Страшно сказать. Когда молчание ребенка говорит громче слов - Кэти Гласс
Оскар явно не знал, что на это ответить, поэтому поцеловал ее еще раз и подошел ко мне.
– Я позвоню вам в восемь, – напомнила я Роксане.
– Да, пожалуйста, – сказала она и высморкалась. – Вот мой новый номер. Полиция забрала мой старый телефон.
Я взяла листок бумаги, который она протянула мне, и мы с Оскаром ушли.
Полностью захваченный собственными эмоциями, Оскар на самом деле нуждался в том, чтобы видеть свою мать сильной, однако я понимала, почему она не могла быть сейчас такой. Новость о том, что Оскара насиловали и это дело рук людей, которым она доверяла, явно стала для нее большим шоком. Но таково большинство подобных случаев. Чаще всего детей насилует кто-то из близкого окружения, кого они знают. Угроза со стороны опасных незнакомцев – редкость. Как правило, родители знают насильника и верят ему – это может быть друг, родственник или сосед. Педофилы коварно добиваются расположения родителя и часто выбирают своей мишенью одиноких матерей и отцов, не жалея времени на то, чтобы установить отношения с ними и их семьей, прежде чем нанести удар.
Я дождалась, пока Оскар ляжет в постель и заснет, прежде чем позвонить Роксане. Я устроилась в гостиной и закрыла дверь. Паула была в своей спальне, а Адриан и Люси ушли, хотя они и не должны были вернуться поздно, так как утром им нужно было на работу. Когда я набрала номер Роксаны, было ровно восемь. Она ответила сразу же.
– Это Кэти.
– О, большое вам спасибо за то, что позвонили. Я не знаю, что мне делать, – сказала она и залилась слезами. – Простите, я в ужасном состоянии, – сквозь сдавленные рыдания продолжила она. – Мой адвокат не сможет принять меня до следующей недели. Теперь мне ни за что не вернут Оскара, и моя сестра говорит, что это моя вина. Я не вижу никакого смысла в…
– Роксана, – перебила я ее. – Я знаю, что это свалилось на вас внезапно и стало ужасным шоком, но не теряйте надежды. Никто не винит вас в насилии, совершенном по отношению к Оскару, или в том, что вы знали, что он подвергался насилию. Он говорил мне несколько раз, что он не рассказывал о происходящем вам, и я передала это Эндрю.
– Спасибо. Но я все равно чувствую себя виноватой. Я должна была быть внимательнее и смотреть, с кем его оставляю. Я знаю, что думает полиция – что я плохая мать, раз оставляла его и уезжала, но я должна была.
– Вас допрашивала полиция? – спросила я.
– Да, допросили всех в доме. Они провели обыск у нас сегодня утром в пять часов. Некоторые из нас даже еще спали. Полицейские допросили нас всех, но Михая и Кодрина среди нас не было. Я не знаю, где они сейчас.
– Михай и Кодрин – это те двое мужчин, которые насиловали Оскара? – спросила я.
– Да. Я сказала полиции, как их зовут, но больше я ничего не знаю о них. Михай был другом кого-то из тех, кто жил в этом доме в прошлом году. Когда ему и Кодрину понадобилось жилье, у нас была свободная комната, и мы позволили им въехать. Здесь это часто случается. Люди приходят и уходят, и нам нужно, чтобы дом был полон, если мы хотим платить по счетам и посылать деньги родным. Они казались нормальными людьми, но до того, как они пришли жить к нам, я была с ними не знакома. Откуда я могла знать, что они извращенцы? – Она замолчала, ее вновь захлестнули эмоции.
Разумеется, Роксана не могла этого знать. «Извращенцы» – педофилы – внешне часто столь же нормальны, как любой другой человек, однако, как теперь стало понятно и ей самой, было ошибкой с ее стороны оставлять Оскара с незнакомцами.
– У меня никогда раньше не было проблем с полицией, – продолжила она сквозь слезы. – Мы все сейчас под подозрением. Полицейские забрали наши айпады и смартфоны. Я чувствую себя преступницей. Я вынуждена была купить дешевый телефон, так как он нужен был мне для работы и для того, чтобы звонить моей сестре и Луке.
– Это обычная процедура, – сказала я. – Полиция вернет вам ваши девайсы, когда закончит работать с ними.
– Да, они так и сказали. Я чувствую себя грязной. Как мне теперь вернуть Оскара? Я честно понятия не имела, что его насиловали, иначе я бы сделала что-нибудь. Почему он не сказал мне?
– Он был слишком напуган. Они угрожали ему, и ему понадобилось много времени, чтобы решиться признаться мне, – дипломатично сказала я. Но, конечно, Роксане следовало быть с сыном, находить время слушать его, задавать ему правильные вопросы и уговорить его поделиться с ней тем, что его волнует. И именно этого она не делала.
Не то чтобы я обвиняла ее в случившемся, но будь у них более близкие отношения, Оскар мог бы доверять своей матери и делиться с ней сокровенным. С момента публикации мемуаров о моей работе временного приемного родителя мне, к несчастью, приходилось слышать от многих взрослых, которые в детстве подвергались насилию и пытались рассказать об этом, что их не слушали или им не верили.
– Как Оскар? – наконец догадалась спросить Роксана. – На контакте он, кажется, был в порядке.
– Я сомневаюсь, что он в порядке, – сказала я. – Я думаю, что внутри него много чего происходит, о чем он не говорит нам.
– Вы думаете, там было что-то еще? – спросила она с ужасом.
– Я не знаю, но даже если нет, Оскару понадобится время, чтобы исцелиться. Будет прекрасно, если вы сможете быть с ним дольше на контакте. Вы просили об этом Эндрю?
– Нет, это невозможно, – сказала она. – Я звонила в агентство, я не могу изменить мою вечернюю смену. Оскар не будет возражать.
Эти слова заставили меня задуматься о том, как много Роксана извлекла из того, что произошло, и насколько она готова измениться, чтобы вернуть себе опеку над сыном.
Глава семнадцатая
Страдающий
Роксана была права, когда говорила, что Оскар выглядит так, будто он в порядке. Так и было – внешне, – хотя я понимала, что внутри его долго еще будут клокотать боль и гнев из-за жестокого обращения. Никто из подвергавшихся насилию не выходит из этого невредимым. Смятение Оскара так или иначе должно выйти на поверхность.
На следующий день и в выходные Оскар был, как обычно, тихим и держался чуть в стороне от всех, хотя много раз просил меня обнять
