками мы тут и ждали. Так что на этот счёт ты уж будь спокоен.
— Это кому же я так шибко дорогу перейти успел? — озадачился князь, как бы невзначай потянув руку к поясу, из-за которого торчали ножны с ножом. — Неужто Шаховский соперника во мне увидел, да за своё место при новом царе испугался?
При новом. Значит в то, что царь Дмитрий из Москвы спасся, Рубец не верит и власть заведомого самозванца признать готов, лишь бы самому возвысится. Хотя о чём я? Сколько таких бояр, князей и дьяков после на службу в Тушинский лагерь переедут? И то что новый претендент на власть на убитого ЛжеДмитрия совсем не похож, никого из них не смутит. Пусть самозванец, зато чины да вотчины исправно раздаёт. Чего ещё надо?
— И вновь не верна твоя догадка, боярин. Ты мне дорогу перешёл, и ответ сейчас за свои злодеяния именно передо мной держать будешь.
— Перед тобой? Да кто ты таков, чтобы князей во врагах иметь! Холоп!
— Он к ножу тянется, государь!
Выскочившие из-за спины Тараско с Мохиной в два прыжка добрались до князя, навалились и, прижимая к земле, быстро связали руки.
— Я видел, — обернулся я к подошедшему Грязному. — Но всё равно, благодарствую, боярин. Справно ты службу несёшь, со всем радением.
— Государь? — Мосальский был настолько ошеломлён, что перестал сопротивляться. — Федька⁈ — в широко распахнувшихся глазах появилось узнавание.
— Не Федька, а Фёдор Борисович! — от души зарядил Тараска кулаком в лицо изменнику. — Не по чину тебе так со своим царём разговаривать, вошь навозная!
— Всё, — кивнул, поигрывая ножом Мохина. — Нет у него более ничего.
— Вот и славно, — я осторожно прислонился к дереву, кривя губы от боли. — Подождите тогда в сторонке немного. Мне с князем с глазу на глаз поговорить нужно. И ты иди, Василий Григорьевич.
— Я недалече буду, государь, — поклонился мне боярин.
Кто бы сомневался. Уж кто-кто, а Грязной с меня глаз не спустит. Вон и мой незапланированный забег по лесу оперативно проконтролировал. Но что характерно, с собой только Тараску с Мохиной взял, а своих холопов у брода оставил. Мгновенно сообразил, что ни к чему им о том, что здесь произойдёт, знать.
— А я ведь тебя поначалу не узнал, Федька, — сплюнул кровью себе на грудь Рубец-Мосальский. — Думал, сгинул ты, когда в прошлом году на Кавказ убегал. А оно вон как повернулось.
— Потому и матушку мою резать пошёл, что расплаты не боялся? — не обратил я внимание на очередное оскорбление князя. Плевать я хотел на его оскорбления, тем более, что их не слышит никто. Это он от отчаяния дерзит. Хотя, нужно признать, что Рубец Мосальский, хоть и сволочь приличная, но держится хорошо. Лебезить и о пощаде молить, и не думает. — Это ты, князёк, большую глупость сотворил. И ведь Бога не испугался, когда свою государыню убить решился.
— Отмолил бы, — неприятно оскалился Рубец и сменил позу, попытавшись усесться поудобнее. — А только не было у меня другого выхода, кроме как на душегубство решиться. Кем я был до того? Князьком худородным. А так в бояре вышел, чин немалый получил, в ближниках при новом государе состоял! Опять же род свой возвысил!
— Ненадолго, — криво усмехнулся я. — И сам сдохнешь сейчас. И весь род твой поганый я под самый корень изведу. Так-то, Васька!
— Эва размахнулся! — не дрогнул Мосальский. — Ты престол себе сначала верни, Федька! Чтобы на Москву править вернуться — сила нужна, а войска у тебя за спиной я что-то не вижу. Или ты на Грязного надеешься? Так он тебе с войском не поможет. Он ныне на Руси никто, даром, что ближником самого Грозного был! — презрительно сплюнул князь.
Я усмехнулся, не сводя глаз со своего врага. Вот же змеюка ядовитая! Сам практически в могиле уже лежит, а всё ужалить побольнее норовит. Не мечом, так словами ранить. И хамить при этом не забывает.
— Войска у меня, и вправду, нет. Тут ты меня уел, — признал я, глядя прямо в глаза князю. — А всё же моё положение теперь не так безнадёжно, как
