Второй шанс (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
А дальше в наш класс заявилась очкастая и дотошная девица, представившаяся секретарём комитета комсомола училища Еленой Фроловой. Память услужливо подсказала, что она была выпускницей пединститута, а когда я учился на втором курсе, её перевели инструктором в райком комсомола. Нас, комсомольцев, поставили на учёт, дабы мы не забывали платить взносы, после чего был избран комсорг группы, которым стал Сергей Стрючков, на удивление не оказавший очкастой почти никакого сопротивления, кроме фразы:
– Может быть, кто-то сам изъявит желание?
– Я успела изучить дела будущих учеников, и знаю, что в школе ты был твёрдым ударником, вёл активную общественную жизнь, так что других вариантов я не вижу, – строго заявила Фролова, поправляя очки на веснушчатом носу. – И между прочим, у вас в группе ещё семь ребят, которые не состоят в комсомоле. Надеюсь, к концу первого курса этот недочёт будет исправлен.
Я уже знал из прошлой жизни, что этим дело и закончится, и помню, как тогда в первый день учёбы, узнав, с какой характеристикой Стрючков пришёл в училище, удивился его выбору. Твёрдый ударник, активист, он легко мог перейти в 9 класс, а затем поступить в ВУЗ, однако почему-то выбрал средне-специальное учебное заведение. Позже выяснилось, что его отец, как и у Маслова, работает машинистом, и он тоже решил пойти по стопам родителя.
После того, как разобрались с комсомольскими делами, все отправились в библиотеку училища получать учебники за 9 класс плюс специализированную литературу. Библиотека располагалась на втором этаже по соседству с кабинетом стоматолога. Да-да, в нашем училище даже такой имелся, хотя и работала в нём приходящий из поликлиники врач. Как гласила табличка, кабинет работает по вторникам и четвергам с 9 утра до 12 часов дня. Зубы врачиха не рвала, только сверлила, и я прекрасно помнил, как этой осенью, кажется, даже менее чем через месяц, она поставит мне цементные пломбы на два зуба. Причём сверлить и удалять нервы будет без анестезии. Я невольно вздрогнул, представляя, что мне предстоит пережить. А деваться некуда, к стоматологу проверять зубы нас отправляли в принудительном порядке. Невольно провёл кончиком языка по зубам, вспоминая, какие из них подлежат ремонту.
Наконец вся эта суета закончилась, и нас с потяжелевшими сумками, портфелями и авоськами отпустили до завтра.
По пути зашёл на Кураева в клуб «Ринг». Словно и не было сорока лет, когда я последний раз переступал порог клуба. Так-то я в течение жизни я частенько проходил мимо, но почему-то стеснялся зайти, тем более что Храбскова не стало ещё в 90-е, оказалось, у него были проблемы с сердцем, которые он не афишировал, а более молодыми тренерами я не был знаком.
По случаю 1 сентября тренировок не было, но клуб оказался открыт, а сам Валерий Анатольевич в небольшом спортзале отрабатывал удары по мешку, только вместо боксёрских перчаток на его руках были шингарты, или, как мы их называли, шингарки.
– А, Варченко! – почему-то немного смутившись, сказал он, когда с порога зала поздоровался. – Ты чего пришёл-то? Сегодня же 1 сентября, выходной, тренировка завтра.
– Вот я и пришёл узнать, когда мы тренируемся. Теперь узнал – так что пойду дальше до дома.
– Погоди… Хорошо что ты зашёл. У нас через две недели первенство области, я в твоём весе хотел Димку Мамина выставить, но он парень, сам знаешь, без царя в голове, может начудить и не прийти. Давай-ка подстрахуемся, я и тебя тоже заявлю, готов выступить?
– Почему бы и нет?
Я пожал плечами, почувствовав лёгкий выброс адреналина. Это я удачно зашёл. В той жизни мне такого предложения не делали, а Мамин, помнится, и в самом деле проигнорировал соревнования, тренер как в воду глядел. Потом оправдывался, что его срочно в деревню к бабушке отправили огород копать. И по идее Храбсков должен был Димку отчислить, но в очередной раз сделал скидку на его талант. И, кстати, следующий турнир, в ноябре на первенство города, Мамин выиграл, в финале как раз одолев меня.
А первенство области, между прочим, являлось отборочным турниром к первенству РСФСР. Вот было бы здорово выиграть область и поехать на всероссийский турнир!
– Тогда я тебя заявляю. Принесёшь разрешение от родителей, надеюсь, они не будут против. Перед турниром, как обычно, медобследование в диспансере, ну у тебя вроде хронических болячек нет… И старайся тренировок не пропускать, сейчас для тебя наступает ответственный момент.
– Ну как, сынок, первый день в училище? – с порога задала вопрос мама, вернувшись с первой смены.
– Нормально, мам, пока эмоции позитивные. Оборудование в классах вполне современное, педагогический коллектив профессиональный и отзывчивый, ребята в группе дружные, – отрапортовал я, словно по бумажке. – А ещё Валерий Анатольевич заявляет меня на первенство области по боксу. От тебя нужно будет разрешение.
– Ох, там же тебя побить могут…
– Мам, ещё неизвестно, кто кого побьёт. Кстати, я ужин приготовил, картошку на молоке с тушёнкой помял. Ничего, что я тушёнку взял? Тогда садись есть, я сейчас чайник поставлю.
Вечером мы вместе смотрели телевизор, потом мама легла спать, а я, включив настольную лампу, положил перед собой стопку листов дешевенькой бумаги формата А-4, которые мама частенько приносила с работы просто потому, что была возможность принести (а в советское время несли всё, что плохо лежало). Кстати, в это время формат А-4 ещё не существовал, он назывался 11-й формат, что, в общем-то, сути дела не меняло. В общем, сел писать начало будущей книги. Той самой, о которой размышлял сегодня с утра по пути в училище. Зачем откладывать дело в долгий ящик, когда никто не мешает приступить к его осуществлению прямо сейчас?! Сверху первого листа написал название: «Остаться в живых». Да, помню, был такой сериал, даже два, один американцы сняли про попавших на, как им казалось, необитаемый остров, а второй уже позже наши – про Великую Отечественную. Пока же это словосочетание никто не застолбил, так что имею полное право его использовать.
Через два часа, уже лёжа в постели, думал, что когда закончу, а это, наверное, ближе к зиме (хотя фиг его знает, я последние лет двадцать набирал исключительно на компьютерной клавиатуре, а тут ручкой приходится писать), то придётся договариваться с какой-нибудь секретаршей, чтобы перепечатала книгу. Так что надо снова копить дензнаки, за просто так никто такую работу проделывать не будет.
Идея собирать стеклотару меня совсем не прельщала. Может и правда на станцию устроиться разгружать вагоны? Ну а что, парень я так-то крепкий, общей картины, думаю, не испорчу. Или можно на стройку податься, уж траншеи копать да цемент таскать у меня силёнок хватит. Правда, всё это по большому счёту копейки, но если трудиться усердно – на оплату секретарши можно наскрести. В смысле, на оплату её труда, а не то, о чём некоторые подумали.
Блин, жаль, что у меня нет печатной машинки. Вот тогда бы точно не заморачивался, а тупо стучал бы по клавишам. После армии я снова пришел в депо, но уже учеником кузнеца: ездить ночами, как я уже упоминал, меня совсем не прельщало. И вот тогда я решил всерьёз занятья литературным трудом, начал откладывать с зарплаты, и через полгода купил небольшую пишущую машинку «Любава». Меня ещё пугали рассказами, что каждая проданная машинка регистрируется соответствующими органами, однако меня никто никуда не вызывал и контрольных экземпляров отпечатанного текста не требовал.
Конечно, печатать на машинке – тот ещё геморрой, с одной только лентой так наваландаешься, что проклянёшь всё на свете. Но альтернативы-то не было, это в Штатах вскоре появятся первые персональные компьютеры, на которых можно будет набирать текст и сохранять на гибкую дискету, а в СССР… В СССР «персоналки», несколько я помню, появились перед самым развалом страны, во всяком случае лично я впервые увидел такую машинку летом 1991 года. И конечно же, это была импортная IBM, а не что-то естественного производства[7].
