Агапея - Булат Арсал
Настроение, конечно же, у всех было очень праздничным, тем более что в большой России, частью которой наконец-то стала Донецкая Народная Республика, была объявлена мобилизация для восполнения союзных войск, истощённых боями с самого начала спецоперации. Никто не переживал за свадебным столом, что где-то в глубинках большой страны со слезами на глазах и под пьяную гармошку провожают разновозрастных мужиков их матери, жёны и дети на войну, которая для абсолютного большинства из них была чем-то далёким и чужим долгие восемь с половиной лет.
Каждый житель Донбасса, не сбежавший из горящего дома в благоуханную Европу или не затаившийся в российской периферии, воспринимал новости из Москвы как должное, долгожданное и обещанное. Защищать Русский мир и оставаться с самого четырнадцатого года непризнанными самой Россией было как-то и обидно, и малопонятно. Простому обывателю или тому же добровольцу из Донецка или Луганска не нужно было объяснять политические подоплёки межгосударственных интриг. Народ просто верил, что помощь придёт. Не думал, что так долго, но верил. Другое дело, когда российские добровольцы, так и не дождавшись решения главнокомандующего, бросив бизнес, уют и семьи, приезжали с весны четырнадцатого до самой мобилизации в сентябре двадцать второго.
Им было очень обидно слышать, что Россия до самой спецоперации не считала себя стороной конфликта.
Теперь всё встало на свои места. Теперь пусть и другие повоюют за матушку Россию. А что не так-то? Вы выбирали Президента? Вы доверили страну и курс её развития в его руки? Вас устраивает та самая вертикаль власти, не допускающая даже мизера на недовольство или выражение своих мыслей? Вы драли глотку на организованных митингах в поддержку войны против украинской хунты? Может, все думали, что проявление патриотизма под флагами на площадях на этом и закончится?
Если всё так и было, тогда никакие претензии не принимаются. Вот вам оружие, вот вам амуниция, вот вам деньги, которых ни вы, ни мы никогда не видели, и «Вперёд, парни, на войну!». Здесь вам будет достаточно места и поводов для героического подвига. А у нас тут свадьба. Свадьба двух любящих сердец, успевших хапнуть своей войны ой как предостаточно и почти по самую макушку. Да и для них война ещё не закончилась. Дайте же людям перевести дух и просто построить свою молодую семью…
Через день после регистрации Павел получил отпуск, и молодые наконец выехали в Россию.
* * *
Паулина была в радостном предвкушении от знакомства с золовкой, которую уже готова была назвать старшей сестрой. Дом давно был приготовлен к торжеству. Тёплые дни затянувшегося до середины октября бабьего лета позволяли устроить гулянку по поводу приезда Павла с молодой женой прямо во дворе, который Паулинка с утра успела тщательно подмести несколько раз.
Соседи, как это водится в русский селениях, не остались в стороне и всей улицей вложились в проведение свадьбы. Казалось, волнение охватило не только мать и сестру, но и многочисленных сельчан, успевших с двадцать второго сентября проводить не менее десяти односельчан в зону проведения специальной военной операции. Похмелье, стоявшее в мужских головах с последних проводов, рисковало перерасти в новый виток беспробудного пированья с дальнейшим переходом в состояние дипсомании, то есть алкогольного сумасшествия. Но такова Россия, и никуда от этого не деться, да ещё при стечении таких знаковых традиционных поводов, как деревенская свадьба и проводы на войну.
Дорогая чёрная иномарка, редко заезжавшая на улицы Пашкиного села, бесшумно подъехала к воротам его родного дома, когда солнечные лучи уже не грели, но ещё продолжали светить из-за горизонта, куда медленно, но верно небесное светило укладывалось на ночь.
— Здравствуй, мама! — воскликнул Павел, заключив в объятья мать, которая только и ждала за воротами приезда дорогих гостей.
Из-за руля и первым после Павла из машины вышел Рагнар, который помог выйти со своей стороны супруге и направился знакомиться к хозяйке дома. В это время из-за ворот показалась широко улыбающаяся Паулинка в зелёном цветастом платьишке под белой кофтой. Она радостно бросилась к брату на шею, звонко поцеловала того в обе щеки и тут же заглянула за его спину. Агапея, несколько смущаясь, осторожно встала позади Павла и взяла его обеими руками за локоть. Бросив робкий взгляд на маму Павла, она тихо произнесла:
— Здравствуйте, Прасковья Ивановна. Меня Агапеей зову т.
Прасковья расплылась в доброй улыбке, протянула обе руки к невестке, чмокнула три раза в щёки и мягким голосом ответила:
— Здравствуй, дочка. Не бойся, милая, ты теперь дома.
Тут же подскочила Паулина, которая прижалась к Агапее, будто они были знакомы сто лет и вот так долго не виделись, что теперь её не оторвать от сестрички.
Потом был вечер долгих разговоров за столом во дворе. Рагнар много рассказывал Прасковье о сыне как о настоящем боевом товарище. Не забыл рассказать, как и Агапея в дни тяжёлых боёв спасала в подвале дома стариков и женщин с детьми. Пашка больше смущался, а сама Агапея всё время старалась больше расспрашивать о лицах на фотографиях из семейных альбомов, которые натащила за стол Паулина. Девушки сдружились буквально с первого мгновения, и скорее всего, потому, что их объединяло очень общее — любовь к Павлу. Любовь жены и сестры.
Когда Рагнар с Марией и Паулинка ушли на отдых, а Павел с Агапеей остались на лавочке у ещё тёплой стены дома, к ним вышла мать.
— Ну, вот мы теперь и знакомы, Агапея, — начала разговор Прасковья, поправляя всегда сбивавшийся платок.
— Я так рада, что мы здесь, и мне Павел так много о вас рассказывал. Здесь хорошо. Я ведь в деревне никогда не бывала.
— Это, доченька, не деревня, — ласково поправила свекровь невестку. — Это настоящее село, где и Дом культуры, и церковь, и школа большая, и библиотека, каких в области поискать. Да и дворов у нас аж семь сотен. В деревнях издревле церквей не ставили, чем и выделялось село. Это как у казаков станицы от хуторов отличаются.
— А Паша мне ничего этого не
